Маленький Большой человек - Томас Бергер

Так вот, что мне давал этот перстенек? Лучше карта, чем соседу? О, нет, но благодаря ему я знал, что на руках у соседа, правда, только при своей раздаче; а это не так уже нечестно, чем, скажем, вытащить из рукава спрятанную карту, однако, определённое искусство всё же требовалось, но только везение определяло, кому придут какие карты. Не могу сказать, чтобы от того, что я использовал «зеркальце», мне фартило больше или, наоборот, меньше. Но вот что удивительно: всякий раз как Билл садился рядом и я отказывался от услуг своего крошечного зеркальца и играл честно — мне начинало неудержимо и фантастически везти! Флеши, стриты, тройки, пары так и шли как по мановению волшебной палочки. Билл упрямо продолжал играть. И всякий раз после игры мы завтракали, а потом отправлялись на наше стрельбище; и если не считать того удивительного выражения, которое застывало у него на лице, как только я срывал свой первый банк за вечер, и которое так и не пропадало до тех пор, пока я не покидал салуна, чтобы встретиться с ним у входа — он по-прежнему уходил первым — то на лице его больше ничего не отражалось, ничего такого, что можно было бы назвать дурным настроением, неприязнью, завистью или подозрительностью.

Что до уроков стрельбы, то, по-моему, они нужны ему были, чтобы восполнять чувство собственного достоинства, напоминая мне сразу же после конца нашего вечера за покерным столом, что, несмотря на то что в карты я его вздул, ему нет равных в другой более серьёзной и азартной игре, где ставки — жизнь и смерть, потому что, хоть и стреляли мы по пробкам да монетам, но нельзя было отрицать, что у них, как и у человеческого глаза, примерно одинаковый диаметр. Впрочем, не сомневаюсь, что когда Бешеный Билл выходил на поединок лицом к лицу, то он смотрел в глаза противника, словно то были пробки.

Я стрелял по этим неодушевленным предметам, и, правда, успешно овладел оружием, и я был быстр. Хотя сама по себе скорость не столь важна, как меткость, потому что, как говорил Билл, главное — это послать пулю туда, куда хочешь, чтоб она попала. Так, он видывал до того прытких, что ухитрялись сделать три выстрела, прежде чем неторопливый сделает один; но эти три скоропалительных приходились мимо, в то время как неторопливый поражал шустряка прямо на месте насмерть. Потому как, объяснял он, тут уж все зависит от личности: в каждом отдельном случае все решает один точный выстрел, и не так уж важно, был он сделан молниеносно или неторопливо. И в зависимости от того, насколько вам это удалось, вы или убили сами или убили вас. А раз уж вы решились стрелять в человека, то разум ваш отключается, а воля, тело и револьвер сливаются в единое орудие с одной единственной целью. Словно револьвер — это продолжение вашей руки, а ваш палец извергает дым и свинец. По сути вот в чем состоит прицеливание как технический приём: это словно вы тычете пальцем, когда желаете подчеркнуть ваш довод в споре. А раз так, то любой человек по природе своей меток: обрати внимание, говорил он, как-нибудь во время словесной перепалки, что если б палец твоего оппонента оказался «кольтом», то тебе тогда б не повезло — тотчас бы стал мертвяком. И вот однажды утром мы с Биллом установили две одинаковых доски, в щелях которых торчало по одинаковой монете, отошли шагов на двадцать и выстрелили, и оба эти наши выстрела слились в единый залп. И наши пули ребрами монет рассекло пополам.

— Дружище, — говорит Хикок, смерив меня взглядом — смотрел он сверху вниз сквозь свой огромный нос и пышные усы, — ну вот я и научил тебя всему, чему здесь можно научиться. А остальные уроки можно получить только от живой мишени, причём, заметь — стреляющей в ответ.

— Поди это случайно вышло, — говорю я. — Мне просто повезло.

И это не было рисовкой. Этот фокус он мог повторять раз сто подряд на дню, в то время как я знал: у меня это выйдет, ну, скажем, два раза из пяти, не больше — себя ведь знаешь и выше головы не прыгнешь. И потом я чувствую, что он, конечно, действовал не со всей быстротой, на которую был способен.

— В случайность я не верю, — сухо отрезал он и голос его прозвучал резко, как щелчок бича.

У Бешеного Билла, то есть, Билла Хикока, хватало и заклятых врагов, и преданных друзей. Стоило только где-нибудь в Канзасе в семидесятые годы хотя бы вскользь упомянуть его имя, как на него живо реагировали в ту или иную сторону и, должно быть, в спорах о нем было убито нами больше человек, чем он убил сам. Встречались и такие люди, что, полагаю, чисто из зависти на все лады склоняли его имя, и при этом упорно повторяли, что стрелок он не ахти какой, да ко всему ещё и заячья душонка, хотя, конечно, порядочно было и таких, что ему приписывали самые невероятные деяния и подвиги. Но несмотря на всю эту шумиху вокруг него, я осмеливаюсь предложить вам свои собственные впечатления от встреч с этим незаурядным человеком в Канзас-сити в 1871 году. Конечно, в тот период он занимался не только этим, он даже в покер, и то играл ещё с другими и выигрывал, кстати. Но я рассказываю только то, что знаю лично. И когда я пытаюсь понять, что он за человек, когда я взвешиваю все за и против, то все его плюсы и минусы как-то уравновешиваются, и не выходит он у меня ни чистой цацей, ни чистой бякой. Так, он обучил меня классно стрелять из револьвера. Однако, не повстречайся он мне на жизненном пути, я скорей всего прекрасно обошелся бы без этого умения, без которого можно было прекрасно обойтись, как это вам и ни покажется странным, для того чтобы прекрасно уцелеть на Диком Западе. Или вот возьмите для примера инцидент с братом Строхана: не владей Бешеный Билл мастерски оружием, он бы погиб, но ведь и не будь он ганфайтером, то и брат Строхана не стал бы за ним охотиться. Так что же Шайен Хикок сделал для меня на самом деле? Показал мне, как лучше всего сохранить башку на плечах? Нет, скорее преподнес мне новый способ, как ею рисковать.

Видать потому, когда эти уроки подошли к концу, я испытал странное облегчение, и мне как-то сразу поверилось, что за покерным столиком нам с ним больше не встретиться. Так и было вечер или два, а тут ещё один парень рассказал мне, что Хикоку предложили место маршала в Абилине — это один из тех новых городков на Западе, куда техасцы пригоняют скот для отправки на восток и где после перегона ковбои получали расчёт, и, словно с цепи сорвавшись, пускались в разгул, пока было на что: пили, шлялись по борделям, палили из оружия, и как раз незадолго перед этим прихлопнули тогдашнего маршала Тома Смита, по прозвищу Задери Медведя, который обеспечивал порядок, обходясь одними кулаками. И вот теперь Абилин желал иметь на этом месте самого что ни на есть лучшего стрелка.

— Как думаешь, согласится? — спросил я.