Япония, японцы и японоведы - Игорь Латышев

Первыми по очередности выездов кандидатами на поездку в Японию в качестве лекторов советского павильона на выставке "ЭКСПО-70" оказались в соответствии с решением Международного отдела ЦК КПСС мы с Д. В. Петровым так уж судьба и на этот раз свела нас вместе. Мы пробыли тогда в Японии два месяца. Работники Тайбункё составили для каждого из нас расписанные по дням программы поездок в самые различные города страны, где мы и выступали с лекциями на японском языке в разнообразных аудиториях. Нашими слушателями были чаще всего местные активисты социалистической партии, профсоюзные функционеры, активисты местных отделений Общества японо-советской дружбы, а также студенты. Петров читал лекции на тему "Ленинская внешняя политика Советского Союза", а тема моей лекции формулировалась так: "Ленин и его взгляды на Японию".

Нельзя было не отдать должное японским устроителям наших лекций. Проводились они даже в отдаленных провинциальных городах, с присутствием в аудиториях большого числа слушателей. Приятно удивляла реакция слушателей более активная, чем на подобных лекциях в нашей стране. Нередко в конце моей лекции завязывались довольно длительные дискуссии. В университетских аудиториях студенты подчас без стеснения высказывали свои сомнения по поводу совместимости с коммунистическими идеями тех или иных явлений в жизни советского общества. В таких вопросах нередко чувствовалось сильное влияние антисоветской пропаганды. Причем многие вопросы носили конкретный характер. Запомнилась мне, например, лекция в университете Вакаяма, на которую прошли сотни четыре студентов, и в том числе юнцы, находившиеся под влиянием антисталинских, троцкистских взглядов. Свои вопросы ко мне некоторые из них сопровождали нелестными репликами по поводу недемократических порядков и социального неравенства в Советском Союзе.

- А почему до сих пор, вопреки ленинскому учению, такие партийные боссы как Брежнев получают колоссальные доходы, а народ живет в бедности? так запальчиво и с недоверием ко всему сказанному мной прокричал в микрофон, обращаясь ко мне, один из лидеров сидевшей в зале группы леваков.

Свой ответ я свел к невозмутимому перечислению конкретных сведений:

- Да, вы правы, что полного равенства в доходах советских людей у нас сегодня нет. Месячная зарплата рабочих колеблется у нас от восьмидесяти до трехсот рублей в месяц в зависимости от квалификации. Шахтеры зарабатывают иногда и больше: до четырехсот рублей. Наивысшую заработную плату получают у нас ученые: зарплата академиков достигает восьмисот, а может быть, и тысячи рублей. Большие жалованья получают генералы, космонавты и другие знаменитости: где-то в пределах пятисот-шестисот рублей. Что же касается зарплаты партийных работников, то она выше средней зарплаты рабочих, но ниже заработной платы профессоров и докторов наук. У работников центрального аппарата ЦК, секретарей райкомов она достигает пятисот-шестисот рублей в месяц. Что касается Брежнева, то его зарплата мне точно неизвестна, но она не выше, чем у президента Академии наук. В общем, как видите, верхние слои нашего общества имеют заработки раза в три-четыре более высокие, чем средняя зарплата людей наемного труда. А теперь обратимся к японскому капиталистическому обществу. У вас люди наемного труда в среднем получают 200-250 тысяч иен (речь шла о 1970 годе.- И. Л.), а доходы таких состоятельных бизнесменов как Мацусита Коносукэ, если судить по газетам, не в три или четыре, а в сотни раз превышает доходы среднего японца. Вот и думайте, какой строй справедливее в распределении доходов, ваш или наш.

Дискуссии и беседы с японцами - слушателями моих лекций были, возможно, полезнее для меня, чем для них. В итоге более чем двадцати лекций, прочитанных мной в мае-июне 1970 года в различных городах Японии и живого общения с теми, кто их слушал, я стал, как мне думалось тогда, лучше чувствовать настроения, запросы и мысли японцев, а заодно лучше понимать разницу между нашей и японской общественной жизнью. И чаще эта разница была не в пользу японцев.

Однако без всякого умысла с моей стороны мое лекционное турне по Японии привело летом 1970 года к неожиданному ухудшению и без того недружественных отношений между КПСС и КПЯ.

Как известно, после поездки председателя президиума ЦК КПЯ Миямото Кэндзи в Пекин в марте 1966 года произошел полный разрыв отношений руководителей японских коммунистов с Пекином, пытавшемся навязывать КПЯ авантюристический курс действий, отвечавший интересам лишь великоханьской политики маоистского руководства. При таких обстоятельствах в Москве появилась иллюзия возможности восстановления былой "дружбы" с японскими коммунистами. Такую иллюзию питали и Суслов и Пономарев, особенно после того как в январе-феврале 1968 года они съездили в Токио и провели там переговоры с Миямото и его окружением. Однако голословные заявления КПЯ о готовности к нормализации отношений с КПСС оказались неискренними, ибо руководство этой партии предпочитало в своей внутренней политике не дружбу с КПСС, а игру на антисоветских, антирусских предрассудках японских обывателей. Примером тому мог служить переход КПЯ в 1968-1969 годах к поддержке самого "забойного" антисоветского лозунга японских националистов, а именно требования "возвращения" Японии Курильских островов, причем в отличие от правящей либерально-демократической партии, зарившейся на Южные Курилы, КПЯ стала домогаться передачи всего Курильского архипелага, включая как южные, так и северные острова. Обвиняя советское руководство во вмешательстве в дела японских коммунистов, руководство КПЯ, как и в предшествовавшие годы, продолжало добиваться разрыва отношений КПСС как с японскими социалистами, так и со всеми просоветски настроенными деятелями марксистско-ленинской ориентации, если таковые действовали самостоятельно и не находились под контролем КПЯ. Для обид на КПСС и обвинений во "вмешательстве Москвы" во внутренние дела КПЯ использовался любой повод.

Вот таким поводом для очередного скандала с Москвой послужила моя лекция, состоявшаяся в Киото в "Рабочем университете", о котором ни я, ни работники советского павильона на выставке "ЭКСПО-70", составлявшие программу моих лекций, не имели ясного представления. О том, что скрывалось за названием "Рабочий университет", знали, по-видимому, японские организаторы лекций, связанные с социалистической партией, но информировать нас заранее они не сочли нужным. Само название этой организации меня нисколько не насторожило, ибо в большинстве городов организаторами моих лекций выступали рабочие профсоюзы.

Выйдя из-за кулис на сцену большого зала, где собрались около 500 слушателей названного "Рабочего университета", я вдруг увидел в первом ряду знакомых и уважаемых мною политических деятелей: Сигу Ёсио, Судзуки Итидзо и Ямаду Рокудзаэмон. Да, это были они: японские коммунисты, искренние сторонники добрых отношений с КПСС и Советским Союзом, исключенные из Коммунистической партии Японии за отказ следовать тогдашнему антисоветскому курсу руководства КПЯ. Увидев их, я улыбнулся им со сцены, кивнул головой и, поднявшись на кафедру, приступил к лекции. В ту минуту, конечно, я не забыл полученных мною в Москве указаний руководства Международного отдела ЦК КПСС о необходимости воздерживаться от контактов с группой Сига во избежание нареканий со стороны руководства КПЯ. Преднамеренно нарушать эту инструкцию я не собирался, хотя в душе, да и при разговорах в узком кругу, я не был с ней согласен. Но здесь сложилась непредвиденная ситуация. Не бежать же мне было из зала...