Пути Деоруса - Пётр Машьянов

и на ощупь материал был другим. Приглушенные сумкой огоньки, по которым Ганнон отслеживал нусску, резко двинулись вверх, как только он зашумел. Спустя мгновение юноша уже лез наверх, вслепую хватаясь за камни, стараясь следовать за своей проводницей. На середине пути он отчетливо услышал вдали одинокие шаги: троглодит, видимо, возвращался за своим оружием. Стук сердца гулко отдавался в ушах, пока Ганнон старался вскарабкаться, не создавая лишнего шума.

Шаги становились все ближе, юноше казалось, что он уже видит отблески зеленого света. Руки, ободранные до крови, безуспешно шарили по камню в попытке ухватиться. Он сумел нащупать небольшой выступ и с усилием подтянулся, но пальцы не выдержали. Ганнон с ужасом ощутил легкость падения: отпустив руку, он отклонился назад, его нога соскальзывала с опоры. Юноша дернулся вперед, стараясь удержать равновесие, но безуспешно. Готовясь упасть, он почувствовал боль в запястье: крепкая хватка жилистой руки потянула его вверх, затаскивая в пещеру над «трактом».

Оказавшись внутри, Ганнон сел спиной к стене ниже «окна», в которое его втащили, и старался отдышаться, зажав рот рукой. Открыв глаза, юноша с нарастающим страхом понял, что картина перед глазами не изменилась: он был в кромешной тьме, один. Ганнон надеялся, что нусска просто спрятала сумку, чтобы ее свечением не выдать их. Он прополз всю пещеру по кругу, ведя рукой по стене. Юноша оказался в совсем небольшом помещении, из которого вело три выхода… и ни в одном из них не было даже отблеска света.

Ганнон сел и постарался побороть страх и собраться с мыслями. «Неприкасаемая боялась, что нас увидят вместе, стала бы она бросать меня ради безопасности своих? Конечно стала бы, без сомнений. Но ведь все обошлось, не так ли? — рассуждал юноша. — Или это мне только так кажется? А для любого троглодита я нашумел так, что скоро здесь будет не протолкнуться? Факел еще при мне, но я не знаю дороги, а огонь только привлечет внимание…» От невеселых размышлений Ганнона отвлек тусклый зеленый свет в окне, выходившем на «тракт». Звук шагов, доносившийся снизу, усилился: похоже, троглодит только добрался до места, где потерял свое оружие. Аккуратно выглянув, юноша увидел, что тот был один. Спускаться и шуметь там было опасно. «Завидный ли я трофей для провинившегося?» — с этой мыслью Ганнон беззвучно вытащил меч, отошел на шаг и легонько ударил им о металлическое навершие кинжала.

В то же мгновение, когда раздался звук, на него налетел противник. Тот сумел взобраться наверх и атаковать с немыслимой для человека быстротой. Меч отлетел в сторону, двое катались по полу, сцепившись в борьбе. В пещере становилось все светлее по мере того, как с подземного слезал маскирующий покров грязи. Ганнон был значительно больше и тяжелее, но его противник с лихвой компенсировал это яростью. В конце концов юноше все же удалось прижать руку троглодита, державшую костяной нож, коленом к полу. Ганнон обнажил свой кинжал и, приставив острие к горлу врага, прошипел:

— Зу-хар, зу-хар! — Это означало «кто-то на поверхности», он надеялся, что троглодит поймет его. Для верности Ганнон указал кинжалом наверх, тут же вернув его на место.

Понять мысли поверженного по его черным глазам было невозможно. Тот смотрел на авхара, не мигая, и тяжело дышал, скаля зубы. После десяти секунд в таком положении они оба вздрогнули, услышав скрежет металла о камень — кто-то подобрал меч. Пленник заглянул Ганнону за спину и хищно ухмыльнулся. Юноша медленно отвел нож от троглодита и положил его на камень. Поднявшись, Ганнон обернулся и увидел свою проводницу, та стояла с мечом в руке, сумка лежала позади. Троглодит, освещавший пещеру своими татуировками, встал и жадно осматривал новый кинжал, что попал к нему в руки. Нусска что-то сказала воину, на что тот лишь грубо бросил в ответ пару коротких слов. Неприкасаемая кивнула, сделала шаг в сторону авхара и, развернувшись, всадила меч троглодиту в живот.

Подземный только успел охнуть и схватить нусску за плечи. Троглодит с ужасом посмотрел на свои руки и последним в жизни движением оттолкнулся от неприкасаемой, соскользнув с лезвия и упав навзничь. Ганнон принялся подбирать кинжалы, пока его спутница вытягивала свою сумку из-под мертвого тела. Закончив с этим, она сразу же схватила авхара за руку и пустилась бежать. Юноша несся вслепую и, несмотря на опущенную голову, все же несколько раз ударился лбом. На пути прочь они миновали несколько проходов и поворотов, после чего нусска наконец позволила себе встать и отдышаться. Как только звуки стихли, Ганнон ощутил на своем лице ее руку, та довольно бесцеремонно похлопала его по лбу и щекам.

— Ты здесь, хорошо. — Неприкасаемая с облегчением выдохнула.

— Где же мне быть? — раздраженно спросил Ганнон.

— Не знаю, авхар, ты же не пошел за мной сразу, как втащила верх. Успела дальше, чем здесь пробежать, пока поняла, что ты нету.

— Долго же тебя не было.

— Я была близко. Потом ты шумел, шуметь нельзя. Я затихла и ждала, так правильно. Не зря ждала.

— Я специально ударил мечом, хотел привлечь того воина. — Ганнон избегал слова «троглодит», он так и не спросил у неприкасаемой, как называл себя народ, отвергнувший нуссов.

— Ха, ты шумел до того, когда достал меч. Воин услышал и полез, — отметила женщина. Это объясняло скорость подъема. — А зачем он тебе? Почему не убил?

— Думал, ты ушла, и хотел заставить его показать дорогу.

— Хаха, не вышло бы. Но это правильно попробовать. Если я ушла, по-другому никак.

— Если бы не получилось, думал отрезать ему что-то для света.

— Охохо, тоже хорошая идея для авхар, но в мертвом теле свет затухает. Тот уже не светит. Хорошо, что ударила твой меч. Не подумают на нуссы. — Она вернула оружие хозяину. — А когда пришла, зачем положил нож?

— Я не знал, кто это был. А почему ты выбрала его? Почему убила? Он ведь тебе ближе, чем авхар.

— Почему так думаешь?

— Он число. — Ганнон вспомнил свою догадку. — Ты нусс: ничего, но тоже число. А авхаров на табличке с числами вообще нет.

— Это ради нуссы, а не ты. Торговля с Ятта, хорошо для нас. Она платит, надо сберечь.

Хоть в этом и было здравое зерно, но в тусклом свете все же было видно, как женщина нахмурилась. Осознав это почти одновременно, двое стали оглядываться: Ганнон в