Путь тени - Брент Уикс

— Остаток своих дней я потрачу на охоту за тобой, — процедил Агон.

— Нет, Брэнт, лучше уж вообще забудь об этом. Кто ты такой? Побитая собака. Ты мог остановить меня, но, наоборот, помог мне. Сейчас мы с ребятами отправимся наверх. Принц и принцесса умрут, потому что ты не принял должных мер. Еще раз спасибо тебе. Ты оказал мне огромную услугу.

Морально раздавленный, истекающий кровью лорд-генерал остался лежать на полу. Рот ушел.

55

Сержант Бамран по прозвищу Игрок держал большой алитэрский лук на мускулистой спине, ибо таскать его в руках было не по силам даже таким силачам, как он. Лук был сделан из толстого тиса, в ненатянутом состоянии достигал в длину семи футов, его стрелы пробивали броню с расстояния в две сотни шагов. Рассказывали, будто кому-то удалось поразить из такого лука даже четырехфутовую мишень с пятисот шагов, но Игрок, слава богу, с подобной необходимостью не сталкивался.

Он стоял на крыше королевской казармы, расположенной во дворе замка. Выход забаррикадировал предатель, но поджигать казарму мерзавец не стал, то ли струсив, то ли не найдя огня. Солдаты Игрока пробили в крыше дыру, приподняли его, и он выбрался наружу.

Первый шар колдовского огня пролетел высоко над головой сержанта. Колдун во дворе был всего один; как видно, его отправили сюда на всякий случай. Игрок видел, что на восточном мосту собирается войско, но тревожил его в данную минуту главным образом колдун. Вернее, колдунья. Присмотревшись, Игрок определил, что это рыжеволосая белолицая женщина. Она тяжело дышала, будто утратив вместе с последним сгустком огня нечто жизненно важное, но уже брала себя в руки и затягивала монотонную песнь. На ее предплечьях все отчетливее проступал черный вир.

Если Игрок промахнется, второй возможности не выдастся. Колдунья нашлет огонь на соломенную крышу казармы, и тогда сорок подчиненных сержанта погибнут.

Сняв лук со спины, он принялся натягивать тетиву. Выстрелить предстояло почти наугад. Между ладонями колдуньи возник еще один огненный шар. Огромная стрела без труда пронзила сгусток волшебного пламени и вошла женщине в грудину. Ее отнесло в сторону и прикололо к массивной двери, перед которой она стояла.

Сержант Игрок не намеревался выпускать вторую стрелу. Ему следовало спрыгнуть с крыши и освободить ребят, но в жилах вдруг заиграла жажда битвы. За семнадцать лет службы он впервые почувствовал запах настоящего сражения.

Вторая стрела поразила еще одну колдунью, стоявшую на мосту в окружении горцев. Выстрел получился на удивление точным, одним из лучших в жизни сержанта. Стрела пролетела через три ряда переполошившихся воинов и вошла колдунье, которая испуганно вскинула руки, прямо под мышку. Отлетев к краю моста, колдунья неуверенно встала на ноги, покачнулась и упала в Плит.

Горцы продолжали собираться в отряды. Тут до сержанта Игрока дошло, что грядет чудовищная беда. Двое стрелков и колдун отделились от группы и стали крутить головами, ища, кто стреляет. Остальные не отвлекались. Лучники приставили к тетивам стрелы. Колдун прикоснулся к их наконечникам, и те загорелись.

Когда стрелы приземлялись на соломенную крышу, Игрок уже спрыгивал во двор. Пламя стало распространяться с немыслимой скоростью. Игрок быстро разбаррикадировал дверь. Изнутри повалил дым.

— Что будем делать, сэр? — спросил один из солдат, когда все сорок окружили сержанта.

— Захватить нас всех сразу они не смогут, поэтому попытаются разделить на части. Если не ошибаюсь, их — человек двести-триста. Надо перебраться ко второй казарме.

Во второй казарме располагалось около двухсот воинов. Впрочем, даже объединившись с ними, Игрок не мог противостоять халидорским горцам и колдунам.

— Да пошло оно все! — воскликнул молодой солдат. — Лично я не желаю умирать за Девятого. Второй мост еще свободен. Лучше, пока не поздно, смотаться.

— Сделай только шаг ко второму мосту, Джулс, и считай, что твоя песенка спета, — пригрозил сержант. — За это нам и платят. Любое уклонение от долга расценивается как предательство. Сбежать в такую ответственную минуту — похуже, чем забаррикадировать дверь в казарме.

— За подобное дерьмо нам никто не платил.

— Мы знали, на что идем, когда поступали на службу.

— Нет уж, сэр. — Джулс выхватил из ножен меч. — Вы поступайте как знаете, а я помчал. — Он повернулся к мосту.

Остальные тридцать девять солдат посмотрели на Игрока.

Тот глубоко вздохнул, прочел коротенькую молитву и выпустил из огромного лука третью стрелу. Она вонзилась Джулсу в спину.

«Я почти герой войны, — мрачно подумал Игрок. — Легко и просто убиваю женщин и собственных ребят».

— Приготовиться к бою! — распорядился он. — Вопросы есть?

Кайлар прошмыгнул незамеченным в ту часть замка, где жили слуги. Дела шли прескверно. Казалось, никто и не подозревает о появлении халидорцев.

Внезапно он очутился в гуще сражения. Человек двадцать врагов укладывали одного за другим солдат гораздо более многочисленной сенарийской группы. Их командир, сержант, выкрикивал команды, но это не помогало. Кайлар взглянул на его лицо и на миг замер. Он знал этого человека. Это был Игрок, тот самый стражник, который приходил в северную башню в день первого Кайларова убийства.

Присоединившись к воюющим, он стал косить халидорцев, как пшеницу в поле. Это не составляло никакого труда, но и не дарило удовлетворения — противники его не видели.

Поначалу никто не замечал ничего странного. Кайлар был куском темени, а находились они в недрах замка, сооруженных из темного камня и тускло освещенных дрожащим пламенем факелов. Потом он спас загнанного в угол Игрока, обезглавив одного халидорца и выпустив кишки второму.

Кайлар не останавливался, убивал и убивал, вертясь, точно вихрь. Сегодня он был первым лицом ночных ангелов — возмездием. Убийство перестало быть для него работой, вдруг превратившись в обычное состояние. Кайлар сам стал убийством. Если спасение невиновных могло искупить вину за его былые убийства, тогда сегодня ночью он мог надеяться на прощение.

Чувствовать, как разрываются кольчуги и неумолимый меч Возмездия кромсает плоть, теперь доставляло удовольствие. В какой-то момент Кайлара охватило сущее безумие: крутясь, делая выпады, рассекая, пронзая, рубя, уродуя лица и ставя кресты на судьбах, он как будто пребывал в чудовищной задумчивости. Все происходило чересчур быстро. Через полминуты халидорцы были мертвы. Не умирали, а именно были мертвы.

Сенарийские воины, как стадо облаченных в броню баранов, стояли с разинутыми ртами и смотрели на расплывчатое пятно с опущенным оружием, совсем не в боевых стойках. Их спасло само воплощение смерти.