Персидская гробница. Тигровая Луна. Ребе едет в отпуск - Джеймс Мэйо

class="p1">— А, — ухмыльнулся В. С., — тут вы попали в точку. Когда вы собрались уезжать, я думал, что вы нам сплавите какого-нибудь парня из семинарии, либо шлемазля — хронического неудачника, который не способен найти работу поприличней. Но вы нашли хорошего раввина, да и жена его — мировая женщина.

— Я его не находил, — возразил ребе. — Его нашел комитет, я его никогда не встречал.

— Правда? Я думал, именно вы его нашли. Помните, я пришел на прием, а там стояли вы и Дойчи, так мирно разговаривали, ну и я подумал — впрочем, он все равно хороший человек. Когда он поднимается на кафедру… — тут В. С. выпрямился и оглядел холл, изображая ребе Дойча на кафедре, — и начинает речь таким голосом, что по спине бегут мурашки… Конечно, я не часто с ним общался, но слышал мнение других, и все поражены. Знаете, ему предложили выступить в Библиотечном комитете. Для пришлого человека… А его жена? Вы знаете, что она сестра Дэна Стедмана, комментатора с телевидения? Они вполне вписались в общество, и общество их приняло.

— Прекрасно. Так он счастлив в Барнардз Кроссинг?

— Тот же вопрос В. С. Маркевич задал ребе Дойчу в предыдущий канун Субботы во время «Oneg Shabbath»[20]. Мы стояли и пили чай, и В. С. Маркевич подошел к ребе и спросил, — тут его голос зазвучал по-деловому, — «Ребе Дойч, вы нам нравитесь, вы отлично работаете, а вам самому тут нравится?»

— И каков был ответ? — спросил ребе.

— Судите сами, каков ответ. Он ответил своим прекрасно поставленным голосом: «Мистер Маркевич, это великолепный город, к тому же мне очень удобно, что он находится недалеко от знаменитых библиотек Бостона и Кембриджа». Вы знаете, он великий ученый. Так что вы думаете, нравится ему там или нет?

Ребе улыбнулся.

— Я понимаю, мистер Маркевич.

Маркевич внезапно перешел на хриплый шепот, ни на децибел не ниже своего обычного тона.

— Говорят даже, что мы можем иметь двух раввинов, и может быть, ребе Дойч захочет остаться. Что скажете? — Он откинулся в кресле и вопросительно взглянул на ребе.

— Ну, есть проблемы…

— Именно это сказал Маркевич, когда услышал ответ. Правда, Кац? — Он снова наклонился и доверительно продолжал: — Ребе Дойч старше, он более опытный, так что не может быть ассистентом у ребе Смолла. С другой стороны, ребе Смолл первый получил эту работу, так что ему не понравится мысль играть вторую скрипку при ребе Дойче, как бы тот ни был стар и опытен.

Кац поморщился и коснулся руки партнера.

— Пожалуйста, Маркевич…

Маркевич обернулся и вытаращил глаза.

— В чем дело, Кац? — И тут же повернулся к ребе. — Я говорю, почему бы не иметь двух равноценных раввинов, особенно если у нас будут вестись две службы — одна наверху и одна внизу? И я считаю, что, когда у нас будут двухдневные праздники, они смогут по очереди проводить службу наверху, более торжественно. Для этого можно бросить монету. Что вы думаете, ребе?

Ребе Смолл поджал губы.

— Интересная мысль.

Маркевич ткнул партнера локтем.

— Видишь, Кац, ты не спрашиваешь, тебе не интересно. А ребе Смоллу интересно. Подумайте об этом, ребе. А теперь, как насчет прогулки по городу?

— Полагаю, вы сперва хотите осмотреть Стену?

— Ага, сначала Стену. У нас своя причина. — Он ухмыльнулся и подмигнул партнеру.

Они взяли такси, и все время, пока ехали, Маркевич, сидя в середине, вертелся во все стороны, чтобы ничего не пропустить.

— Смотри, Кац, там… проехали. Это было… Что там, ребе? О, взгляните на этого старого еврея с пейсами… Эй, а это араб, да? Я имею в виду, если кто носит на голове клетчатые тряпки, то это араб. Правильно?.. Эй, а это церковь…

Он продолжал так вертеться до самых Ворот Яффы, задавая вопросы и не дожидаясь ответа, указывая пальцем на что-нибудь необычное — людей, дома, вывески.

— Думаю, нам сюда, вы сможете посмотреть Старый Город, — сказал ребе.

Они пересекли площадь перед воротами и подошли к крытой улице.

Кац замешкался.

— Нужно идти туда? Это безопасно?

— Конечно, Кац. Посмотри на этих бородатых старикашек. Если они могут здесь пройти, то мы и подавно.

Они вошли. Маркевич отпускал реплики, не столько удивленные, сколько недоверчивые.

— Вообрази, Кац, это улица… У них это считается обычной улицей… Вообрази… посмотри на этих женщин с закрытыми лицами. Чего они боятся?.. Как можно так жить?.. Смотри, обувной магазин. Лучше не останавливаться, Кац, а то придется купить… эта рухлядь… кто ее покупает?.. Как они могут получать доход… Смотри, парень продает халву… Когда ты в последний раз ел халву?.. Это, полагаю, мясная лавка… Смотри, все открыто… Думаю, они никогда не слышали о дезинфекции…

Наконец они пришли к Стене, осмотрели площадь вокруг нее, и Маркевич сказал:

— Совсем другое дело. Ребе, я полагаю, вы сюда ходите каждый день?

— Ну, я здесь бываю.

— Да ну, а я думал, вы сюда ходите молиться ежедневно.

— Нет, мистер Маркевич, не думаю, что это обязательно. Молитвы у Стены не становятся сильнее.

— Может, мы пойдем туда прямо сейчас? — взмолился Кац. — Или надо купить билет, а может, внести пожертвование — там за столом сидит парень…,

— Он просто раздает бумажные ермолки тем, у кого их нет, мы можем идти и так. Это бесплатно.

— Представляешь, Кац, бесплатно. Слушайте, ребе, — Маркевич впервые понизил голос, — мы подумали, что вы прочитаете нам молитву. Особую молитву, об успехе нашего предприятия…

— Особенно о финансах, — вставил Кац.

— Да, особенно о финансах, но я имел в виду все сразу.

Ребе покачал головой.

— У нас каждый за себя, мистер Маркевич. Мы, евреи, не имеем посредника между Богом и человеком, и вы сами можете встать к Стене и сказать все, что у вас на сердце и в душе.

— Но я не знаю иврита, кроме нескольких молитв — благословений на хлеб и вино…

— Уверен, Господь вас поймет, если вы будете говорить по-английски или даже просто подумаете про себя.

— А он не будет возражать, что разговор пойдет про бизнес? Ведь на благо страны…

Ребе улыбнулся.

— Люди просят о разном, некоторые даже оставляют в Стене записки, понимаете?

— Ага. — Маркевич огляделся и, увидев, что никто за ним не следит, выдернул несколько свернутых бумажек. Он развернул одну и спросил у ребе: — О чем тут речь?

Ребе прочел: «У меня шесть дочерей, а жена ждет седьмого ребенка. Дорогой Господь, пусть это будет мальчик, чтобы он смог прочитать каддиш по мне и жене, когда мы умрем».

Маркевич развернул другую, и ребе перевел: «Моя жена больна. Она обуза себе и