Прогулка по висячему мостику - Екатерина Трубицина

— Не знаю… Я, к примеру, всегда радуюсь, когда что-то получается.

— Я тоже этому радуюсь, но всегда происходит так, что в момент, когда понимаешь, что получилось, как раз таки и начинается этап воплощения идеи в реальность — то есть то, что я имела в виду, говоря о пути к цели.

— Извини, но я не совсем понял…

— Ты думаешь, я затеялась бы с покупкой нового оборудования, да еще и с такой его доводкой, которую мы с тобой проделали, если б изначально не знала, что у меня получилось?

— Ты хотела сказать, что у тебя получится?

— Нет. Я сказала именно то, что хотела: у меня получилось. Видишь ли, сейчас лишь окончательно воплотилось то, что у меня получилось еще до поездки на выставку.

— Извини, позволь полюбопытствовать, а все ли твои идеи находят такое воплощение?

— Я никогда не хватаюсь за идеи, требующие хоть сколько-то независящего от меня воплощения, если не вижу его реальных источников.

— А разве может быть, чтобы воплощение идеи не зависело от каких-либо объективных обстоятельств?

— У инженеров, наверное, нет. Но художнику, для воплощения идеи зачастую вполне достаточно листка бумаги и простого карандаша.

— Я согласен с тобой, но что ты потом делаешь с этим листком бумаги?

— В смысле?

— Для того чтобы кто-то купил простой лист бумаги даже с самым гениальным рисунком на нем, нужно иметь имя, определенный статус в этой среде.

— А зачем его должен кто-то покупать? Знаешь, я глубоко убеждена, что для ощущения полноты жизни нужно делать лишь то, что считает необходимым твоя суть, независимо от того принесет ли это какие-либо материальные плоды или нет. И вообще, если что-то стоит делать только ради денег, этого делать не стоит.

— У меня похожий подход. Я всегда отказываюсь от пусть даже очень высокооплачиваемой работы, если она мне неинтересна, но при этом не считаю нужным тратить время на то, за что не платят.

— Точнее то, за что оплата не гарантирована, так?

— Да.

— Знаешь, в моей жизни был сложный в материальном отношении период. Однако я считаю его таковым лишь постольку, поскольку так считали окружающие. Даже тогда у меня каким-то чудесным образом всегда оказывалось то, что мне необходимо для жизни, хотя я никогда специальных усилий к этому не прикладывала.

— Я заметил, что тебе для жизни нужно не так уж много.

— А разве кому-то нужно больше?

— Ну, если рассматривать только самые жесткие естественные потребности, то, наверное, нет. Но человеку свойственно, помимо простого жизнеобеспечения, стремиться к удовольствиям — именно на них хорошо обеспеченные люди и тратят львиную долю своих личных средств.

Ира рассмеялась.

— Знаешь, обеспеченные люди, как правило, действительно львиную долю своих личных средств тратят на удовольствия, я же, то, что мне требуется для получения удовольствия, обретаю, как минимум, бесплатно, но чаще всего это имеет и материальное выражение, только не в качестве расходов, а в качестве доходов. К примеру, тот же лист бумаги с рисунком, выполненным простым карандашом. Я получаю немыслимое удовольствие, работая над ним. К чему же мне непременно рассчитывать на то, чтобы его кто-то купил? Ведь я уже получила от него все, что хотела? Но если все же находится тот, кто готов выложить за него кровью и потом доставшиеся купюры — у меня появляется то, что необходимо для поддержания моего тела в живом состоянии.

— Ир, не поверю, что ты в своей жизни ничего не делала ради денег!

— Естественно, я многое в своей жизни делаю и ради денег тоже, но никогда только ради них, — Ира глянула на часы. — Между прочим, нам уже давно пора выходить.

Новый цех жил своей, уже успевшей стать вполне привычной, жизнью. Около трех часов дня подъехал Радный, и Рауль с Ириной, еще раз окинув взглядом свое детище, отправились вместе с ним в ресторан, где их ждал торжественно накрытый прощальным обедом стол. Обед плавно перетек в ужин.

Поезд Рауля отправлялся в Питер, откуда он потом на самолете должен был лететь к себе домой, в начале девятого утра. Конечно, это не так чтобы уж совсем рано, тем более что до вокзала рукой подать, но все же утром времени на сборы особо не оставалось, так что около восьми торжественное мероприятие подошло к концу. Вопрос о времени отъезда Иры не поднимался, и она сама всеми силами старалась его не колыхать, рассчитывая, что ей представится возможность не трястись сутки в поезде, а воспользоваться проходом. Однако, Рауль, в конце концов, все же спросил:

— Ира, а ты когда уезжаешь?

Ира чуть притормозилась с ответом, и Радный пришел ей на выручку:

— Геннадий просил Ирину дождаться его возвращения.

— А-а… — задумчиво протянул Рауль, сверкая своей ослепительной улыбкой.

Машина подъехала к парадному входу гостиницы. Радный вышел вместе с Ирой и Раулем — он по дороге договорился на какую-то встречу в отеле. Они с ним еще немного посидели в баре и лишь после этого направились к лифтам.

В лифте ехали молча, и только когда он остановился на этаже Рауля, тепло попрощались, после чего Рауль вышел и, не оборачиваясь, пошел к себе. Ира какое-то время смотрела ему вслед, а затем нажала кнопку своего этажа. Дверцы уже почти закрылись, когда она услышала его истошный крик:

— Ира!!!

Рауль буквально одним прыжком оказался у лифта, и его стремительно влетевшая между створок ладонь заставила их открыться.

— Ира… — с трудом переводя дыхание, повторил он почти шепотом.

Он смотрел на нее неистовым печальным взглядом целую вечность, а потом вдруг очень твердо сказал:

— Идем, — и, взяв ее за руку, увлек за собой.

Ира не сопротивлялась и ни о чем не спрашивала. Она впала в некий вакуум, который потихонечку сказал ей, что она ничего не делая, тем не менее, сделала все и победила, а потому имеет полное право победителя на все, чем обладает побежденный.

Лишь после того, как Ира оказалась в его номере, и дверь закрылась, Рауль отпустил ее руку. Ира спокойно прошла вглубь комнаты и села в кресло. Щелкнуть выключателем, чтобы зажечь лампочку, никому в голову не пришло, и комната освещалась лишь отблесками уличных фонарей, пробивающимися сквозь полуприкрытые шторы. Рауль опустился на пол рядом с креслом, на котором сидела Ира. Он оперся руками о подлокотник и положил на них голову.

— Ира, — бархатистое звучание его тихого говора разлилось по комнате, заполнив собой все ее пространство, — в моей жизни всегда все происходило правильно. Я старался во всем и всегда. И всегда, затратив положенное количество усилий, получал то, к чему стремился.

Я рос в благополучной семье и прилежно учился в элитной школе. Мое упорство всегда вознаграждалось, и я не без труда, но и без лишних усилий спокойно окончил свое образование в Сорбонне.

Моя дипломная работа получила высокую оценку и вместе с ней лестное предложение от одной из ведущих фирм, которое я с благоговением принял. Мне в жизни ничего не падало с неба, но при этом требовало лишь положенного количества усилий. Через пять лет успешной работы с достаточно ощутимым, но без головокружительных скачков, продвижением по карьерной лестнице, я благополучно женился.

Это был брак по расчету, когда в расчет, помимо прочего, принимаются и взаимные горячие чувства, которые принято называть настоящей любовью. Через год у нас родился сын, а еще через три — дочь. У меня чудеснейшие дети! Послушные, спокойные, прилежные. Жена успешно сочетает свою врачебную практику — она дантист — с заботой о семье. Мы никогда не испытывали ни разногласий, ни равнодушия друг к другу.

Я всегда считал себя очень счастливым человеком. И у меня имелись на то основания. С субъективной точки зрения, я чувствовал себя полностью удовлетворенным во всех отношениях. А с объективной — мог сравнить свое более чем благополучное существование с проблемами, постоянно присутствующими в жизни моих ближних.

Рауль сделал небольшую паузу и продолжал:

— Ира, когда я встретил тебя — мой мир перевернулся. Оказывается, я даже не догадывался о том, что мне в жизни чего-то не хватает. Не догадывался только потому, что и не подозревал о существовании этого. Я до сих пор не знаю, что это… Но я ясно почувствовал это нечто, нечто вокруг тебя, точнее — это нечто между нами. Я не знал и не знаю что это, но я чувствовал, что могу стать его обладателем. Ира, ты, наверное, думаешь, что я несу чушь? Но я правда не знаю, как это передать… объяснить… выразить…

Рауль замолчал, подбирая слова.

— Вообще-то можно объяснить очень даже просто… Я до безумия, немыслимо хочу тебя…

Рауль снова замолчал, пытаясь совладать с возбужденным дыханием.

— Ира, ты, наверное, думаешь, что я стремлюсь прикрыть банальную похоть витиеватыми речами, но это не так. Это не есть обычное, пусть даже и очень сильное, человеческое вожделение. Страстно желая тебя, я отчетливо чувствовал, что если произойдет так, что мы станем близки, мне станет доступным то невыразимое нечто. Я понимаю, что все это звучит напыщенно и глупо, но это так… по крайней мере, иначе я не могу выразить.