Участники Январского восстания, сосланные в Западную Сибирь, в восприятии российской администрации и жителей Сибири - Коллектив авторов -- История

на вольное жительство или на житье впредь до успокоения края; наконец, неправильности и запутанность высылаемых об них сюда документов, по которым члены одного семейства идут — одни в числе лиц простого, а другие в числе привилегированного звания, или одни значатся высланными на водворение, а другие на жительство, кроме того, одни получали с места дворянские кормовые и подводы, но потом в пути в Москве, Казани и в особенности в Перми были сравнены с лицами простого звания и лишены были подвод. Следствием всего этого является, во-первых, недоверие переселенцев к действиям местного начальства и, во-вторых, домогательство с их стороны о причислении их на жительство в города, а не на водворение в селения.

При таких-то неблагоприятных условиях, предшествовавших исполнению водворения, исполнительная комиссия вначале встретила большие затруднения: польские переселенцы всячески уклонялись даже от явки на опрос комиссии, считая, по превратному пониманию и, может быть, по внушению некоторых лиц из своей среды, такой опрос комиссиею согласием их на водворение или чем-то вообще обязывающим их и, не желая оставаться в Тобольской губернии, домогались отправления их в Томскую губернию, куда они первоначально были назначены и оставлены здесь только по недостатку мест для водворения в Томской губернии, основывая это домогательство на распространенной между ними надежде, что в Томской губернии они будут водворены на жительство в городах, как и было им объявлено на местах; и лишь после продолжительных внушений и разъяснений со стороны членов комиссии переселенцы сознали уже необходимость исполнения распоряжений правительства, а также и то, что это не есть дело местного начальства, а воля высшего правительства, и что куда бы они ни были отправлены, везде будут поселены на одинаковом основании, и вследствие того сами уже ходатайствовали об оставлении на водворение по Тобольской губернии. Но и за всем тем переселенцы делали следующие заявления: во-первых, люди, не привыкшие к земледельческому труду, решительно объявляли, что они не примут земель и не будут обзаводиться в селах хозяйством и домогались причисления их к селениям, ближайшим городам. Даже лица низшего класса и занимавшиеся земледелием уклонялись от принятия земель и выдачи им пособия на домообзаводство, отчасти из опасения, чтобы это не могло послужить препятствием к ожидаемому ими возвращению их на родину, но также и потому, что назначенное пособие в количестве 55 руб[лей], считали совершенно недостаточным для устройства своего быта, тем более что никак не могли допустить даже мысли, чтобы возможна была сельская жизнь при той незатейливой хозяйственной обстановке, которую они видели во время пути у здешних крестьян. При этом почти все вообще переселенцы предъявляли, что если бы им возвратили оставленное ими на родине имущество или выслали за него деньги, как им и было обещано при отправлении, потому что имущество их, как не лишенных прав, не подлежало конфискации, то они могли бы устроиться здесь и без выдачи от казны пособия; причем некоторые высказывали и такого рода заключение, что если им не высылают до сих пор за оставленное на родине имущество денег, как им было обещано, то, вероятно, их скоро возвратят домой. Во-вторых, переселенцы опасались неприязненных к ним отношений со стороны коренных жителей и, главное, страшились за свою будущность, если при поселении их в деревнях не найдут никаких заработков и вообще средств к своему существованию, в особенности до наступления сельских полевых работ, когда и сами крестьяне остаются почти без всякой работы; одним же отпускаемым от правительства хлебом, без отпуска на приварок и даже на соль, находили невозможным прожить и потому ходатайствовали о назначении им, по крайней мере на зимние месяцы, сверх отпуска хлеба, кормовых хотя по 3 к[опейки] на душу в день.

При таких обстоятельствах и принимая во внимание, что водворяемые в Тобольской губернии польские переселенцы получают кормовые деньги только до прихода в места водворения, далее же производство кормовых прекращается, тобольский губернатор телеграммою от 1-го февраля 1865 г[ода] просил ходатайства генерал-губернатора Западной Сибири (находившегося в то время в С[анкт]-Петербурге) пред министром внутренних дел о разрешении на выдачу этим переселенцам до весны, применяясь к 677 ст[атье] Устава о ссыльных, по 3/2 к[опейки] в сутки, так как они, получая из сельских магазинов один хлеб, не могут содержаться одним только этим хлебом; заработки же в округах Тобольском, Тарском, Омском и Ишимском, где уже начато водворение переселенцев, зимою и в начале весны очень скудны, и потому переселенцы, не имея ничего, терпят лишения. На это министр внутрен[них] дел уведомил генерал-губернатора, что ходатайство это, по его мнению, может быть разрешено на основании Высочайше утвержденного 7 мая 1864 года положения Западного комитета, коим положительно определено: старожилам, принявшим вновь прибывшего поселенца, не могущего тотчас быть водворенным, выдавать в течение четырех месяцев пол-плаката арестантского содержания. Об этом тобольский губернатор 23 марта того же года за №№ 1527–1530 уведомил исправников означенных округов и поручил распорядиться выдавать переселенцам кормовые деньги в означенном выше размере только в случае действительной надобности, с тем, однако ж, чтобы выдача этих кормовых продолжалась ни в каком случае не более 4-х месяцев, и чтобы употребленным на то деньгам велся особый счет, и в свое время был представлен на ревизию отчет в Казенную палату, которая должна была отнести этот расход на 10 % сбор в западных губерниях и суммы Царства Польского.

Затем, вследствие предложения председательствовавшего в Совете Главного управления от 29 мая 1865 года за № 2995 начальник губернии просил исполнительную комиссию по водворению польских переселенцев внушить переселенцам, что они водворяются здесь не на время, а навсегда, независимо принятия или непринятия ими поземельных участков, и потому для собственной пользы должны стараться о скорейшем устройстве своего быта на новом месте жительства.

Независимо сего и в виду телеграфного донесения тобольского губернатора о худой одежде и обуви, выдаваемых в Перми как вообще всем пересыльным арестантам, так и, в частности, польским переселенцам, министр внутрен[них] дел уведомил Главное управление Западной Сибири, а это последнее (18 декабря 1864 года за № 3338) тобольского губернатора, что заготовление одежды и обуви для политических переселенцев должно производить на те же суммы, на которые заготовляются вообще одежда и обувь и для прочих ссыльных, а не из сумм, ассигнованных исключительно на водворение польских переселенцев в Тобольской губернии, и в употреблении которых по назначению может встретиться неотложная надобность. При этом статс-секретарь Валуев присовокупил, что, по мнению его, было бы полезно, в видах сбережения казенных интересов, разрешить заготовление с торгов только материалов для обуви и одежды, а шитье оной возложить на арестантов, подобно тому, как