07-Требуется чудо (Сборник) - Сергей Абрамов

И он ушел ужинать к соседу-хирургу, который как раз и принадлежал к числу «готовящих мужчин», любил это занятие и, конечно же, чем-то вкусным Стасика накормил.

А сейчас Наталья вновь рискнула приготовить блинчики, потому что досконально выяснила рецепт у коллеги-дикторши, все подробно записала, встала сегодня ранехонько, потренировалась и сотворила, на ее вкус. Нечто с большой буквы. Ксюха, во всяком случае, убегая в институт, Нечто оценила.

Но, говоря мужу о блинчиках, мамуля ожидала чего угодно — иронии, издевательства, недовольства, обвинений в глупости: она сознательно шла на риск, потому что, будучи оправданным результатами, он мог поднять Наталью в глазах Стасика. Но Стасик-то, Стасик: «Это именно то, что мне хотелось…» И ни намека на иронию, на издевку — тут Наталья голову прозакладывать готова!

…Он вышел из ванной, сел за стол, густо намазал блин клубничным вареньем, сваренным старушкой тещей из Бирюлева-Пассажирского (не в маму дочка пошла, не в маму), откусил краешек, ловя губами стекающее варенье, даже пальцем себе помогая, запихивая в рот клубничину, прожевал, проглотил, запрокинул голову, глаза закатил и сделал так:

— М-м-м-м-м-м-а-а-а-а… — что в устах Политова означало высшую степень блаженства.

И отправил остаток блина в рот.

Короче, чтобы не утомлять читателей описанием утренней трапезы героя, скажем лишь: слопал (другого слова не подобрать!) Стасик двенадцать штук блинов и полбанки варенья, запил все полулитровой кружкой кофе с молоком, что в весовом и калорийном итоге составило для Политова величину невозможную: он весьма блюл фигуру, следил за весом, никаких излишеств в еде и питье себе не дозволял.

Согласимся, факт подобной объедаловки сам по себе странен, но отнюдь не говорит о каких-то сдвигах в психике Стасика. Вспомним, что накануне он заснул, не отужинав; признаем, что продукт питания удался Наталье на славу; учтем крепкий и без сновидений сон героя, его по-утреннему славное настроение и сделаем вывод: указанный факт — из числа рядовых. Наталья не глупее нас с вами, а уж Стасика знает много ближе, она все вспомнила, признала, учла — и сделала тот же вывод.

Но что ее по-прежнему волновало, так это престранное поведение мужа.

Всегда он вставал из-за стола, говорил дурацкое: «Хоп!» — и уходил.

А когда пребывал в настроении вальяжно-игровом, то мог позволить себе нечто вроде: «Премного благодарствуем, хозяева дорогие, убываю от вас сыт, пьян и нос в табаке».

На что Ксюха, которая вышеупомянутого Н. Н. Еврейнова тоже читала, сама иной раз дома в кого-то поигрывала, но официально, вслух его теорию «театра для себя», его элегантную мысль о преэстетизме театральности начисто отвергала и дома и среди коллег-студентов вела борьбу с ее воплощением в жизнь, — так она, нетонкая, с лету вворачивала: «Из Островского, папочка?»

Тут опять могло возникнуть два варианта. Один благостный, вариант «доброго папы»: «Плохо нынче в театральном драматургию преподают. Это, птица моя сизокрылая, не Островский, а русский народ, чей язык, великий и могучий…» — и так далее.

Во втором варианте, если настроение у Стасика было не очень, не игровое было настроеньице, он рявкал походя: «Как с отцом разговариваешь, девчонка?!»

Следом, слово за слово, могла и ссора покатиться, и только Наталья, мудрая и тактичная мамуля, умела ее в зародыше придушить.

А сегодня, откушав блинков с вареной клубничкой, Стасик мамуле опять ручку поцеловал, низко склонив голову, что обычно делать не любил: лысинка у него на макушке пробилась, тщательно скрывал он ее, начесывал волосы, стеснялся.

— Спасибо, Наташенька. Очень вкусно!

Ну что с мужиком сталось — чудеса, да и только! И ведь приятно было Наталье обрести мужа в некоем новом качестве, но, связывая изменения в характере с причиной аварии, с тем пресловутым эпилептиформным (ах, слово мерзкое!) расстройством сознания, Наталья, естественно, волновалась. Ну, хорошо, думала она, стал муж вежливым, ласковым, нежным — принимаем! А вдруг еще что-то новое появится и проявится? Страшно!.. Страшно было Наталье ожидать нового, за двадцать лет от таких сюрпризов отвыкла. Да и где гарантия, что все это не игра, не очередной «театр для себя»? Наиграется — и надоест. В новую роль впадет. Опять страшно…

Хотя Наталья и утверждала, что все слова и поступки Полигона заранее может предугадать, предсказать, предвидеть, Стасик тем не менее бывал абсолютно непредсказуем даже для нее, не говоря об окружающих. Ясный в целом, он легко варьировал себя в мелочах, в пустяках, а из пустяков подчас выстраивался совсем неожиданный Стасик. В любом деле — деле! — всегда бесстрашно отстаивающий собственные принципы, ту правоту, в коей он убежден, отстаивающий даже в ущерб себе, Стасик мог, например, как член худсовета театра, легко согласиться на замену в спектакле лучшего актера худшим только потому, что худсовет бездарно затянулся, а Кошка уже полчаса ждала его в Ленкиной квартире. Нетерпимый к пьянству, заставивший дирекцию уволить из театра талантливого, но запойного парня, уволить, зная, что тот пропадет вне сцены, что быстро растратит себя по проходным эпизодам в кино, Стасик тем не менее раз в неделю вручал пятерку электромеханику дяде Мише, большому любителю «раздавить маленькую», вручал и говорил: «Только не больше одной, ладно, дядь Миш? И дома, не в театре…»

И дядя Миша честно выполнял просьбу Стасика.

Ленка как-то спросила: «Какого черта ты его спаиваешь? Ты же у нас борец с алкоголизмом!» «Я его лечу», — загадочно отвечал Стасик, а что он вкладывал в сие понятие, не объяснял, как необъяснима была и симпатия его к старику механику.

Таких примеров алогичности программного поведения Стасика можно привести много. И Наталья, и Ленка, и Ксюха, и даже Кошка-Катька — они знали разного Стасика. Разного, но… одинакового. Непонятно? Поясним. Все эскапады Политова, все его «фортибобели», роли его многочисленные, как бы странно порой они ни выглядели, в общем-то укладывались в единый образ, не меняли его кардинально, но добавляли ему лишние краски, оттенки, полутона.

Это, кстати, работало на Стасика. Кто-то говорил: «Представляете: такой-такой и вдруг — такой!»

А другой сообщал: «Или недавно так-так и вдруг — вот та-ак!»

Красиво…

И уж если мамуля считала мужа человеком-компьютером в смысле запрограммированности слов и поступков, то — математики подтвердят! — у любого компьютера бывают сбои, отказы, но они не влияют на работу машины в целом и легко устранимы опытными программистами.

Естественно возникают два вопроса.