Шведская сказка - Шкваров Алексей Геннадьевич

- Может они в заговоре вместе с Густавом? – но потом махнула рукой, ибо теперь у нее был новый фаворит, вытеснявший из сердца стареющей императрицы боль, оставленную Мамоновым. Тем более, что слух Екатерины опять утешили радостные вести с юга.

Юсуф-Коджа, тот самый «длиннобородый», что остался сперва в великих визирях у нового султана Османа, не долго наслаждался сладкой жизнью в Стамбуле, вкушая нежнейший шербет и услаждая свой слух звуком падающих в его сундуки пиастров. Пинок сапога Повелителя Вселенной, сшитого из мягчайшей кожи, очень больно выкинул бывшего визиря прямо в молдаванскую пыль, превратившуюся после многодневных дождей в непролазную грязь. И здесь, на берегах бурной, разлившейся речки Рымник, на свою беду, Юсуф-Коджа повстречался с Суворовым. Турецкая армия перестала существовать.

Шведская же кампания 1789 года заканчивалась тем же, чем и предыдущая. Русские оставались в своих границах, - шведы в своих. На следующий год надо было начинать все сначала.

Стединк был разочарован и недоволен. Несмотря на два нанесенных поражения русским, он все равно, под давлением превосходящих сил противника, был вынужден оставить Сен-Михель, где был сосредоточен крупный магазин, по чьему-то ротозейству не уничтоженный. Русским досталось не много – 300 бочек с селедкой и 46 бочек пороха. Не Бог весть, что, но и этого делать не следовало. Нет, конечно, Стединк отобрал у русских Сен-Михель, и война затихла, переместившись на море. Но перспективы на будущую кампанию не радовали.

После блестящего сражения при Поросальми сбежал в королевскую ставку хитрец Егерхурн. И теперь Густав возил его с собой в качестве нового военного оракула. Но кроме преувеличения собственных заслуг и принижения чужих, этот интриган мало на что годился.

Король по-прежнему жаждал возглавлять не только внешнюю политику, что надо отметить, ему пока удавалось, но и продолжить свои выступления в качестве настоящего полководца.

Стединк как мог разместил свои войска вдоль всей протяженности границы с русскими, так чтобы отразить любой внезапный удар, и был больше занят подготовкой своих солдат к размещению на зимних квартирах. Снабжение было по-прежнему из рук вон плохое, жалование, как обычно задерживалось, обмундирования не хватало, и он делал все, что бы только избежать ужасов прошлой зимы и сохранить боеспособность своего маленького войска.

Плохие вести приходили и из милого его сердца Парижа. Людовик XVI собрал Генеральные штаты и казалось выход из кризиса, в котором находилась несчастная Франция, будет найдет. Народ рукоплескал своему монарху и его очаровательной Марии-Антуанетте, лишь отдельные оскорбительные крики, по поводу ее романа с Акселем Ферсеном, да памфлеты, усиленно разбрасываемые средь толпы сторонниками герцога Орлеанского, заставляли хмуриться ее очаровательное личико.

Забавные носятся слухи

Про жизнь королевской семьи:

Бастард, рогоносец и шлюха

Веселая тройка, Луи!

Нет, век короля Людовика XVI нельзя, конечно, назвать «благочестивым», но жена Цезаря должна была оставаться вне подозрений, а юная Мария-Антуанетта так увлеклась этим красавцем-шведом, что в общем-то при инфантильном муже-короле было и не мудрено, но слишком гордо она задирала свой носик, слишком часто меняла наряды, и слишком много внесла изменений в дворцовую жизнь, спустившись туда, куда королевам вход был запрещен. Свою портниху-простолюдинку, ставшую законодательницей парижских мод, она примечала более, чем какую-либо знатную даму из своего же окружения. Не говоря о принцах крови, родственниках короля.

А тут еще и знаменитый процесс мадам Корнман, которую собственный муж в 1781 году упек в тюрьму вместе с любовником, за то, что она предпочла ему красивого молодого человека по имени Доде де Жоссан. Король самолично подписал приказ, стремясь строго наказать распутников. Правда, когда в дело вмешался «великий пересмешник» Бомарше, то на проверку дело оказалось еще хуже. Муж получил в качестве приданного за женой кругленькую сумму, сам толкнул ее в объятия де Жоссана, ибо тот состоял при должности и мог оказывать нужные банкиру услуги. Когда же молодой человек остался не у дел, обманутый муж пришел в «бешенство».

- Безвинных судит, а свою шлюху австриячку покрывает! От кого наследник-то? – шумели задолго до революции на улицах Парижа.

Ох, и припомниться же все это бедному Людовику XVI и очаровательной, но несчастной Марии-Антуанетте.

Скоро, совсем уже скоро, третье сословие назовет себя Национальным собранием, а 14 июля разбушевавшаяся парижская чернь снесет Бастилию. И вся Франция провалится в преисподнюю революции.

Одно радовало, письма от любимой Фредерики теперь поступали регулярно. Даже старый и брюзжащий по поводу любви прославленного полководца, которого в Швеции теперь сравнивали с самим Зейдлицом, Карл Спарре смирился и не пытался писать Стединку нравоучения, оправдываясь, что именно он когда прервал их переписку.

Вот и сейчас, он сидел в своем домике в Ахолаксе, где размещался его скромный штаб и писал Фредерике: «Наружность моей экономки, как и ее повадки, более соответствуют тем женщинам, которых в народе называют ведьмами. Она способно обратить в бегство всех офицеров моей бригады и при этом готовить пищу с немалыми затратами для моего кошелька. А когда подает мне блюдо. Которое мне не нравиться, то ссылается на какие-нибудь крестины или похороны в Васа, где это кушанье сочли изысканным. Она находит забавным, что мы здесь в Саволаксе смеем критиковать пищу, которая нравилась всем господам в столице Эстерботнии. Но, моя любовь, как бы мне не хотелось оказаться рядом с тобой, я вынужден тебя умолять остаться там, где ты находишься…» - С улицы послышался какой-то шум. Стединк вздохнул, с сожалением отложил перо, и приподнявшись над столом выглянул в окошко.

На улице он увидел одинокий черный, без единого окошка, экипаж, запряженный парой взмыленных лошадей с кучером на высоких козлах. Рядом с ним верхом на лошади находился какой-то шведский офицер, что-то, яростно негодуя, объяснявший толпе окруживших его финских солдат. Лицо офицера показалось Стединку знакомым.

- Надо выйти посмотреть, кто там пожаловал. – Решил генерал, надевая шляпу и выходя из комнаты. Сидевший в сенях Веселов вытянулся при виде своего командира.

- Пойдем, капрал, посмотрим, что там случилось. Расшумелись что-то наши солдаты. – Стединк поманил его за собой.

Глава 21. Сквозь шведские позиции.

«Честную душу сдерживает совестливость,

А негодяй крепнет от своей дерзости»

Ювенал

Эти тупые финны не пропускают его, офицера самого короля! Они требуют, что он проедет только лишь с позволения их начальника, генерала Стединка! – Гусман был взбешен. – Прочь! Прочь с дороги! – угрожающе он наезжал на солдат, но те лишь угрюмо блеснули остриями штыков, и глухо зароптали, не соглашаясь освободить путь. Хадсон нахохлившись, как воробей, сидел на своем месте, придерживая испуганных лошадей. С высоты козел, он обеспокоено ворочал головой. Настроение финнов Хадсону не нравилось. И если проскочить тот пограничный пост с грехом пополам им и удалось, то здесь финны не расступались при виде королевского указа.

Широкими шагами, положив левую руку на эфес шпаги, к толпе приближался Стединк. Он уже узнал Гусмана и недовольно подумал:

- Принесла нелегкая!

За генералом поспешал Веселов, размышляя приблизительно о том же. Заметив Стединка, майор развернул коня, и расталкивая финских солдат направился к нему. Подъехав, он ловко спрыгнул на землю, и учтиво коснувшись шляпы, произнес: