Еще вчера. Часть первая. Я – инженер - Николай Мельниченко

Но главным отличием нашего Деда была его «внелекционная» речь, состоящая из коротких и рубленых предложений. По краткости и афористичности речи Дед намного превосходил прославленного позже златоуста Черномырдина.

Вот несколько запомнившихся пассажей нашего деда. При объяснении многоэтажной формулы по теплопередаче в металлах (многоэтажная формула изобиловала частными производными, всеми тригонометрическими функциями, логарифмами – натуральными и десятичными и занимала целую страницу книги). Самое интересное в том, что применяемые в этой супернаучной формуле коэффициенты были весьма произвольными и эмпирическими, что ставило под сомнение всю научную ценность расчетов по этой формуле. Дед поясняет формулу:

– Ну, прочитаете в книжке. Бумага все выдержит… Жулье от науки тоже хочет кушать…

При чтении лекции ему помешал шум: это Владик Крыськов что-то оживленно обсуждал с Мариной Георгиевской.

– Крыськов! Вы и ваша подруга. Пересядьте. Впрочем, – выйдите.

Крыськов и «подруга» молча покидают аудиторию: Дед не терпит пререканий. На переменке Владик подходит к деду:

– Иван Петрович, за что вы меня выгнали?

– Так оно, как говорится, здесь половину надо бы выгнать…

Рухнула где-то конструкция из-за грубой ошибки инженера. Мы разбираем этот случай на лекции. На недоуменный вопрос: «Как же так? Этот человек ведь КПИ окончил!», Дед философски отвечает:

– КПИ многие кончают…

Наш Дед особенно раскрывается в узком кругу «приближенных», точнее – тех, кому он доверяет. Это Юра Яворский, еще пару человек. Я тоже вхожу в число этих приближенных, уж не знаю почему. Дед берет журнал и начинает по алфавиту обзор «вверенного личного состава».

– «А..»… Ну, это, вообще, глупо-тупое животное. «В..», «С…»… Здоровые ребята, кулаком могут дверь вышибить, а дрожат… Чего дрожат? «Х» – готовая домохозяйка, но теперь с дипломом будет… Он ей нужен? «У» – хитрости больше, чем ума… «Z» – ну, этот проползет в любую щель, и мылом не надо намыливать…

Характеристики Деда при всей краткости – убийственно точны. «Нормальных» ребят и присутствующих Дед тактично обходит.

Наша «внеучебная» встреча с ИПТ произошла через несколько месяцев после окончания института. Под Новый 1955 год вечером в нашу комнату в общежитии на Стачек 67 заявляется Дед «в масштабе один к одному». В комнате проживает четыре человека, в том числе – Ю. Попов и я. Дед приехал в Ленинград, на какой-то семинар и оказался без жилища. Он смиренно просит нас предоставить ему таковое на одну ночь. Мы от радушия чуть не выскакиваем из своих штанов:

– Иван Петрович! Какие могут быть разговоры! Вот Павка уходит, его постель в вашем распоряжении! (Павка Смолев, техник с завода Жданова, будущий Главный строитель реконструкции крейсера «Аврора»).

Дед с достоинством принимает наше приглашение. Мы с Юркой выскакиваем в коридор на совещание: дорогого гостя надо достойно принять, но у нас хоть шаром покати. К концу месяца в общежитии ИТР судостроителей и занять не у кого: все свои получки растягивают максимум на первые полмесяца, затем «перебиваются». Дед по непонятным признакам мгновенно оценивает ситуацию и достает бумажник:

– Ну, молодому легче бегать…

Юрка без зазрения совести хватает четвертной и устремляется за хлебом насущным, в котором водка занимает изрядную долю. Через полчаса у нас пир горой. Мы рассказываем Деду о наших достижениях, он кратко повествует о возне в стане «жуликов от науки». Среди всех разговоров Дед смущенно признается:

– У меня здесь друг живет… можно было бы и у него переночевать, но он в командировке. Жена – одна – неудобно… Ей, конечно, 60 лет… Все равно – неудобно…

Подогретые халявной водкой, мы ржем от кажущейся нам чрезмерной щепетильности нашего Деда. В наши 20 с небольшим, мы твердо уверены, что после 50 лет мужиков и баб уже можно мыть в одной бане…

Следующее, увы, – последнее, наше свидание с Дедом прошло в 1965 году в Киеве на праздновании 10-летия нашего выпуска. Дед был грустным, болел, видно, предчувствовал близкий конец… С гордостью за нас и тихой завистью наблюдал он за нашим, все еще молодым, буйством…

Ассистент Л. А. Бялоцкий нам тоже что-то читал, уже и не упомню – что именно. Это был крупный упитанный мужчина с шапкой курчавых рыжеватых волос над красноватым лицом со светлыми навыкате глазами. У него что-то не заладилось с защитой диссертации, и он в гордом звании «ассистента» был допущен к преподаванию. Его лекции были весьма ординарными, скучными и не остались в памяти. Пишу о нем потому, что он был также секретарем факультетского партбюро, то есть, по умолчанию – моим непосредственным идейным вдохновителем и начальником как «генсека» факультетского комсомола. Руководил он мной так же вязко и пунктуально, ни на иоту не отступая от последней передовой «Правды». Когда он потребовал от меня «поднять уровень сознательности комсомольских масс» (такое требование на текущий момент было в передовой статье «Правды»), мне следовало верноподданнически закатить глаза и заявить примерно так:

– Да, конечно, Лев Александрович, – я тоже чувствую, что мы тут не дорабатываем, особенно в свете последних Решений Партии. Позвольте мне заглянуть к Вам для согласования плана мероприятий по данному вопросу, который мы хотим разработать на бюро…

Бялоцкий бы сыто рыгнул (делал он это с блеском) и милостиво разрешил бы аудиенцию, а я бы подшил в папку очередную глубоко бесполезную бумагу и успешно двигался бы вверх по партейно-служебной лестнице, уже теперь мог бы стать Сталинским стипендиатом, как «исполнительный», «преданный делу партии» и т. п. – человек. К сожалению, я человек очень не выдержанный, испытывающий постоянный цейтнот, к тому же – отягощенный подлинными заботами и проблемами своих избирателей. Я впадаю в холодную ярость и от идиотизма поставленной задачи, и от формы ее постановки.

– Куда и как ее поднять? – сдерживая эмоции, деловито задаю я «простенький» вопрос, предлагая тем самым «фюреру» самостоятельно составить план требуемых мероприятий. Ему это, конечно, не по зубам: он руководит «вообще». Бялоцкий осуждающе смотрит на меня и величественно удаляется: дескать, задача сформулирована и поставлена, теперь ее может выполнить любой дурак.

Трения постепенно нарастают из-за моего упрямства и нежелания играть в эти игры. На помощь Бялоцкому приходят другие члены партбюро; меня начинают «воспитывать». К концу четвертого курса комсомольское и партийное «бюры» на грани холодной войны. К счастью, меня «снимают» по другим причинам: на 5 курсе уже быть генсеком «не положено»: надо заниматься дипломным проектом.