Унесенные ветром - Маргарет Митчелл

Крик радости, готовый сорваться с ее губ, внезапно замер. Дом был странно темен, странно тих, а фигура на ступеньках неподвижна и безмолвна. Что-то было не так. Не так, как прежде. Дом стоял целый, нетронутый, но от него веяло такой же жуткой мертвой тишиной, как от всего лежавшего в руинах края. Но вот темная фигура на ступеньках пошевелилась. И неспешно, тяжело стала спускаться вниз.

– Папа? – хрипло прошептала Скарлетт, все еще не веря своим глазам. – Это я – Кэти-Скарлетт. Я вернулась домой.

Джералд молча, медленно, словно лунатик, направился на ее голос, волоча негнущуюся ногу. Он подошел совсем близко и стал, оцепенело глядя на нее – так, словно ему мнилось, что он видит ее во сне. Он протянул руку и положил ей на плечо. Скарлетт почувствовала, как дрожит его рука: казалось, он медленно пробуждался от какого-то тягостного сна и постепенно начинал осознавать происходящее.

– Дочка, – проговорил он как бы через силу. – Дочка.

И умолк.

«Боже, да он же совсем старик!» – пронеслось у Скарлетт в голове.

Плечи Джералда никли сутуло. В лице, которое Скарлетт лишь смутно различала в полумраке, – ни следа былой, бьющей через край жизненной силы; в глазах, смотревших сейчас на нее в упор, – почти такое же отупело-испуганное выражение, как у маленького Уэйда. Перед ней стоял дряхлый старичок, развалина.

Страх перед чем-то невидимым сжал ее сердце, наползая на нее оттуда, из мрака, и она стояла и смотрела на отца онемев, с тысячей невысказанных вопросов на устах.

Из повозки – в который уже раз – донесся слабый жалобный плач, и Джералд с усилием стряхнул с себя оцепенение.

– Это Мелани со своим младенцем, – торопливо зашептала Скарлетт. – Она совсем больна. Я привезла ее к нам.

Джералд снял руку с ее плеча и выпрямился. Когда он медленно зашагал к повозке, в нем словно бы возродилось что-то от прежнего хлебосольного хозяина поместья, встречающего гостей, и он произнес слова, всплывшие из темных закоулков памяти:

– Кузина Мелани!

Голос Мелани что-то неясно прошелестел в ответ.

– Добро пожаловать, кузина Мелани. Двенадцать Дубов сожгли. Мы рады принять вас под наш кров.

Мысль о том, сколько пришлось выстрадать Мелани, заставила Скарлетт очнуться и начать действовать. Жизнь брала свое – надо было уложить Мелани и младенца в хорошую постель и сделать массу всяких мелких необходимых вещей.

– Она не может идти. Ее надо отнести в дом.

Послышался шум шагов, и темная фигура появилась в дверном проеме на пороге холла. Порк сбежал по ступеням крыльца.

– Мисс Скарлетт! Мисс Скарлетт! – восклицал он.

Скарлетт схватила его за плечи. Порк – неотъемлемая частица Тары, свой, как стены этого дома, как его прохладные коридоры! Он неуклюже поглаживал ее руки – она чувствовала на них его слезы – и приговаривал плача:

– Воротилась! Вот радость-то! Вот радость-то!

Присей тоже расплакалась, невнятно бормоча:

– Порк! Порк! Хороший!

А Уэйд, воодушевленный тем, что взрослые вдруг расчувствовались, сразу принялся канючить:

– Пить хочу!

Но Скарлетт быстро поставила все на свое место:

– Там, в повозке, мисс Мелани с младенцем, Порк. Ее надо очень осторожно отнести наверх и устроить в комнате для гостей. Присей, возьми младенца, отнеси в дом и отведи туда Уэйда, дай ему попить. А Мамушка дома, Порк? Сказки ей, что она мне нужна.

Решительный голос Скарлетт, казалось, сразу вдохнул в Порка силы. Он тотчас направился к повозке и пошарил у задней стенки. Мелани застонала, когда он приподнял ее и потащил с перины, на которой она недвижно пролежала столько часов кряду. И вот он уже держал ее на своих сильных руках, и она, как ребенок, опустила голову ему на плечо. Присей следом за ним поднялась по широким ступеням крыльца, неся в одной руке младенца, другой таща за собой Уэйда, и они скрылись в глубине темного холла.

Натруженные пальцы Скарлетт судорожно стиснули руку отца.

– Они поправились, па?

– Девочки поправляются.

Голос его оборвался, и в наступившем молчании мысль, слишком страшная, чтобы дать ей облечься в слова, начала заползать в сознание Скарлетт. Она не могла, не могла заставить себя задать этот вопрос. Она сглотнула слюну, попыталась сглотнуть еще раз, но во рту и в горле внезапно так пересохло, что она едва могла дышать. Значит, вот почему в доме такая мертвая тишина? И, словно угадав ее невысказанный вопрос, Джералд заговорил.

– Твоя мать… – вымолвил он и умолк.

– Мама?..

– Она вчера скончалась.

Крепко сжимая руку отца, Скарлетт вступила в просторный холл, каждый уголок которого знала как свои пять пальцев. Даже в полном мраке она не наткнулась ни на одно из кресел с высокими спинками, не задела ни пустой подставки для ружей, ни разлапистых ножек старого серванта: непреодолимая сила влекла ее к маленькому кабинетику в глубине дома, где изо дня в день сидела Эллин, проверяя бесконечные счета. И ей казалось, что вот сейчас она переступит порог этой комнаты – и Эллин, как всегда, будет сидеть там за секретером: она поднимет на нее глаза, гусиное перо замрет в ее руке, и, шурша кринолином, она встанет, чтобы заключить измученную дочь в свои нежные, душистые объятия. Эллин не могла умереть, сколько бы ни твердил это отец, словно попугай, заучивший одну фразу: «Она скончалась вчера, она скончалась вчера, вчера…»

Как страшно, что она ничего не чувствует сейчас – только усталость, тяжелую, как кандалы, и голод, от которого подкашиваются ноги. Она подумает о маме потом. Она не должна сейчас о ней думать, не то еще начнет бессмысленно причитать, как Джералд, или реветь надрывно на одной ноте, как Уэйд.

Порк спустился по темной лестнице, спеша навстречу Скарлетт, – так замерзшее животное тянется к огню.

– Почему нет света, Порк? – спросила Скарлетт. – Почему в доме темно? Принеси свечей.

– Да они ж забрали все свечи, мисс Скарлетт, только одну оставили, – если надо поискать что в темноте. Да и это уже не свеча – почитай, огарок. Когда нужно поухаживать за мисс Кэррин и мисс Сьюлин, Мамушка делает фитиль из тряпки, опускает в плошку с жиром, и он горит.

– Принеси мне огарок, – распорядилась Скарлетт. – Поставь его в мамином… в маленьком кабинете.

Порк торопливо направился в столовую, а Скарлетт под руку с отцом ощупью прошла в маленькую, бездонно темную комнатку и опустилась на софу. Рука Джералда – безвольная, беспомощная – все еще лежала на сгибе ее руки, лежала доверчиво, как рука ребенка или дряхлого старика.

«Он совсем старый стал. Усталый и старый», – снова подумала Скарлетт и мимолетно удивилась про себя – почему это ее не трогает?

Замерцал огонек – Порк вошел, высоко держа в руке огарок свечи, укрепленный на блюдце. Темное тесное пространство ожило: продавленная софа, на которую она присела с отцом, высокий, почти под потолок секретер с множеством отделений, заполненных всевозможными бумагами, исписанными красивым тонким почерком Эллин, ее изящное резное кресло перед секретером, потертый ковер – все, все было, как прежде, не было только самой Эллин, и легкого аромата сухих духов лимонной вербены, и мягкого взгляда темных, с узким разрезом глаз. Скарлетт почувствовала, как к сердцу ее подкрадывается боль, – словно нанесенная ей глубокая рана, оглушившая ее, притупившая сначала все чувства, теперь давала о себе знать. Она не должна позволить этой боли разрастись сейчас. Впереди у нее еще целая жизнь, через которую она пронесет эту боль. Да, только не сейчас. «Господи, помоги мне! Только не сейчас!»

Она поглядела на Джералда и заметила, что впервые в жизни видит его небритым. Еще недавно такое румяное, цветущее лицо приобрело землистый оттенок и было покрыто седой щетиной. Порк поставил свечу на подставку и подошел к Скарлетт. Ей вдруг почудилось, что сейчас он положит голову ей на колени, ожидая, что она погладит его, как старого верного пса.

– Порк, сколько у нас осталось негров?

– Мисс Скарлетт, эти негодные негры разбежались, а одни так даже подались вместе с янки…

– Так сколько же осталось?

– Вот я, мисс Скарлетт, да Мамушка. Она целыми днями выхаживает молодых барышень. А Дилси сидит с ними сейчас, ночью. Так что трое нас, мисс Скарлетт.

«Трое нас» – это вместо ста рабов. Скарлетт с трудом подняла голову – шея нестерпимо ныла. Она знала, что голос у нее должен быть твердым. И сама изумилась, как естественно и спокойно прозвучали ее слова – словно не было никакой войны и она мановением руки могла собрать вокруг себя десяток слуг.

– Порк, я умираю с голоду. Есть что-нибудь в доме?

– Нет, мэм. Они забрали все.

– Ну, а в огороде?

– Они пасли там своих лошадей.

– Даже на холмах, где растет сладкий картофель?

Некое подобие довольной улыбки шевельнуло толстые губы.

– Я-то, мисс Скарлетт, совсем было и позабыл про яме. Думается, там все цело. Янки же никогда не сажают яме. По-ихнему, это так – дикое чевой-то, и…