Жанна дАрк из рода Валуа. Книга третья - Марина Алиева

Впрочем, желая скрасить последние дни существования графини, о Клод бастард, как и обещал, справки навёл, вот только узнал мало. И даже разозлился на какое-то время из-за того, что не может узнать больше. Но первая же попытка спросить о девчонке самого герцога встретила такой недвусмысленный отказ, что сообразительный Люксембург счёл за благо оставаться в неведении и дальше.

Неопределённое состояние длилось до сентября.

Поговаривали будто из Рима, то ли пришёл запрет на какое-либо судилище над французской Девой, то ли вообще ничего не приходило, из-за чего, дескать, Кошон никак не мог решиться забрать пленницу у бургундца и судить, фактически, самовольно, без благословения папы. Но истинное положение дел, как водится, знали очень и очень немногие.

В Риме, действительно, особым энтузиазмом не пылали. Папский легат при английском короле без конца запирался с Кошоном то в одних апартаментах, то в других. Но всякий раз, выходя «на люди» оба делали такие непроницаемые лица, что невозможно было понять, о чём же всё-таки прелаты договорились. С другой стороны, лицо герцога Бэдфордского являло всем вполне конкретную позицию уставшего ждать регента. Грохоча ладонью по столу, он требовал от Кошона немедленного завершения переговоров о выкупе и начала процесса над ведьмой, иначе «французские бабы успеют завалить своими жалостными письмами весь конклав, а Филипп Бургундский окончательно свихнётся!».

Кошон и сам понимал, что герцогиня Анжуйская вместе с Люксембургской старухой запросто могут испортить всё дело своим немалым влиянием не только во Франции, но и за её пределами. И так уже некоторые господа, приглашенные им к участию в процессе над французской ведьмой, отказались весьма категорично, из-за чего представительство обвиняющей стороны не выглядело больше таким весомым, как замышлялось. Но, что он мог поделать?! Яд, подбавленный им в мысли герцога Филиппа, видимо, ещё не подействовал. Но подействует обязательно, в этом Кошон не сомневался, поэтому, выслушивая в очередной раз порцию внушений от Бэдфорда, он спокойно смотрел себе под ноги, следуя взглядом за узорами на паркете.

– Что вы так спокойны, сударь?! – рявкнул на него герцог. – Надо выкупать ведьму как можно скорее! Плюньте на ту, вторую девку и договаривайтесь уже с Люксембургом! Пусть удавит свою тётку-графиню, если ничего другого сделать нельзя, и везёт сюда Жанну тайно, по ночам, без шумихи и эскорта в полармии! Я вышлю ему навстречу свою охрану, если понадобится, но девка должна быть в Реймсе самое позднее через месяц, иначе капризы племянника сведут меня с ума! Иной раз кажется, что умом он пошёл в деда, а не в отца! И почему гнилая порода всегда одерживает верх?! Что вы молчите, Кошон?! Что вы всё время молчите, как будто дело это нужно только мне одному! Вы что, недовольны чем-то?

– И да, и нет, милорд, – ответил Кошон, словно с неохотой отрывая взгляд от пола. – Я сам желал бы получить эту девицу поскорее. Но ту, другую, оставлять Филиппу тоже нельзя.

– А что с ней не так? Вы что, видели её? Говорили с ней?

– И видел, и говорил.

– И что? Что там такое немыслимое? В самом деле чудо Господнее?

Кошон неопределённо повёл плечом.

– Видите ли, милорд, существуют определённые каноны… своего рода непреложные правила, по которым любое признание дел земных за чудо, посланное свыше, по сути, считается ересью.

– Значит, там колдовство, – не столько спросил, сколько подытожил Бэдфорд.

Кошон неудобно поёжился и с явной неохотой выдавил из себя:

– Не-ет… Не совсем.

Он поскрёб пальцем лоб, прикидывая, как бы выразиться понятнее, но формулировки скользили по мыслям, словно скользкие угри.

– Там скорее угроза, милорд. Не военная, но идейная, если можно так выразиться. Я полагаю, опасность эта даже бОльшая, нежели та, что исходила от, якобы Девы Жанны, но сформулировать более чётко, пожалуй, не смогу. Я почувствовал это, и, в отличие от герцога Филиппа, не поддался на кажущийся соблазн Божьего откровения, но ощутил заботу о сохранении царствия Его. Церковь никогда не примет эту девушку, и это уже достаточно веский аргумент против неё, но скажу вам больше – Церковь падёт, если она когда-нибудь получит возможность проповедовать, чего от неё, по-видимому и ждут. Страшна была деревенская девушка, чудесным образом взявшая в руки меч, но ещё страшнее станет та, которая всем своим естеством возымеет власть над Словом. Сам папа может произнести витиеватую проповедь, но она станет лишь одеждой для слуха паствы. А то, как и что умеет говорить эта девушка, есть сама душа…

Бэдфорд громко хмыкнул и коротким смешком оборвал речь епископа.

– Чудеса какие-то! И вы хотите сказать, что поняли всё это из одной лишь беседы с девицей?

– Вот именно. – Кошон выразительно посмотрел в глаза регенту. – Именно из одной беседы. Уж не знаю, где и как её отыскала герцогиня Анжуйская, но я готов поручиться своей головой, не будь этой девушки рядом с Жанной, не было бы ничего того, что случилось – ни Орлеана, ни коронации, ни разгрома при Патэ…

Удивление на лице Бэдфорда подержалось немного и уступило место задумчивости.

– А Филипп это понимает? – спросил он после долгой паузы.

– Думаю, да, – ответил Кошон. – Но он желает понять и что-то большее, как мне показалось. И, если бы мы так не спешили, если бы она не была нам так нужна, и мы были уверены, что из плена у герцога Бургундского девушка никогда не выйдет, я бы посоветовал вашей светлости позволить ему понять всё, что он хочет.

– Зачем?

– Чтобы не иметь больше под боком герцога Бургундского.

Кошон с загадочным видом поклонился Бэдфорду и подкрался к нему поближе, как будто желал сообщить что-то совсем секретное.

– Или власть, или душа, милорд, – прошептал он. – Нельзя, получив одно, желать другое. Но, если всё же попытаться… если заглянуть в себя с вершины власти, от страха можно сорваться в такую бездну, из которой возврата нет…

* * *

– Нет, нет, нет…

Клод уже в который раз повторяла это слово, и герцог чувствовал, что где-то в глубине души в нём закипают и ярость, и обида, и злость на кого-то неведомого, кто довёл его до этого дня и до этого выбора.

– Барон обещает полную скрытность и полное обеспечение для тебя до конца твоих дней. Он гарантирует тебе спасение! СПАСЕНИЕ!!! А ты упрямишься, как Валаамова ослица и даже мысли не допускаешь, что бароном может руководить промысел Божий!

Филипп наспех, почти небрежно, перекрестил плечи ладонью и, в который уже раз, потряс перед лицом Клод подмятым клочком бумаги с маленькой печатью, более похожей на каплю запекшейся бурой крови.

– Я иду на фактический сговор с тем, кого должен считать врагом! – ухитрялся кричать он даже шёпотом. – Но я пойду на это, потому что знаю много больше того, что знаешь ты!

– Зато вы не знаете того, что знаю я, – без вызова ответила Клод, которая всё это время смотрела в лицо герцога с твёрдостью абсолютно убеждённого человека.

Филипп опустил руки. Он никак не мог пробиться к её здравому смыслу, не сообщив о том, что Клод нужна на процессе над Жанной только как жертвенный агнец. Но, чтобы сообщить об этом, следовало объяснить, почему судилище Кошона не может казнить саму Жанну, а эта тайна Филиппу, увы, не принадлежала!

Впрочем, герцог почему-то был уверен, что, скажи он всю правду, Клод не остановило бы и это. Она противилась собственному спасению так, будто… будто от этого зависела её жизнь!

– Я очень благодарна его милости господину де Ре, – говорила между тем девушка, – но спасения для меня не будет, если не сдержу данную когда-то клятву.

Филипп едва не схватился за голову. Опять она об этом! «Вместе до конца»! Ей Богу, он был в шаге от того, чтобы сказать ей, кем именно является Жанна, и кем возле неё станет Клод…

Пару дней назад на столе своего кабинета герцог Бургундский обнаружил письмо, запечатанное баронской печатью де Ре. Кто его подбросил, дознаться не удалось, и поначалу показалось странным, что маршал Франции, соблюдая таинственность при передаче письма, нисколько не таится и, фактически, всем и каждому демонстрирует печатью своё авторство. Но, когда Филипп прочитал… когда понял, что именно предлагает барон, он понял и всё остальное – де Ре просто пошёл в лобовую атаку, где, либо получаешь своё, либо окончательно теряешь то, что, в общем-то ещё можно спасти, хотя и кажется, что оно уже почти потеряно.

Барон предлагал герцогу целый план, по которому Филипп должен был согласиться продать Клод, отправить её со слабой охраной к Руану, где всё уже готовилось к процессу, и предоставить дальнейшую её судьбу самому де Ре.

«Судя по Вашему нежеланию продавать означенную девицу, я заключил, что Ваша светлость успели понять сколь сильным грехом будет потворство её гибели. Ни единым мигом не усомнился бы я в желании Вашей светлости уберечь девицу Клод от её участи, но, зная сколь сильное давление будет оказано на Вас со стороны герцога Бэдфордского, хочу предложить простое избавление от хлопот и нелёгкого выбора… Клянусь, что никто и никогда не узнает о нашем сговоре, клянусь, что никто и никогда не узнает о том, где девица будет укрыта, и, уж конечно, клянусь, что ни один волос не упадёт с её головы и ничего плохого причинено ей не будет…»