Некуда - Николай Лесков

– И освещение в этом же числе? – спросил кто-то из гостей.

– Освещение? Нет, освещения нет в этом счете. В течение первой декады опыт показал, что общественное освещение неудобно. Некоторые из членов ассоциации желали заниматься в своих комнатах; некоторые исключительно занимались по ночам, и потому было составлено экстренное заседание, на котором положено иметь общественное освещение только для прислуги.

– А в общественных комнатах?

– До сих пор у нас было приготовленное сначала освещение для этой комнаты.

– Ну это, однако, надо обсудить, – заметила Бертольди.

– Так вот, господа, – начал Белоярцев, – вы сами видите на опыте несомненные выгоды ассоциации. Ясное дело, что, издержав в месяц только по двадцати пяти рублей, каждый из нас может сделать невозможные для него в прежнее время сбережения и ассоциация может дозволить себе на будущее время несравненно большие удобства в жизни и даже удовольствия.

– Мен, но нужно же капитализировать сначала эти сбережения, – заметил, гнуся и раскачиваясь, Кусицын, проживающий у Райнера на «ласковом хлебе».

– Они и будут капитализироваться. На мою долю падает двадцать пять рублей с копейками, вот я их и представляю в кассу ассоциации.

Белоярцев вынул из кармана двадцатипятирублевую ассигнацию с мелкою серебряною монетою и положил их на стол перед Прорвичем, избранным в кассиры ассоциации.

Прорвич сделал то же, положив свои деньги к деньгам Белоярцева.

Лиза приподнялась, посмотрела серебряную монету, положенную Белоярцевым вместе с ассигнацией, и вышла в свою комнату.

Через минуту она воротилась с двадцатипятирублевым билетом и серебряной монетой, которые положила к деньгам Прорвича и Белоярцева.

Во время склада этих денег общество хранило молчание.

Когда Лиза положила деньги и села на свое место, Белоярцев постоял несколько минут и, обратясь к Ступиной, которая, краснея, шептала что-то Бертольди, спросил вполголоса:

– Что вы хотите сказать, Анна Львовна?

Ступина еще более покраснела и, смотря на свою мантилию, с принужденной улыбкой выговорила:

– У меня нет денег; я не могла ничего заработать.

– Что ж такое, – снисходительно отвечал Белоярцев. – Ассоциация может вам кредитовать.

– В этом-то и сила ассоциации, – заметила Бертольди. – Это вас не должно стеснять.

– Как же не должно, – еще более конфузясь, проронила Ступина, чувствуя, что на нее все смотрят.

– Вот, madame Каверина имела заработок, – рассуждал Белоярцев, – но она имела непредвиденные расходы по случаю болезни своего ребенка, и ей ассоциация тоже кредитует, так же как и другим, которые еще не ориентировались в своем положении.

– Мен, но я думаю, что лечение больных должно быть общею обязанностью ассоциации, – заметил опять Кусицын.

– Да-с, это так; но пока все это еще не совсем конституировалось, – отвечал Белоярцев, – это несколько трудно.

– Мен, что ж тут трудного: внести на общий счет, и только.

– Да, это будет, это все будет со временем.

– Об этом, однако, надо рассудить, – вставила Бертольди.

– Да, конечно: можно будет ангажировать доктора.

– Розанов охотно согласится лечить без всякой платы, – заметила Лиза, глядя сквозь свои пальцы на свечу.

– Ну, видите… Розанов… Это не так удобно, – отвечал Белоярцев.

– Отчего ж это неудобно?

– Мы можем найти другого врача. Наконец, из сбережений… Да вот и Сулима не откажется.

– Я очень рад, – отвечал Сулима.

– Да, а то Розанов, конечно, человек сведущий, но… Неудобно как-то. Полицейский врач, – пояснил Белоярцев, обращаясь ко всему обществу.

– У вас все неудобно, – тихо произнесла Лиза.

– Да, наконец, это все, Лизавета Егоровна, может устроиться и без одолжений. Начало хорошо, и будем тем пока довольны.

Белоярцев сложил свой отчет и встал с своего места.

– Мм… ну, а что же вторая половина отчета? – осведомился, не оставляя стула, Кусицын.

– Отчет кончен.

– Мм… а где же доходы ассоциации?

– Какие же еще доходы?

– Ну, прибыль от труда?

– Да, это самое интересное, – отозвался Красин.

– Какая же, господа, прибыль? Теперь еще нет сбережений.

– Мм… ну, а что же в кассу поступило?

– Да вот, семьдесят пять рублей поступает в возврат.

– Мен, ну, а остатки от вашего заработка?

– Как от моего заработка!

– Ну да, от заработка. Вы сколько заработали в течение этого месяца?

– Я?

– Мм… ну да, вы.

– Я… я, право, не считал.

– Ну как же. Это надо считать.

– Позвольте, для чего же это считать?

– Мм… ну для того, чтобы знать, что поступает в общую кассу прибылью.

Белоярцев затруднялся.

– Позвольте, господа, – начал он, – я думаю, что никому из нас нет дела до того, как кто поступит с своими собственными деньгами. Позвольте, вы, если я понимаю, не того мнения о нашей ассоциации. Мы только складываемся, чтобы жить дешевле и удобнее, а не преследуем других идей.

– Мен! Ну, так это значит, все пустое дело стало. – Я думал, что весь заработок складывается вместе и из него общий расход: вот это дело, достойное внимания.

– Нет, совсем не то…

– Мен, – ну да: это значит, у вас общие комнаты с общим столом.

– Нет, опять не то-с.

– Нет, именно то.

– Господа! – сказал, поднимаясь, молчавший до сих пор Райнер. – При первой мысли об устройстве этой общины, в обсуждении которого мне позволено было участвовать, я имел честь много раз заявлять, что община эта будет иметь значение тогда, если в ней станут трудиться все, не считаясь, кто может сколько заработать, и соединять заработок, чтобы из него производить расход на всех. Тогда положение дам, вошедших в этот общественный союз, было бы действительно улучшено, потому что они, трудясь столько же, как все прочие, получили бы столько же и удобств и сбережений, как все прочие члены союза. Мне кажется, что так это было понято и всеми.

Все молчали.

– Нет, это только говорилось, – произнес Белоярцев.

– Ну, по крайней мере я пока понимал это так и искал чести принадлежать только к такому союзу, где бы избытки средств, данных мне природою и случайностями воспитания, могли быть разделены со всеми по праву, которое я признаю за обществом, но о таком союзе, каким он выходит, судя по последним словам господина Белоярцева, я такого же мнения, как и господин Кусицын.

– Мен, ну конечно: это комнаты с мебелью и общим столом.

– И только, – подтвердил, садясь, Райнер.

Женщины Дома и гости молчали. Белоярцев находился в замешательстве.

– Господа! – начал он весьма тихо. – Всякое дело сначала должно вести полегоньку. Я очень хорошо понимаю, к совершению чего призвана наша ассоциация, и надеюсь, что при дружных усилиях мы достигнем своей цели, но пока не будьте к нам строги, дайте нам осмотреться; дайте нам, как говорят, на голове поправить.

. – Да, об этом надо рассудить, это нельзя так оставить, – возгласила Бертольди.

Заседание считалось конченным.

Райнер и несколько других встали и начали ходить по смежной комнате.

Через полчаса Дом опустел от всех сторонних посетителей, кроме Райнера, которого Белоярцев упросил ночевать, чтобы посоветоваться.

– Мен Райнер, вы остаетесь здесь? – спросил, вступая из передней в залу, Кусицын.

– Да, я останусь, – отвечал Райнер.

– Мен, ну так дайте же мне денег на извозчика.

Райнер покопался в кармане и сказал:

– Со мною нет денег.

– Ну, а как же завтра на обед? Вы займите у кого-нибудь.

Райнер взял у Прорвича три рубля и отдал их Кусицыну.

– Гм! а туда же о труде для общей пользы толкует, – произнес, туша лишние свечи, Белоярцев.

– Тс, полноте, – остановил его, покраснев до ушей, Райнер.

Белоярцев уложил Райнера в своей комнате и долго толковал с ним, стараясь всячески держаться перед Райнером покорным учеником, который послушен во всем, но только имеет опыт, обязывающий его принимать теоретические уроки, соображая их с особенными условиями, в которых учитель не компетентен.

Загасив часа в три свечу и завернувшись в одеяло, Белоярцев думал:

«Это, значит, под весь заработок подходит. Ах ты, черт вас возьми! Вот если бы теперь вмешалась в это полиция да разогнала нас! Милое бы дело было. Не знал бы, кажется, которому святителю молиться и которым чудотворцам обещаться».

Глава девятая

Девятый вал

Со страхом, как мореходец ждет девятого вала, ждал Белоярцев девятой декады, в которую должно было происходить третье общее собрание граждан.

Трепка, вынесенная им в первом общем собрании, его еще не совсем пришибла. Он скоро оправился, просил Райнера не обращать внимания на то, что сначала дело идет не совсем на полных социальных началах, и все-таки помогать ему словом и содействием. Потом обошел других с тою же просьбою; со всеми ласково поговорил и успокоился.