Новая династия - Дмитрий Иванович Иловайский

также из Москвы князьям Ахамашукову-Черкасскому и Мышецкому с московскими стрельцами и казаками; что придут под Смоленск воеводы и из других мест, а потому стоявшие под Смоленском полковники и ратные люди должны быть надежны и ожидать многих ратных людей на помощь. Таким образом, вместо того чтобы как можно скорее сменить Шеина и удалить войско из-под Смоленска, московское правительство само же одобряет его действия и обещаниями скорой помощи поощряет оставаться на месте и ждать гибели. Очевидно, оно более всего опасалось потерять свой дорогой наряд, т. е. тяжелую артиллерию, которую трудно, почти невозможно было теперь увезти из-под Смоленска, в виду предприимчивого неприятеля. Но вот от 24 сентября пришло донесение, что Лесли и его товарищи с солдатскими полками очистили свои земляные городки под стенами крепости и также убрали в обоз Шеина; утешением должно было служить известие, на которое главным образом и напирал Шеин, что наряд весь успели вывезти в его обоз{34}.

Постоянные дурные вести из-под Смоленска, без сомнения, гибельно подействовали на Филарета Никитича. Здоровье сего почти 80-летнего старца сильно было расшатано страданиями, претерпенными в Смутную эпоху, особенно во время продолжительного польского плена. Мы знаем, что в Москве на патриаршестве он часто хворал. Под 1 октября 1633 г. в дворцовых разрядах наводим краткую запись: «Преставися великий государь святейший патриарх Филарет Никитич Московский и всея Руси». Едва ли можно сомневаться в том, что его угнетала скорбь при виде тяжкой войны, начатой по его настоянию и принявшей столь печальный оборот. А последние известия, красноречиво говорившие, что осада Смоленска уже кончилась, и не только нет более надежды на его взятие, но что и вся отборная русская рать в крайней опасности, — эти известия нанесли ему окончательный удар. Отсюда можно заключить, что оба государя если не вполне, то в значительной степени сознавали безнадежный оборот дела; но они считали политичным показывать доверие и благосклонность воеводам и обнадеживать помощью, чтобы ободрять войско и поощрять его начальников. Такая политика продолжается и после кончины Филарета Никитича. Например, рейтарский и драгунский полковник Шарль Деэберт доносит, что при вступлении в Шейнов обоз он должен был пометать запасы, а теперь и люди и лошади уже терпят крайнюю нужду, уже треть его полка или больше стала пешею, и просил прибавить на его полк кормовых денег. Государь послал Шеину грамоту от 16 октября с обещанием прибавочного жалованья драгунам и с похвалою за их «крепкостоятельство». Шеин доносил государю, что посланная с Григорием Кошелевым казна на жалованье ратным людям еще не бывала под Смоленск по 11 октября; поэтому он занял денег у полковников и других офицеров иноземцев. Из них Лесли дал 4000 руб., Кит 600, Матисон 1400, подполковник Вердул 1200, майор Стей 500 и т. д. Всего таким образом занято у них на государево имя 11 350 р., да от сентября оставалось вместе с вырученными за продажу казенных запасов 11611 руб.; после того не хватило на жалованье за октябрь 15 272 руб., кроме рейтар, которые получили жалованье вперед за четверть года, с сентября по декабрь. Боярская дума приговорила послать полковникам похвалу и обещала, что в Москве им те деньги будут возвращены. Неизвестно, дошли ли эти ответы под Смоленск, так как русская рать уже находилась в польской блокаде.

В это время мы видим усиленную деятельность Боярской думы и Московского разряда по сбору ратных людей на помощь русскому войску и по сбору денежной казны на военные издержки.

По жалобе Шеина на недостаток посохи, в сентябре конных даточных людей, собранных с монастырей, спешили посылать в Дорогобуж, где они должны были ожидать приказаний от Шеина; вслед за тем приговорили собрать посоху в Смоленском и соседних уездах с пяти дворов по одному человеку с заступами и топорами и отвести их под Смоленск. По жалобе Шеина на большие побеги помещиков (ярославцев), новокрещеных и татар, после королевского прихода и по присланным от него спискам, велено у этих беглецов отписать одну четвертую долю поместий и отдать ее тем детям боярским, мурзам и татарам, которые остались и служат под Смоленском «без съезду»; а кто, взяв государево жалованье, совсем туда не явился, у тех отобрать все поместья и отдать служащим. Дворян нетчиков велено из выбора и дворового списка написать «с городом» (т. е. из высших разрядов перевести в низший), причем убавить: из поместных окладов по 50 четей, из городовых денег по 5 рублей, из четвертных окладов по четвертой части; всех нетчиков разыскать и за крепкими поруками выслать на службу, а если кто схоронится, у тех людей и крестьян сажать в тюрьму. Раненых по их излечении также собрать и послать под Смоленск. Еще с согласия Филарета Никитича велено было послать на службу всех патриарших стольников, кроме недорослей; а у последних взять даточных пеших людей с пищалями, рогатинами и топорами. После же кончины Филарета велено его стольников перечислить в стольники и стряпчие царские и выслать на службу в Москву, а также патриарших детей боярских из тех уездов, где они испомещены.

Мы видим распоряжения правительства по дошедшим до нас письменным актам; другой вопрос, насколько эти распоряжения исполнялись и достигали своих целей. Несмотря на все приказания о неуклонном сборе ратных людей и о спешной их посылке, не видно, чтобы сборы были неуклонны, а посылки действительно производились спешно. Так, 8 октября велено Стрелецкому приказу Никиты Бестужева подкрепить передовой отряд князей Василия Ахамашуковича Черкасского и Евфимия Мышецкого, которые стояли в Вязьме; причем «для поспешения» государь указал посадить стрельцов на подводы, по два человека на одну телегу. Ахамашукович Черкасский со своим товарищем назначен был, собственно, под Смоленск на место Богдана Мих. Нагово, который там умер. Но эти два князя, кажется, не ушли далее разоренного Дорогобужа. Да, может быть, и хорошо, что их отряд не успел попасть в руки Шеина, подобно некоторым другим отрядам, первоначально туда назначенным. По крайней мере, они сохранились для дальнейшей обороны государства. А то, что приходило под Смоленск и поступало под начальство Шеина, все равно что попадало в какую-то бездонную яму: так он умел распоряжаться ратными силами!

Когда в Москве узнали о полном обложении Шеиновой рати, то, естественно, перестали направлять подкрепления прямо к нему, а обратили их теперь к тем воеводам, которые собирали новую московскую рать, долженствовавшую выступить против короля, на выручку Шеина. Главным воеводою назначен был князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский, а в товарищи ему дан князь Димитрий Михайлович Пожарский. Конечно, Черкасскому сделано предпочтение перед Пожарским на основании местнических