«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2 - Олег Лазарев

Направляясь в полк, я тщательно, до мелочей, продумал все свои действия. Для этой должности я был несколько староват. Во время войны в моем возрасте некоторые уже командовали фронтами. Морально к вступлению в эту должность я был готов и не испытывал никакого волнения. Из руководства нового полка я был знаком только с замполитом Павлом Гарасимовичем Горыниным. Познакомила меня с ним его супруга Валентина Ивановна. Она с Полиной училась в Красноярской школе младших авиаспециалистов. После войны они случайно встретились в Москве. Позже сибирячки стали дружить, познакомились друг с другом и мы, мужья. За месяц до моего назначения в полк он перебазировался на новое место дислокации – аэродром Кшиве.

На железнодорожный полустанок, находившийся в полутора десятках километров от аэродрома, я приехал ночью. Встретил меня дежурный по полку командир звена старший лейтенант Никифоров – подтянутый, выдержанный офицер. Утром сразу пошел на построение. Оно проводилось на аэродроме перед казармами младших авиаспециалистов. К моему приходу полк уже был построен.

Еще на подходе я заметил, что начальник штаба дает личному составу какие-то указания. При моем подходе он дал команду «смирно» и доложил, чем занимается полк, не представив меня личному составу, как это принято делать. Поэтому я представился сам, вкратце рассказал о своей службе и призвал всех успешно работать по выполнению поставленных задач. Я пообещал не ломать сложившиеся в полку традиции. Заканчивая выступление, спросил: «Если у кого будут ко мне какие-либо вопросы или жалобы, прошу обращаться ко мне во внеслужебное время».

Жалоб оказалось больше, чем я ожидал. Особенно много их было от инженерно-технического состава. В основном они касались жилья, продвижения по службе и присвоения очередных воинских званий. Я заметил, что отдельные офицеры вели себя нескромно и даже нахально, прося удовлетворить их требования в кратчайшие сроки. Были в их числе и подхалимы. К последним я всегда испытывал чувство отвращения. Вначале мне хотелось изучить как можно быстрее личный состав. В этом мне большую помощь оказал Горынин.

Знакомясь с полком, я понял, что по уровню летной подготовки он стоял выше любого полка бомбардировочной дивизии, из которой я пришел. Да и дисциплина была не столь плохой, как мне показалось вначале. Но, к сожалению, тех хороших сложившихся традиций, о которых мне говорили до прихода в полк, я так и не увидел. Вся жизнь и работа в нем проходили так, как и везде, где мне приходилось служить и бывать раньше. У этого полка была своя специфика – он был разведывательным, поэтому не было мороки, связанной с бомбометанием. По крайней мере, можно было не опасаться, что кто-то отбомбится вне полигона или, не дай бог, случайно сбросит бомбу на населенный пункт.

Приступив к работе, я стал прикидывать, что мне надо сделать, чтобы оправдать обещания, данные ВС ВА и лично командующему, чтобы сделать полк лучшим в воздушной армии. До нашего перебазирования из Бжега в Кшиве там стоял полк подполковника Талызина на МиГ-15. Он же являлся начальником гарнизона. Теперь согласно Уставу гарнизонной службы им должен был стать я, как командир отдельного полка, имевшего больше прав, чем соседи. Но назначить себя сам я не мог. Это сделал своим приказом командующий Северной группой войск генерал-полковник Хетагуров.

Месяца через три я более-менее освоился и стал понимать, кто что собой представляет в деловом отношении. Особенно тщательно присматривался к своим заместителям, помощникам и летному составу. Те, кому мои порядки не понравились, под разными предлогами покинули полк. С уходом их из полка его работа нисколько не пострадала. Ушедших заменили людьми, переведенными по моей просьбе из бомбардировочной дивизии, которая после перебазирования в Союз должна была быть расформирована.

Послe утряски всех организационных вопросов работа с личным составом вошла в спокойное русло. Летная подготовка и спецзадания выполнялись в полном объеме согласно плану. От проверяющих, которые часто наведывались в полк, особых упреков не получал. Однако частое сование носа с их стороны во все, вплоть до мельчайших деталей, в нашу жизнь и работу и особенно вынюхивание где чем пахнет, мне, да и всему личному составу было не очень приятно. Особенно усердствовали инспектор армии подполковник Диденко и начальник строевой и физической подготовки подполковник Селютин. Вынюхав что-то, они незамедлительно докладывали в штаб армии.

Бывало, что я еще ни о чем не ведал, а в армии уже знали и с укором мне выговаривали: «Что же вы не докладываете – у вас произошло то-то и то-то; мы уже знаем, а вы молчите – скрыть, что ли, хотели?» Эти «помощники» доходили до того, что чуть ли не соревновались между собой – кто чего больше «нароет» и раньше другого успеет сообщить в армию.

Порой так и хотелось сказать им что-нибудь по-русски и послать куда подальше, но сдерживался – знал, что проекты приказов по армии составляют они, а командующий просматривает их и подписывает, а написать-то они могли все, что угодно. Селютин вникал в строевую подготовку, гapнизонную службу и, конечно, в физподготовку личного состава. Ему очень нравилось, когда я сопровождал его при осмотре гарнизона, и при этом обязательно делал пометки в записной книжке. При этом он отлично понимал, что ему следовало бы ходить не со мной, а с начальником строевой и физической подготовки полка.

Второй «надзиратель», Диденко, находился в полку чуть ли не ежедневно. Редкий летный день или ночь проходили в полку без его присутствия. Он был в курсе всего, что у нас происходило, и тут же давал информацию «наверх». Диденко попал в нашу ВА раньше меня, боевого опыта не имел, пришел на инспекторскую работу с курсов. Где он был до этого, мне не известно. Когда у меня были погоны подполковника, он еще носил лейтенантские. Ему очень хотелось доказать, что будь командиром полка он, то дела в нем шли бы гораздо лучше, чем у меня. И ради этого он устраивал всякие пакости.

Как-то на Военном совете я доложил, что они не столько помогают в работе, сколько мешают, нервируют, отвлекают от основных дел. Меня поняли и дали соответствующие указания начальникам служб и отделов, чтобы те не слишком отвлекали нас от работы и больше бы помогали действительно делами, а не доносами.

Помимо учебно-боевой подготовки полк выполнял и другую работу – полеты по спецзаданиям, получаемым из вышестоящего штаба. Такие полеты не являлись учебными. Они выполнялись и до моего прихода в полк. Хотя они проводились и давно, но всегда выполнялись по одной схеме. У меня появилась мысль их как-то разнообразить, отойти от шаблона.

После получения одного из спецзаданий я решил выполнить его по схеме, никем ранее не применявшейся в полку. Разработал тактический план полета, никому не раскрыв его замысла; не поделился с ним ни с начальником штаба, ни со своими летными заместителями, ни со штурманом полка. Задание предполагало полеты трех самолетов. Мы же эту задачу выполняли всем полком под видом полковых учебных полетов. Кроме того, для обеспечения успешного выполнения спецзадания было привлечено около десяти самолетов из бомбардировочной дивизии.

Полеты начались не в обычное время, как делалось ранее, а ночью. Полк был поднят по тревоге, о которой я не предупредил даже начальника штаба полка, чем вызвал с его стороны недовольство. Он изрядно переволновался, думая, что тревога объявлена кем-то свыше, и сильно переживал за действия работников штаба, допустивших мелкие недоработки. Ему казалось, что на это могли обратить внимание контролирующие органы. Но когда я сказал, что тревогу объявил сам, он повеселел. Для большей скрытности полета и сокрытия его замысла маршруты полетов доводились не в присутствии всего летного состава полка, а каждому летчику в отдельности.

Полет на спецзадание удался полностью. Результаты были выше ожидаемых. Об этом потом не раз говорил сам командующий. При подведении итогов работы армии он часто вспоминал об этом полете. С тех пор прошло много времени, но описывать, как выполнялся тот полет, не считаю своевременным, поскольку тактические приемы при его выполнении не потеряли актуальности и сейчас. Не собираюсь я раскрывать и характера тех спецзаданий и той работы, которую реально выполнял в то время полк.

Применение новых тактических приемов при выполнении спецзаданий оживило интерес летного состава к их выполнению. Летный состав стал летать с большей увлеченностью. Такие полеты были максимально приближены к реальной боевой работе. Новый прием хорош тогда, когда он применяется впервые и неожиданно. Повторение такого результата уже не даст. Так произошло при выполнении очередного спецзадания и у нас, когда им руководил мой заместитель, а я был в отпуске. И конечно, той результативности у них не получилось.

К концу года полк пришел с неплохими результатами. План летной подготовки был выполнен в полном объеме без летных происшествий и предпосылок к ним. При подведении итогов работы армии за год мы заняли призовое место. Я наконец-то получил первый летный класс, и на моей груди появился знак, который у меня мог быть еще в 1951 году. К Ноябрьским праздникам я получил очередное воинское звание полковник.