Лев Толстой. На вершинах жизни - Игорь Борисович Мардов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соблазнов в тексте "Пути жизни" – пять. И Толстой объясняет мнимость ("ложность") каждого из этих представлений. Вот два примера.
Соблазн непротивления злу насилием скромно занял свое место в составе соблазна наказания. Наказание – дело мести. Соблазн наказания – это соблазн "ложного представления о праве одних людей ради справедливости или исправления делать зло людям"(45.14).
"Люди говорят, что можно воздавать злом за зло для того, чтобы исправлять людей. Это неправда. Люди обманывают себя. Люди платят злом за зло не для того, чтобы исправлять людей, а для того, чтобы мстить. Исправлять зло нельзя тем, чтобы делать зло"(45.225).
"Люди хотят оставаться такими плохими, какие были, и хотят, чтобы вся жизнь в то же время была лучше"(45.238).
Пятый соблазн – соблазн тщеславия, т. е. "ложного представления о том, что руководством поступков человека могут и должны быть не разум и совесть, а людские мнения и людские законы"(45.14). Это "привычка жить не по учению мудрых людей мира и не по своей совести, а по всему тому, что признают хорошим и одобряют те люди, среди которых живет человек"(45.242). И этот соблазн – вид мнимодушевности. В подтверждение Толстой переводит мысль Паскаля:
"Нам мало нашей истинной внутренней жизни – мы хотим жить еще другой, воображаемою жизнью в мыслях людей, и мы заставляем себя казаться для этого не тем, что мы на самом деле. Мы, не переставая, стараемся украшать это воображаемое существо, а о настоящем, о том, что мы на самом деле, не заботимся. Если мы покойны душой, если мы верим, любим, мы стараемся как можно скорее рассказать об этом, с тем чтобы эти добродетели были не только наши добродетели, но и воображаемого существа в мыслях других людей" (45.242-3).
Про многие фундаментальные заблуждения души человеческой можно сказать, что они – мнимы. С точки зрения толстовского монизма жизни это вполне понятно.*) Если личность (животная личность, низшая душа, плотское Я) человека и есть и не есть вместе (если она "мечта", как писал Толстой), то она "мнима" в том самом смысле, в котором слово это мы употребляем в отношении явления мнимодушевности. Но, как видим, речь уже идет не только о душевной, но и о духовной жизни. Потому и мы должны говорить не только о мнимодушевной, но и о мнимодуховной стороне души человека. Мнимодушевность есть по большей части обманы жизни – "то, что принимает подобие жизни". Мнимодуховность – то, что создает в людях некий параллельный мир, который в свою сторону отвлекает духовные силы жизни человека от Источника этих его сил (см. 52.145) и служит оправданием дурной жизни.
*) Напомню, что по мистическому учению Толстого все вещи и явления Мира суть пределы отделенности, которые, существуя, не существуют; это в некотором роде "мнимое Бытие".
"Почти все бедствия мира: и войны, и казни, и нищета одних и роскошь других – всё это возникло не от пороков людей – пороки не могли бы произвести такие страшные последствия, – а от оправданий пороков и слабостей людских"(79.124).
Если соблазны у Толстого по преимуществу мнимодушевны, то суеверия – обманы веры, принятые по доверию ложные учения, нужные людям затем, чтобы "со спокойной совестью жить"(56.91) – мнимодуховны. Суеверия – суть мнимые веры. И таких мнимых вер в человечестве, согласно "Пути жизни" Льва Толстого, три: суеверие церкви, суеверие науки и суеверие государства.
Для осмысления мнимодушевности и мнимодуховности продуктивна мысль Толстого в "Воскресении" о том, что человек способен видеть и при солнечном свете сознания и при лунном свете сознания. Лунный свет есть свет отраженный, "свет без своего источника". Чтобы видеть только при лунном свете, надо "прищуриваться". От этого прищуривания и ходят тени мнимодушевности. Только солнечный свет (свет высшей души, свет от духовного Я, Бога своего) способен убрать эти тени, высветить все как есть. Таков, кстати, и художественный метод Толстого.
Переживания жизни в мнимодушевности иногда чем-то сопричастны сознанию жизни высшей души, что, видимо, и обеспечивает духовную власть мнимой души. В этой сопричастности есть что-то глубоко от нас сокрытое. Однако воздействие мнимодушевности и духовного Я на человека разное. Воздействием мнимой души человек удовлетворяется только при бездействии в нем подлинного Хозяина – его духовного Я.
Подлинная Вера превышает разум, так как она состоит в признании "того, что существует то, что сознается, но не может быть определено разумом, как Бог, душа, добро"(39.152). Предмет истинной Веры, "несмотря на то, что определение отношения человека к Богу и миру большой частью берется уже установленное прежде жившими людьми, проверяется и воспринимается разумом". Предмет же веры-доверия "не только принимается независимо от участия разума, но при непременном условии неупотребления разума для проверки переданного". Это создает особые возможности для внушения чего угодно и, значит, для извращения разума. Разум человека предназначен не к тому, чтобы устанавливать высшие истины (которые обнаруживаются Верою, выражающей несомое светом сознания высшей души), а к тому, чтобы поверять то, что проповедуется в качестве высших истин другими людьми. "Разум же предназначен не на то, чтобы решать, кому нужно, а кому не нужно верить, этого он и не может решить,*) а на то, чтобы проверять справедливость того, что предлагается ему. Это он всегда может и на это он и предназначен"(39.156).
*) Из-за многочисленных недоразумений на этот счет вынуждены еще и еще раз подчеркивать, что разум у Толстого служит не для познания и утверждения установок Веры, а только для разрушения обманов веры. Разум у Толстого – не столько определитель истин жизни, сколько контролер при входе их в душу.
Вера-доверие, отвергая контролирующие функции разума и оскопляя его (разодухотворяя человека в разуме), тем раскрывает безграничные возможности для "рассуждений и вымыслов"(39.156.) и сама неизбежно становится ложной верой. "Ложные веры это – такие веры, которые люди принимают не потому, что они нужны им для души, а только потому, что верят тем, кто их проповедует"(45.277). Такие веры с течением времени не могут, в конце концов, не превратиться в мнимые веры. Мнимая вера – конечная стадия разложения веры-доверия.
Обращаясь к духовенству в 1902 году, Толстой стремился донести, что "вы не верите в то учение, которое вы проповедуете, не верите не только во все те положения, из которых оно состоит, но часто не верите ни в одно из них". Но это не лицемерие в буквальном смысле слова. "Я знаю, – продолжает Толстой, – что, повторяя знаменитое «credo quia absurdum», многие из вас думают, что, несмотря ни на что, они
