Клинок Тишалла - Мэтью Стовер

А Делианн был так рассудителен, так разумен, так терпелив и понятлив… так красноречив…

– Ну, я знал, что от короля мне полагается отдарок, – продолжал чародей равнодушно, голосом, лишенным даже боли, – но почти ожидал, что нас в ответ выставят за порог пинками. По рассказу Торронелла выходило, что его при дворе не привечали лет триста. Смысл нашей затеи был в том, чтобы загнать Воронье Крыло в угол, чтобы он волей-неволей должен был разрешить Ррони вернуться. А вот чего мы знать не могли – что скандал, испортивший Ррони жизнь, разрешился пару веков тому обратно и Воронье Крыло уже несколько десятилетий искал повода отменить изгнание.

– Ну что, – заметил Томми, – неплохая история получилась, верно? Со счастливым концом.

– Ага, – отозвался Делианн, – если закончить ее на этом. Проблема в том, что это история из жизни. – Он закрыл глаза. – А истории из жизни заканчиваются только смертью.

Хотя сцена в его памяти была отчетлива, словно фантазм, он не слышал голосов, радостных криков придворных, которые разнеслись по залу, когда Торронелл откинул капюшон. Память была глуха, как вестовой черен в руках Кайрендал.

Тот черен продемонстировал, чем закончилась дорога длиной в двадцать пять лет, начиная с первых дней в Анхане, когда Делианн держал Торронелла за плечи, покуда тот потел, и дрожал, и выворачивался наизнанку в наркотическом отходе. Чем кончились месяцы и годы мучительной неразрывной связи с глубоко несчастным феем. Делианну нечего было предложить принцу, кроме понимания и дружбы, и Торронелл платил ему верностью настолько преданной, что при дворе она вошла в поговорку. Никто не осмеливался сказать хоть слово против Делианна, если оно могло достичь ушей Торронелла. Четверть века они были нераздельны; «Делианн и Торронелл» стало единым словом.

– Вот чем кончается эта история, – медленно промолвил чародей. – Я явился сюда, потому что знал Кайрендал много лет назад. Я принес чуму в «Чужие игры». Торронелл заразился от меня, потому что я был его лучшим другом, его братом и принес заразу в Митондионн. История кончается тем, что гибнут Пишу, и Туп, и все остальные. – Он тупо уставился в огонь. – И вся моя семья.

– Твоя семья?

– Да. Мы с Ррони на двоих стерли с лица земли весь царский род перворожденных. – Он посмотрел Томми в глаза. – Весело?

Хуманс глянул на него искоса.

– Точно? Весь дом Митондионн? Ты уверен?

– Так считает Кайрендал. Так уверяет нас вестовой черен, – с запинкой проговорил Делианн. – Я могу только молиться, чтобы мы ошиблись.

– Да пропади я пропадом! – Томми покачал головой. – Ну точно, все в тартарары!

– Что? О чем ты?

Вышибала развел руками.

– Может, я напутал чего, – заметил он. – Ваших перворожденных дел я знаток невеликий…

– Каких дел?

Томми открыл было рот, закрыл, открыл снова, потом почесал затылок, нахмурился, откашлялся раз-другой.

– Ну разве это не значит… типа…. – выдавил он наконец, скорчив гримасу, будто хотел сказать: «Я и сам знаю, как это нелепо звучит». – Разве при этом не выходит, что ты эльфийский король?

Делианн молча уставился на него.

Томми пожал плечами.

– Ну я же говорю, что не знаток.

Голос потрясенного Делианна прозвучал настолько тихо, что едва был слышен за треском огня в очаге.

– Ой, – только и смог произнести он. – Господи…

7

Потом начали подходить люди. Короткий стук, мрачное «Чего хочешь?» со стороны Томми, короткий ответ, и в комнату без окон просачивался, приоткрыв дверь, очередной гость. Одни были громилами вроде Томми, другие пониже ростом и похлипче, писари; вроде была пара почтенных лавочников – один пухлый и мрачный, другой тощий и смешливый.

Общей у них была манера вести себя: словно любое занятие полностью поглощало их, беседовали они вполголоса, или разглядывали чародея, или просто грели руки у огня. Они словно не думали ни о том, чем будут заниматься дальше, или что случилось утром, или как они выглядят, или нравятся ли собеседнику, или могут ли похвалиться остроумием.

Они были заняты лишь тем, чем были заняты.

При виде их Делианну вспомнился Хэри Майклсон, любивший много лет назад приговаривать: «Когда жрешь – жри. Когда спишь – спи. Когда дерешься – дерись».

Сквозь путающую мысли лихорадку, сквозь все случившееся за день Делианн не сразу распознал общее звено в ответах на грубое «Чего хочешь?» Томми. Ответы все были разные, потому-то чародей не сразу заметил, что объединяло их. Один сказал: «Зайти хочу», другой просто: «Выбора», третий: «Удобного кресла перед очагом», четвертая: «Хорошего отца моим детям».

Не сразу Делианн понял, что бурчание Томми было больше, нежели грубое приветствие. Это был вопрос. Тот же вопрос, что он задал Делианну.

Пароль.

– Эта комната… – пробормотал чародей изумленно. – Вот почему здесь нет окон…

– А то ж! – Томми ухмыльнулся. – Нонче нам вместе показываться для здоровья вредно.

– Вы кейнисты … – выдохнул Делианн.

– Я тебе уж говорил, – фыркнул Томми, – вам, умникам, самые простые вещи по тридцать раз объяснять надо.

Общий смех был теплым, как дружеское объятье. Постучали снова, и Томми рыкнул «Чего хочешь?», но из-за двери донесся не ответ.

– Томми, это Кайя. Впусти.

Воцарилась мертвая тишина.

– Черт, – Томми вздохнул, – они его сломали… – И тогда дверь вылетела, комнату с воплями заполнили люди в сером под звонкий перестук ручных арбалетов. Стрелы вонзались в лица, тела, головы почти в упор, так что наконечники пробивали людей насквозь, вылезая наружу в фонтанах крови и костной крошки. От их ударов кейнисты, визжа, падали на пол, а Делианн мог только взирать на них, беззвучно выдыхая: «О нет…»

– На пол на пол на пол на пол на пол! – орали люди в сером. – Лежать руки на голову на пол!

К чародею вернулся дар речи.

– Нет, – проговорил он.

В дверь протискивались все новые солдаты, арбалет за арбалетом нацеливались на Делианна.

– Лежать!

Делианн поднялся со стула. Пламя за спиной очерчивало его силуэт червоным золотом.

– Хватит смертей.

– Не ляжешь – будет больше, – предупредил один.

– Пожалуй, ты прав, – грустно ответил чародей, и пламя за его спиной взметнулось из очага, словно феникс, расправив над комнатой крылья – крылья, окутавшие Делианна, словно плащ, в огненном объятье.

Стрелы сорвались с тетивы, но Делианн остался стоять.

8

Дождь шел несильный, мелкий – он едва мог отпугнуть ворон от тела Туп.

Старый, усталый, болотистый дождь, тепловатый, точно плевок, грязный, густой от пепла и дыма, которые вполсилы пытался смыть с небес. На белой рубахе Делианна он оставлял смутно видимые блуждающие серые пятна, словно негатив пятен пота. Капли падали в Великий Шамбайген, не оставляя ряби; здесь, на окраине Города Чужаков, воды реки были безнадежно перемешаны с промышленными отходами, смазкой, городскими стоками. Поверхность реки казалась гладкой, она перекатывалась под нефтяной пленкой, словно кишки в пластиковом пакете.