Свора - Зов крови - Юлия Колесникова

И тогда я пошел вперед, ища

Причину смятенья птицы той,

Что лежала, нежная, передо мной,

В траве крылами трепеща.

Я глядел на нее и не мог понять,

Что значит ее жалобный крик,

Но я наклонился, чтобы птицу взять,

Ради нашей леди, и в этот миг

Я увидел, что блестящая зеленая змея

Обвилась вокруг крыльев и шеи ее,

Яркой зеленью споря с травой,

К голове голубки прильнув головой.

Она шевелилась, вкруг птицы обвита,

Вздувая свою шею, как вздувала та.

Проснулся… Был полночный час…

Почему-то мы не сели как всегда в гостиной. Самюель приготовила все в библиотеке, и с опозданием я заметила, что она зашторила окна, и поставила проектор на столе отца для бумаг, стояли стопками книги, многие из которых как я догадывалась, принадлежали Грему. Они явно готовились к чему-то большему, чем просто разговор.

Скорее должна была состояться лекция о волках и вампирах. Не очень удивительно, учитывая профессию отца и любовь Грема к точности и вообще наукам.

А вот Бет и Теренс выглядели очень странно. Я лишь теперь заметила, что одета она была не совсем как всегда, да и слишком уж откровенно, как для осени. Тонкие колготки, шерстяные (как мне показалось) шорты, под курткой одна тоненькая шифоновая кофточка. А ее макияж был ярче, чем всегда. Волосы собраны наверх в приподнятой прическе, словно она вот-вот оденет вечернее платье, короче говоря, ее наряд был почти кричащим. Особенно, если учитывать что прежде Бет никогда не одевалась подобным образом.

А Теренс, хоть и тоже оделся легко, но почти во все темное, как бы собираясь на чьи-то похороны, зато лицо его казалось мне необычайно привлекательным, и потому я чувствовала себя возле него неуютно.

— Ты ведь ощущаешь изменения в них? — Калеб и я занялись детьми, чтобы они как можно дальше находились от Евы и друзей-оборотней.

— О, да! — почти ошеломленно выдохнула я. — Возле Теренса мне как-то непривычно — он словно наэлектризован.

Сказав это, я мельком глянула на него, но Калеб не выглядел удивленным или задетым.

— Конечно же, завтра полная фаза луны, так что они теперь сплошные гормоны и феромоны — ходящая машина привлекательности.

Я передернула плечами:

— Говоришь как Прат.

— Это и есть слова Прата, — пожал в ответ плечами Калеб. — Пусть он выражается бездушно, но иногда очень точно.

— А когда он выражается не бездушно? — хмуро отозвалась я. — его вообще стоило бы давно как-нибудь наказать за то, что он повел себя с Евой совершенно не обдуманно.

— Мы уже выносили этот эпизод на обсуждение.

— И когда, осмелюсь спросить? — я возмущенно развернулась к Калебу.

— Вчера, — бесстрастно отозвался Калеб, сложив руки на груди, видимо ожидая от меня речи облечения. — Ты участия не принимала, так как не являешься вампиром, а нам пришлось связаться с одним из членов семьи Человечных.

— Он что был вчера здесь? — я ошеломленно и недоверчиво застыла.

— Ты в каком столетии родилась? — ухмыльнулся Калеб, от чего на щеках проступили ямочки, не такие милые, как у Рики, а скорее соблазнительные, смотря на них, хотелось поцеловать каждую по очереди. — На улице 21 век, и у всех есть Интернет. Мы связались онлайн.

— Не люблю, когда ты так делаешь! — возмутилась я, чтобы скрыть волнение, от рассматривания его лица.

— Как?

— Строишь из себя умника!

— Я и есть умник.

Я не ожидала от Калеба такого самодовольства, а может, его самоуверенность вызвана тем, что было между нами сегодня? И мне это нравилось — передо мной был не восьмидесяти четырехлетний старикан, который вечно напоминал мне о запретах, а парень, с которым я познакомилась больше года назад, такой, каким его знали все — веселым, беззаботным, влюбчивым. И я была рада увидеть Калеба таким, что случалось, не так уж часто, мне ужасно надоела его серьезность, словно он мне отец, а не возлюбленный.

— Ха!

Я не стала ему показывать, как довольна его неожиданно изменившимся настроением. Ни какой серьезности, скупых объяснений — просто Калеб, парень, которому девятнадцать!

Зайдя в комнату близнецов, чтобы проверить успели ли они заснуть за непродолжительное время нашего отсутствия, я, наконец, нашла сумку, которую искала еще внизу. Видимо потащив Соню наверх, я кинула сумку здесь и напрочь забыла об этом. Подняв ее, я запустила руку в поисках телефона и неожиданно натолкнулась на что-то мягкое, сочное и явно раздавленное. Моя груша, о которой я вовсе забыла, а ведь могла ее съесть, по дороге от нашего с Калебом места, чтобы поговорить с Евой.

Увидев мое искаженное неприязнью лицо, Калеб непонимающе и улыбчиво уставился на руку, пытающуюся подобрать все куски груши со дна сумки. Косметичка и зеркало уже стали липкими, как и телефон, но в первую очередь нужно было устранить то, что все эти беды причинило.

— Мой сегодняшний ланч, который ты мне вернул.

Калеб отвернулся было к малышам, но его спина на миг напряглась, и медленно обернувшись, он переспросил. Мягким вкрадчивым голосом, можно было подумать, что он шутит.

— Прости что?

— Ну груша, которую я выкинула. А ты поставил ее в мою машину, и так я поняла, что ты уже не сердишься. Потому и приехала на наше место.

Теперь я немного сердилась, потому что Калеб продолжал играть со мной в удивленные гляделки.

— Ты предполагаешь, что сегодня я был в школе, следил за тобою, а потом подобрал выкинутую тобой грушу и положил в твою закрытую машину?

— Да, а что тут непонятного?

Лицо Калеба перестало быть озадаченным, и он видимо начинал сердиться и хмуриться, будто бы я сказала что-то не то. Продолжая молчать, он проверил одеяльца малышей, и, удостоверившись, что они преспокойно спят, не смотря, на возрастающую энергетику гнева вокруг Калеб потянул меня прочь. А я все еще сердито кусала губы, не понимая, зачем ломать комедию.

— Я сегодня целый день пробыл дома с отцом и Евой, и лишь ненадолго вырвался в город, на наше место, надеясь, что ты приедешь туда. Но я и близко не подходил к школе, и тем более не подбирал твоей груши, и не ставил ее в машину. Твою закрытую машину.

Мы стояли в коридоре, облокотившись на стены, друг напротив друга. И я лишь теперь начала понимать, что Калеб явно не шутит, а его поза настороженная и рассерженная, не смотря на внешнее спокойствие. Я пораженно молчала, и теперь смотрела на измятую грушу, источающую сладкий запах, как на подельника.

— Расскажи, как прошел ленч, — требовательно произнес Калеб, и его голос несколько успокоил. Если он не кричал и не бежал за родителями, значит, все было не так уж плохо. Впрочем, это были просто мысли утешения. Потому что и так понятно, что такое происшествие это плохо.