Жанна дАрк из рода Валуа. Книга третья - Марина Алиева

Проверки ради графиня Люксембургская заикнулась перед Жанной об этой Клод, и та пришла в небывалое волнение! Чуть не на коленях, просила рассказать, о судьбе своей «подруги и наперсницы»!

Невестка Жанна тогда сразу решила, что хорошо было бы разузнать о второй девушке не только ради того, чтобы оказать любезность герцогине и просто порадовать Жанну, но и ради самих себя. Может, стоит даже попытаться выкупить её, (ведь за пажа много не запросят), потому что, как она слышала, в этом деле с чудесами из Лотарингии странного хватает…

Но дело оказалось куда сложнее, чем оно виделось изначально. О второй девушке никто из тех людей, что привезли Жанну в Боревуар, не слышал. И гонец, отправленный в лагерь под Компьен, тоже ничего не узнал. Поэтому пришлось пока довольствоваться только осторожными рассказами Жанны, которая явно что-то о прошлом этой Клод скрывала, потом отписать мадам Иоланде о своём неведении о нынешней судьбе «пажа», но пообещать, что вывезти Жанну из Боревуара обе графини не дадут.

Однако, интерес к таинственной Клод от невозможности что-то о ней узнать стал только сильнее. И, если племянник не врёт, что сам герцог Филипп печётся о ней так же, как они тут пекутся о Жанне, то действительно всё не просто! И за подобные сведения можно заплатить даже наследством…

– Всё не оставлю, – проговорила графиня, когда дыхание восстановилось. – Но бОльшую часть так и быть…

– А остальное?

– Остальное я уже завещала церкви.

Люксембург с досадой поморщился.

– Ладно, пусть так. Можем составить завещание пока я здесь. Тогда в следующий мой приезд вы, мадам, узнаете всё, что захотите о девчонке, которую держит у себя Филипп. Даже если придётся заплатить за это всеми ушами, какие у меня есть.

– Аминь, – буркнула графиня.

Она попыталась встать, но передумала.

– Позови моего секретаря, – устало попросила племянника. – В конце концов, ты малый предприимчивый, и мои владения по ветру не пустишь. Зато, может быть, спасешь свою душу, сам того не ведая…

Жьен

Они собирались к положенному сроку один за другим, мало кому кивая в этом заполненном людьми зале. Заходили, гремя оружием, в сопровождении оруженосцев, которым, по знаку де Гокура, это оружие оставляли и сами оставались ждать, когда двери приёмной короля для них откроются.

Ла Ир, де Ре, Бастард, Алансон – все, кто составлял ближний круг Жанны в дни её славы, и те единственные на чью помощь она могла ещё уповать.

На Алансона смотрели с особенным любопытством… Как только среди придворной знати расползлись слухи о том, что французская сторона, скорей всего, выкупать Жанну не намерена, посему, дескать, и письмо герцога Бургундского, на вопрос о судьбе девушки, осталось, фактически, без ответа, герцог примчался в Жьен, даже не дав себе труда прилично одеться! Он прошёл к покоям короля размашистым шагом, пугая выражением лица придворных и челядь. У самых дверей оттолкнул стражника, который пытался преградить ему путь, а второму заехал в лицо кулаком, и тот наверняка благодарил потом небо за то, что в путь герцог пустился наспех и не надел доспехи, даже самые лёгкие!

Что было потом, достоверно не знал никто. Но поговаривали, будто герцог даже обнажил меч, который, якобы, швырнул к ногам короля, крича, что он тоже воевал с Жанной и, видимо, тоже достоин заточения! Кто-то даже видел, как свита герцога едва не сцепилась со стражниками, вызванными де Гокуром для усмирения Алансона, и, будто бы, герцог действительно был заключён в одну из комнат нижней галереи, служившей когда-то тюрьмой, но прежде запретил своим людям препятствовать его аресту. Однако, уже на следующий день кто-то другой, вроде бы видел, как король прогуливался с герцогом по небольшому садику под окнами замка, и беседовал с ним вполне миролюбиво.

Что тут было сплетней, а что правдой, да и было ли всё это так, как говорилось, знали очень и очень немногие. Но, видимо, что-то было, из-за чего сегодня и вызваны к королю остальные преданные сторонники Жанны, которые стояли теперь среди праздной толпы придворных этакими островками угрюмости и укора всем прочим, и не питали иллюзий, относительно причин своего вызова.

– А что герцогиня Анжуйская? – только и спросил остальных Дюнуа. – Она будет присутствовать?

– Наверняка, – осматривая зал с обычным хищным выражением на лице, бросил в ответ де Ре.

Мадам Иоланда, действительно, сидела в кабинете Шарля и хмуро наблюдала за тем, как он просматривает бумаги, принесённые секретарём. Наблюдала и думала, что могла бы радоваться – её воспитанник стал настоящим королём, если судить по тому, как властно он теперь разговаривает, как внимательно, без неуверенных оглядок на неё, вникает в суть тех дел, которые следует решить и с какой небрежной лёгкостью выносит суждения.

– Вы это видели, матушка? – спрашивал он, даже не глядя, смотрит она, или нет на большие листы бумаги с очень подробным рисунком какого-то собора. – Флорентийцы построили у себя нечто совершенно прекрасное! Это получше парижского, не так ли? Кто строил?

– Брунеллески, сир, – ответил секретарь.

– Достаньте мне рисунки всех его построек. Возможно, мы тоже ему что-нибудь закажем.

Герцогиня в раздражении встала.

– Боюсь, Брунеллески нам не по карману, – нервно обронила она, знаком дав понять секретарю, что хочет пить.

Шарль, наконец, посмотрел на неё и улыбнулся небрежно и даже ласково.

– Раз так, будем довольствоваться тем, что имеем.

«Да, когда-то я мечтала о таких днях, – рассеянно подумала мадам Иоланда, совсем не чувствуя вкуса той жидкости, которую ей поднесли. – Но он стал всего лишь королём…»

В кабинет вошёл де Гокур.

– Все собрались, ваше величество.

Шарль, не отрывая глаз от рисунка флорентийского собора, кивнул.

– Мне пригласить их сюда, сир, или вы встретитесь с ними в приёмной?

Шарль обвёл глазами кабинет, как будто впервые его увидел, потом пожал плечами.

– Наверное, будет лучше поговорить в приёмной. Здесь слишком по-домашнему, а мне нужен серьёзный разговор. Не так ли, матушка?

Он повернулся и посмотрел точно так же, как делал это всегда до сих пор. Но теперь в этом поиске её одобрения мадам Иоланде почудилась издёвка.

– Здесь только вы решаете, как и что сделать лучше, – вымолвила она и пошла в приёмную.

Алансон, де Ре, Дюнуа и Ла Ир уже стояли там. Все они низко поклонились, когда Шарль вошёл, но какой-нибудь сторонний наблюдатель, окажись он здесь, сразу бы отметил про себя, что, в отличие от любых других посетителей королевской приёмной эти пятеро не искали ответного взгляда короля, а напротив, отводили свой, чтобы скрыть, кто недовольство, кто досаду, кто смущение. Только де Гокур сохранял бесстрастное выражение на лице, да мадам Иоланда никуда взгляд не отводила, но смотрела прямо перед собой, как человек ничего хорошего не ждущий.

Шарль обвёл всех взглядом и криво усмехнулся.

– Вижу по лицам, что причину, по которой я вас позвал, оглашать не надо. И это хорошо, потому что я уже устал и говорить и думать на эту тему.

– Ваше величество имеет в виду осаду Компьеня? – холодно поинтересовалась мадам Иоланда.

– Не надо, матушка, – слегка устало, но почти без раздражения протянул Шарль. – Здесь все свои. Или вернее было бы сказать – ваши, потому что этих людей именно вы обличили поистине родственным доверием. Но, если желаете, я могу ещё раз повторить, что хочу, наконец, закрыть вопрос о Жанне, которую все вы прочили мне в сёстры, а может и того хуже – в преемницы.

– Никто о таком даже не думал, – не меняя ни тона, ни выражения лица произнесла герцогиня.

– А это уже не важно.

Шарль прошёл к единственному в этой комнате стулу, осмотрел его, словно прикидывая садиться ли ему, или нет, и не сел. Просто постоял с минуту, а когда повернулся к присутствующим от миролюбия на его лице не осталось ни следа.

– Вы все считали меня слабым королём, и я это чувствовал! Поэтому теперь совершенно не важно кто из вас какие планы на Жанну строил. Главное то, что я рядом с ней чувствовал себя так, словно воскрес мой безумный отец и старшие братья, и меньше всего хотел получить ещё одного родственника! Я бледнел и тускнел тем сильнее, чем ярче и смелее блистала она! Среди своих же придворных чувствовал себя последним из них! Снова последним! Трусливым, неспособным, ненужным! Даже в день коронации… Хотите знать, дорогие кузены и преданные мне маршалы, что чувствовал ваш король и брат в самый главный день своей жизни?! Он боялся! Наёмного убийцы, народного бунта, ваших благородных клинков… А знаете, кто вернул мне уверенность? Не вы, матушка, не дорогой кузен Алансон и даже не его святейшество господин де Шартр! Нет господа – мне улыбнулся сам Господь! И Он сказал, что король – это король, и ему не нужны другие родственники, кроме, разве что, наследника престола!