Собрание сочинений в одной книге - Джек Лондон

Леонсия и Энрико сели на лошадей, багаж был прикреплен к седлам кожаными ремнями, и кавалькада двинулась вперед. Алессандро и Рикардо бежали рядом, держась за отцовские стремена. Благодаря этому они двигались быстрее, и Генри с Фрэнсисом, последовав их примеру, в свою очередь уцепились за стремена Леонсии. К луке ее седла был привязан мешок с серебряными долларами.

– Здесь какое-то недоразумение, – объяснял гасиендадо своему надсмотрщику. – Энрико Солано – честный человек. Если он берется за какое-то дело, значит, это дело честное. И то дело, за которое он взялся теперь, в чем бы оно ни заключалось, во всяком случае честное дело. И все-таки Веркара-э-Хихос гонится за ними. Если он явится сюда, мы направим его по ложному следу.

– Да вот и он сам, – сказал надсмотрщик. – Но пока что у него нет никаких шансов получить лошадей.

И он как ни в чем не бывало стал бранить работающих пеонов, требуя, чтобы они постарались сделать за целый день хотя бы столько, сколько им полагается за полдня.

Гасиендадо искоса наблюдал за быстро идущей группой людей, предводительствуемой Альваресом Торресом, но делал вид, что их не замечает; он совещался со своим надсмотрщиком, как выкорчевать пень, над которым трудились пеоны.

Хозяин плантации любезно ответил на приветствие Торреса и вежливо, но с оттенком лукавства спросил, не на поиски ли нефти тот ведет свой отряд.

– Нет, сеньор, – ответил Торрес. – Мы разыскиваем сеньора Энрико Солано, его дочь, сыновей и двух высоких гринго, которые с ними. Нужны-то нам гринго. Они проходили здесь, сеньор?

– Да, они здесь прошли! А я-то подумал, что они тоже заболели нефтяной лихорадкой. Они так торопились, что не смогли исполнить долг вежливости и провести с нами некоторое время. Они даже не указали цели своего путешествия. Эти люди в чем-то провинились? Впрочем, мне не следовало бы задавать такой вопрос. Сеньор Энрико Солано настолько порядочный человек…

– В каком направлении они пошли? – спросил, выдвигаясь вперед из рядов своих жандармов, начальник полиции.

Пока гасиендадо и его надсмотрщик хитрили, указывая ложное направление, Торрес заметил, что один из пеонов, опираясь на лопату, напряженно прислушивается к разговору. И пока начальника полиции водили за нос и он уже отдал приказ двинуться по ложному следу, Торрес незаметно швырнул пеону серебряный доллар. Тот кивком головы указал, куда действительно ушли беглецы, незаметно поднял монету и снова принялся выкорчевывать пень.

Торрес отменил приказ начальника полиции.

– Мы двинемся в другую сторону, – сказал он, подмигнув начальнику. – Некая пташка шепнула мне, что наш друг ошибается и что они двинулись в другом направлении.

Жандармы бросились по горячему следу. Гасиендадо и надсмотрщик переглянулись между собой, удивленные и подавленные. Надсмотрщик движением губ дал понять, что надо молчать, и бросил быстрый взгляд в сторону пеонов. Виновный пеон работал рьяно и сосредоточенно, но его товарищ едва заметным кивком головы указал на него надсмотрщику.

– Так вот какая это пташка! – воскликнул надсмотрщик, накинулся на пеона и стал изо всех сил его трясти.

Из-под лохмотьев пеона выкатился серебряный доллар.

– Ага! – сказал гасиендадо, смекнув, в чем дело. – Он разбогател. Это ужасно, что один из моих пеонов так богат. Вне всяких сомнений, он убил кого-то из-за этого доллара. Бейте его, пока не сознается.

Удары градом посыпались на спину и голову пеона; несчастный стоял перед надсмотрщиком на коленях, а тот лупил его палкой. И он сознался, каким образом заработал этот доллар.

– Бейте его, бейте еще, забейте насмерть, это животное, предавшее моих лучших друзей, – кротким голосом приговаривал гасиендадо. – Впрочем, постойте, будьте осторожнее. Не забивайте его до смерти, а избейте только до полусмерти. У нас мало рабочих рук, и мы не можем себе позволить роскошь полностью предаться своему справедливому гневу. Бейте его так, чтобы ему было очень больно, но чтобы он через два дня мог снова работать.

Можно было бы написать целый том о немедленно последовавших за тем муках и злоключениях несчастного пеона – это была бы эпическая картина. Но вряд ли приятно смотреть или долго останавливаться на том, как человека забивают до полусмерти. Скажем только, что, получив лишь часть причитавшихся ему ударов, он вырвался от надсмотрщика, оставив в его руках половину своих лохмотьев, и, как безумный, бросился в заросли; надсмотрщик, привыкший быстро передвигаться исключительно верхом, остался далеко позади.

Терзаемый болью и страхом вновь попасть в лапы надсмотрщика, пеон бежал так быстро, что, проскочив через заросли и вынырнув из них, он наткнулся прямо на отряд Солано, переходивший вброд через ручей. Беглец упал на колени и, плача, умолял о милосердии. Он жалобно хныкал, потому что только что их предал. Но они этого не знали. И Фрэнсис, увидев, в каком жалком состоянии этот человек, отстал от отряда, отвинтил металлическую крышку своей карманной фляжки и влил в него половину ее содержимого, чтобы привести в чувство. Потом он нагнал своих спутников. А жалкий беглец, бормоча невнятные слова благодарности, кинулся бежать в другую сторону, снова под защиту зарослей. Но, истощенный недоеданием и непосильным трудом, он вскоре упал без чувств под сенью зеленых деревьев.

В скором времени у ручья появилась погоня – впереди Альварес Торрес с видом собаки, вынюхивающей добычу, затем жандармы и, наконец, замыкая шествие, задыхающийся начальник полиции. Внимание Торреса привлекли влажные отпечатки ног пеона на сухих камнях, разбросанных по берегу ручья. В один миг пеона схватили за жалкие остатки его лохмотьев и выволокли из его убежища. Стоя на коленях, он, умолявший о пощаде, был подвергнут допросу.

Пеон отрицал, что знает что-либо об отряде Солано. Он предал их и был наказан, но от тех, кого предал, он получил помощь, и в нем пробудилось смутное сознание добра и чувство благодарности. Бедняга стал уверять, что, с того момента как предал этих людей за серебряный доллар, ему больше ничего о них не известно. Палка Торреса обрушилась ему на голову пять, десять раз, – казалось, ударам не будет конца, если он не сознается. Пеон был несчастным существом, забитым с колыбели, и палка Торреса грозила ему смертью. Его собственный гасиендадо не мог себе позволить роскошь забить своего раба до смерти, но у Торреса не было причин щадить беглеца. И пеон не выдержал, указал направление, в котором ушли преследуемые.

Но это было только начало его злоключений. Едва успел он предать семейство Солано во второй раз, все еще стоя на коленях, как на место истязания верхом на взмыленных лошадях ворвался гасиендадо с несколькими призванными им на помощь соседями и надсмотрщиками.