Бисмарк - Николай Анатольевич Власов

его портреты, бюсты, книги, уличные торговцы продают картинки с ним, медали, праздничные стихи»[817]. Во Фридрихсру потекла нескончаемая река делегаций и отдельных посетителей. Канцлер получил в эти дни почти 10 тысяч телеграмм, несколько тысяч посылок, более 450 тысяч поздравительных писем и открыток. Почти пять сотен населенных пунктов по всей стране избрали его своим почетным гражданином. Особняком стоял лишь Рейхстаг, который отказался принять поздравительный адрес в честь «железного канцлера». Вильгельм II тоже с удовольствием дистанцировался бы от праздника, но не мог этого сделать без серьезного ущерба для своей репутации и поэтому предпочел навестить старика.

Конечно же, жизнь экс-канцлера после отставки не исчерпывалась политическими баталиями. Он старался вкушать все доступные ему радости. Бисмарк не отказывал себе в удовольствии вкусно поесть. «Нужно иметь действительно хороший желудок, чтобы за столом держаться наравне с князем», — вспоминал один из посетителей[818]. Неусыпно наблюдавший за своим знаменитым пациентом Швенингер в 1893 году говорил Бушу, что здоровье Бисмарка вполне удовлетворительно, однако князь слишком много пьет[819]. Пристрастие к хорошему алкоголю в немалых объемах имелось у «железного канцлера» с молодых лет, и в старости он не изменил своей привычке. Возможно, именно его изобретением является коктейль, который он называл «черным бархатом» — смесь темного пива с шампанским. Бисмарк знал толк в хороших винах и любил рассказывать историю о том, как однажды был приглашен к столу императора Вильгельма II, где ему подали не очень качественное шампанское. Выяснилось, что это на самом деле игристое вино немецкого производства, которое кайзер пьет из экономии и соображений патриотизма. В ответ Бисмарк заметил, что его патриотизм останавливается, когда дело касается желудка. Среди современников ходили слухи — возможно, в определенной степени небезосновательные — о том, что «железный канцлер» является алкоголиком. Он также много курил, в лучшие годы потребляя до двадцати сигар в день; в старости по совету врачей Бисмарк перешел на курение трубки.

Стареющий политик по-прежнему любил слушать музыку и гулять на свежем воздухе. С 1893 года он уже не мог ездить верхом. Тем большую ценность и продолжительность приобретали пешие прогулки, которые он предпринимал в компании двух своих собак, Кира и Ребекки. Бисмарк по-прежнему обожал лес и любил гулять среди деревьев, в обстановке, которая наполняла спокойствием его душу. В дальние прогулки он отправлялся в открытом экипаже. Он много читал, особенно классическую литературу, проштудировал полное собрание сочинений Шиллера. Исторические произведения также не остались без его внимания; «железный канцлер» неоднократно говорил о том, что прошлое дает полезный опыт для понимания актуальных событий. Религиозной литературе Бисмарк практически не уделял внимания; посещать церковь он по-прежнему не считал нужным вовсе. В то время как у многих людей к старости склонность к религии возрастает, у Бисмарка, похоже, происходил обратный процесс.

Несмотря на обилие посетителей, которых принимал отставной канцлер в своих поместьях, главную роль в его окружении играли ближайшие родственники. Не со всеми из них отношения были одинаково теплыми. Общение со старшим братом Бернгардом сократилось до минимума задолго до его смерти в 1893 году. Иной была ситуация с Мальвиной, с которой он по-прежнему тесно общался. На окружающих, правда, младшая сестра Бисмарка производила часто неблагоприятное впечатление. Ее описывали как честолюбивую светскую даму, которая любила погреться в лучах славы своего брата, отличалась холодностью и закрытостью.

Жена оставалась для Бисмарка самым близким человеком. С годами узы, связывавшие их, только укреплялись. Преданная мужу до глубины души, Иоганна после его отставки со всей страстью возненавидела императора. Бисмарк в шутку заявлял, что ни один человек не в состоянии прожить столько, чтобы отбыть все тюремные сроки, которые должна была бы получить его жена за произносимые в течение одного дня оскорбления в адрес Его Величества. Даже когда между императором и канцлером состоялось формальное примирение, Иоганна заявляла, что не хочет и не может простить Вильгельма.

Однако здоровье Иоганны к началу 1890-х годов было уже основательно подорвано. Смерть супруги, наступившая 27 ноября 1894 года, стала для Бисмарка настоящей трагедией. Он часами стоял со слезами на глазах у гроба жены, глядя в лицо усопшей. На соболезнования он отвечал: «Когда почти полвека живешь в счастливом браке, как в моем случае, то свое одиночество воспринимаешь, благодаря Господа за былое счастье, как пролог к собственному уходу, не испытывая потребности жить дальше»[820]. Сестре он писал откровеннее: «Все, что у меня оставалось — это Иоганна […] А теперь все пусто и безжизненно […] Я чувствую себя еще более усталым после этой катастрофы»[821]. Если бы он оставался на службе, он нашел бы утешение в работе, говорил Бисмарк; но его лишили такой возможности[822].

Современники отзывались о Бисмарке как о человеке, который полностью утратил волю к жизни. «Жизнь — это долгий процесс горения, и мое топливо для поддержания огня скоро закончится», — писал он Микелю[823]. Состояние его организма стремительно ухудшалось; с 1896 года он уже не мог долго ходить пешком. Его время уходило. «Это новая эпоха, совсем другой мир», — вздохнул сам Бисмарк, посетив в 1895 году кипящий жизнью порт Гамбурга[824].

После смерти Иоганны самым близким для Бисмарка человеком остался его старший сын Герберт. С 1890 года он, с облегчением распрощавшись с политикой, уехал в Шёнхаузен. «Без тебя вокруг наступила бы ночь, — писал он отцу в июле 1896 года. — Всеми фибрами своей мысли и жизни я завишу от тебя, с ранней юности я настолько сросся с тобой всеми проявлениями моего сердца и чувств, как ни с одним другим человеком. […] Я хотел бы все отдать за то, чтобы избавить тебя от плохого настроения и усталости, которые мешают тебе радоваться жизни»[825]. Герберт пережил своего отца, к которому испытывал тесную эмоциональную привязанность, всего на шесть лет.

Рядом с отцом оставалась и Мария. Они с мужем взяли на себя заботу о больном старике. Именно по инициативе четы Ранцау после 80-летнего юбилея Бисмарка во Фридрихсру приняли решение радикально сократить поток посетителей. «Железному канцлеру» было уже тяжело играть свою роль. В Берлине это породило слухи о том, что дочь насильно держит отца взаперти[826]. Но сплетни лгали. «Его большие синие глаза горели своим прежним огнем, — писал навестивший его в 1896 году Уитмен. — Только невралгия, которой он страдал уже давно, казалось, обострилась, поскольку я заметил, что он то и дело подносил ладонь к левой щеке, словно от боли. Однако лишь ненадолго; веселое настроение вскоре снова возвращалось к