Сто полей - Юлия Латынина

– Но ведь в империи есть частные предприниматели, – сказал Ванвейлен.

– В империи, – сказал Арфарра, – есть и убийцы, и воры, и больные… Если вы возьмете статистические данные, то вы узнаете, сколько в таком-то году в такой-то провинции умерло людей от чахотки… Это, однако, не означает, что чахотка – нормальное состояние человеческого организма…

– Но ведь государственный цех неэффективен! – сказал Ванвейлен. – Государство не заинтересовано в прибыли!

– Разумеется, – ответил Арфарра. – Государство заинтересовано в человеке, а не в прибыли. Люди в государственных цехах работают восемь часов, и чиновникам нет нужды увеличивать этот срок. А в черных цехах, – Арфарра выпрямился, – в черных цехах при конце прошлой династии работали по восемнадцать часов в сутки, а получали меньше, чем в цехах государственных. Богачи брали на откуп целые провинции и растирали людей, как в молотилке, землевладельцы получали право творить суд и творили расправы, а люди, нанятые, чтобы защищать справедливость, соперничали в корыстолюбии и лжи. И это не могло кончиться ничем другим, как бунтами и вторжениями.

– Так, – сказал Ванвейлен, поднимаясь. – Вас вышвырнули из той страны, так тряпку, собрали тряпкой грязь и вышвырнули, а вы…

И прибавил слова, которые всем семерым потом вышли боком:

– В моей стране, во всяком случае, у богатых и бедных есть общие интересы…

Ванвейлен, вскочив, опрокинул столик: костяные фигурки полетели на пол вместе с бумагами, и туда же – песочные часы-перевертыш. Какого черта Арфарра всегда держит при себе это старье? Ах, да, почтенье к традициям, и удобно для «ста полей». Ванвейлен наклонился было собрать бумаги.

– Советник Ванвейлен! – произнес Арфарра, улыбаясь своими яшмовыми глазами, – я, конечно, не могу допустить, чтобы вы в таком разгоряченном состоянии принимали участие в завтрашних событиях…

Ванвейлен обернулся, но поздно: два человека схватили его под одну руку, два – под другую. Черт побери! Эти широкие плащи действительно мешали дотянуться до оружия… Ванвейлен забился, как рыбка. Тут же сзади накинули тряпку с каким-то зельем, защипало в глазах, Ванвейлен потерял сознание.

Он очнулся довольно скоро, как ему показалось, и в странном месте. Каменный мешок, сверху два тощих луча света. В полу были кольца, к кольцам этим его, связанного, привязали второй раз. Странность была в том, что кто-то заботливо подоткнул под связанного человека толстый парчовый покров, а соломы не подложили, и было холодно. Ванвейлен поразмыслил и понял, зачем нужен покров: чтоб на одежде королевского советника не осталось этой мерзкой погребной слизи, селитряной какой-то.

Ванвейлен все-таки Арфарру знал. Относительно своей участи у него сомнений не было. Завтра королевского советника Ванвейлена, ближайшего друга советника Арфарры, найдут мертвым, и улики будут указывать на того, кто Арфарре мешает.

Обвинитель Ойвен, у которого рот паутиной не затянет, прочтет над его телом надгробную речь, плавно перерастающую в руководство к погрому, – если, конечно, это не на Ойвена будут указывать улики.

«Именно поэтому, – подумал Ванвейлен, – я еще жив. Советник хочет дождаться завтрашнего дня, посмотреть, как сложатся события, кто ему мешает больше всех…»

Так Ванвейлен думал сначала, а потом стал размышлять и дальше. Почему это, например, советник Арфарра поручал ему такие вещи, о которых не знал толком даже послушник Неревен, вещи вроде обустройства пещерки в старом русле; и сама его мгновенная карьера и внезапная популярность не были ли созданы Арфаррой с заранее имевшейся в виду целью? По крайней мере – одной из возможных целей? Без роду, без племени – идеальная искупительная жертва. Не одними же чудесами пробавляться…

Ванвейлен усмехнулся. Он давно понял, что в стране этой имущий мог сохранить имущество, только обладая властью, но забыл, что судьба имущего и власть имущего были равно превратны. Власть была здесь главной собственностью, и, как всякая собственность, отбиралась в одночасье.

И товарищи уехали, и передатчика Ванвейлен давно не носил. Был кинжал на поясе, в трехгранных ножнах, и в кинжале – лазер. Но связали его так, что не пошевелиться.

Потом заглянул кто-то, увидел, что у советника глаза открыты, покачал головой и опять прижал ко рту тряпку с эфиром, чтоб не терзался человек мыслями.

А в народе меж тем происходило вот что.

Множество людей собралось в этот год на совет, и землянки и котлы ставили, где придется. Люди с северо-востока поставили котлы в Девьем Логе, где из-за дамбы, устроенной Арфаррой, обнажилась часть старого русла. За едой стали решать, кто прав: советник или Белый Кречет, и решили, что надо сделать второй ров. Из-за этого рва, да еще из-за скопления людей, сполз кусок берега. Под оползнем был вход в пещерку: бывший подземный храм Ятуна. А из оползня вышел камень с мечом, утопленным по рукоятку: вышел и стал расти. Двое ухватились было за рукоять и отдернули обожженные руки. Поняли, что это ятунов меч, и возьмет его только истинный король. А самозванец – от этого же меча и погибнет.

Камень рос всю ночь, и народ собирался всю ночь. С восходом солнца в лощину прискакал король, и все закричали криком радости.

Тут, однако, с другого берега показались Марбод Кукушонок со свитой, и закричали так же. Свита у Кукушонка на этот раз была большая. В ней было много горожан, и Даттам ехал с ним рядом.

Надо сказать, что лощина была не так велика, как место для совета на склоне Белой Горы; чудеса, однако, себе мест не выбирают. Тех, кто рассказывал, было больше, чем тех, кто видел, а от истины до лжи, как известно, расстояние в четыре пальца, от уха до глаза.

Даттам первый заметил и сказал, наклонившись к Марбоду Кукушонку:

– А советника Ванвейлена рядом с Арфаррой нет.

Обернулся к Бредшо:

– Не знаете, где ваш товарищ?

Бредшо покачал головой, а Кукушонок сказал:

– Видели, как он вчера ускакал в храм Золотого Государя.

Даттам поджал губы. Чудес, не им устроенных, он не любил. И особенно не любил, если все сбежались смотреть, а кто-то главный остался за задником:

– В одной книге, которую очень любит Арфарра-советник, сказано, что победа зависит от случайностей, а непоражение зависит лишь от вас… И я боюсь, что Арфарра здесь устраивает победу, а советник Ванвейлен устраивает где-то непоражение.

Тут взошло солнце, и все сняли шапки.

– Куда, – с тоской сказал Киссур Ятун, когда брат его спешился и пошел к камню, – это же проделки колдуна!

Кукушонок только усмехнулся:

– Что, однако, скажут обо мне и нашей хартии, если я не трону этого меча? Поединок – это не когда выигрываешь, а когда бьешься один на один.