Пути Деоруса - Пётр Машьянов

говорить. Подожди, дойдем, есть кто любит. Отдай сокровище. — Нусс, как он себя назвал, взял фонарь и ускорил шаг. После еще одной широкой каверны они вышли на берег подземного озера, ближе к нему стали видны огни: зеленые и синие вперемешку, в этот раз это были фонари в руках других неприкасаемых. Но еще раньше, чем увидеть их, Ганнон услышал странный гул, разносившийся в пещере.

***

Эта стоянка больше напоминала кочевой лагерь, и тут было полно вещей с поверхности. Забавно, как там, наверху, многое казалось само собой разумеющимся, но здесь, наоборот, выделялось: дерево лодок, ткань одежды, стекло фонарей. Юноша увидел источник странного звука, который сначала назвал гулом. Это оказался плач. Ребенок, сидевший на берегу, рыдал навзрыд, рядом с ним было трое нуссов: двое детей постарше обнимали малыша за плечи, а женщина что-то ласково говорила. Красное лицо ребенка в тусклом свете казалось темным на фоне бледного тела, по щекам катились крупные слезы. Удивительно, но даже такой искренний плач у ребенка-троглодита был глухим, несмотря на накал эмоций, потому и показался похожим на гул.

Когда Ганнон и его проводник дошли до лагеря, несколько нуссов бросились им навстречу и по очереди обняли собрата, долго и крепко. Всего на стоянке было около двадцати человек, и каждый повторил этот ритуал. Глядя на это, несчастный ребенок смог немного успокоиться и тоже подошел для приветствия. Ему было как раз года три, а на лбу распухла и кровоточила свежая рана, в которой еще поблескивали синие огоньки. В лодке, что стояла рядом с тем местом, где он сидел до того, Ганнон заметил труп колючего животного, грубо разделанный ножом.

Спутник Ганнона забрал свою сумку и подошел к пяти старшим троглодитам. Те собрались в тесный кружок и стали изучать вещи, которые принес проводник. При виде десятка дурумовых лезвий они одобрительно закивали, а от группы отделилась и направилась к гостю женщина, та самая, что утешала новоприбывшего ребенка.

— Хосп, или как там говорят в ваших землях? Визаро что-то там… — проговорила она. Ее Део был куда чище, чем у проводника Ганнона, — почти без акцента и ошибок. Лицо неприкасаемой было бледным и осунувшимся, как и у всех подземных жителей, но его определенно можно было назвать красивым. Темные густые волосы и брови оттеняли миндалевидные черные глаза. Все ее черты были правильными и симметричными. Их композицию нарушал лишь шрам на лбу, еще более выпуклый и неровный, чем у остальных.

— Приветствую. — Ганнон слегка поклонился, впервые за долгое время ощутив себя хоть немного уверенно. — Мой проводник рассказал, куда мне нужно?

— До оранжевые света, — хмыкнула женщина, — и немного дальше. На Ташмор. Путь далекий, но тебе везет: я туда плыву. Не придется ждать сборы.

— Значит, скоро отправляемся?

— Да, только погадаем, а ты пока ешь. — Женщина порылась в сумке и протянула гостю жесткие бурые полосы, которые когда-то давно были мясом…он надеялся.

Ганнон устроился на предложенном булыжнике и начал вгрызаться в угощение. Оно было грубым и отдавало грибами, но он был так голоден, что уплетал полоску за полоской. Когда ему принесли воды, дело пошло еще веселее.

— Давай поглядим… — начала троглодитка. Она закачалась, сидя на полу, и достала из мешочка костяшку с грубым изображением, юноша не смог понять даже, человек это был или зверь. — Молхан непротив: ты не вредишь миру. Да, такое всегда, мало кто может. — Собравшиеся вокруг нуссы зашептались, тем временем на пол легла следующая костяшка. И ведунья продолжила: — Валанха перевернута: не верь тому, как ты увидишь женщина. — Кто-то из троглодитов-мужчин фыркнул и отпустил остроту на своем языке, за что тут же получил тычок в ребра от соседа. — Да прав он, прав, — усмехнулась гадалка. — Может, это вообще про меня? — Она подбоченилась и вызвала всеобщий смех, после чего выбросила еще две пластинки из мешка, поставила его на пол и закрыла, в нем оставалось еще с полдюжины гадальных костей. Глядя на две костяшки, нуссы перешептывались и спорили. Женщина же, нахмурившись, проговорила: — Мда, занятно. Мехаон с Ихаоном — много что значит. И братья, и враги. Кто они тут больше, брат или враг – не скажу, но не стой между. А если это про тебя, то будь настороже со старыми друзьями: руки в крови своих же.

— Постараюсь, — серьезным голосом ответил Ганнон. Ихаон походил на Ихариона, а Мехаон… Юноша вспомнил, что Мерхарионом называл Баала культист, которого допрашивал Тризар. Молхан и Валанха были похожи на имена из преданий, за чтение которых в свое время поплатился Боннар. Как он говорил? «Там всех называют одинаково: и богов, и иных».

***

Длинная деревянная лодка, на которой они отправились в путь, была размером с небольшую яхту, но все же на ней были весла. Молковы весла, работать приходилось по очереди, ни о каких парусах тут не шло и речи. На открытых пространствах греб Ганнон, а в сложных местах, где проход сужался, за управление бралась нусска.

— Как же мне обращаться к тебе? — очередной раз спросил Ганнон: называть свое имя неприкасаемая отказалась наотрез.

— Как хочешь, авхар, — усмехнулась женщина. Юноша понял, что авхарами ее сородичи, видимо, окрестили пришельцев с поверхности.

— Ятта тоже не знает, как тебя зовут? — спросил он в перерывах между движениями весел.

— Нет, я и она не виделись даже, только переписка про торговля, — ответила нусска, которая и вправду выводила что-то острой костью на глиняной табличке. Лодка была ей и транспортом, и домом. На небольшой палубе умещались спальное место, запасы еды и груз на продажу.

— И ни с кем другим из аторцев ты тоже не встречалась?

— Почему же? Нет, они бывают часто, когда много товар. Откуда, по-твоему, научилась так говорить, если бы только переписывалась с Ятта?

— И правда. Да и далеко не все авхары умеют писать и читать.

— Авхары? — Женщина подняла взгляд и нахмурилась. В свете синего фонаря морщинки ярко зачернели на ее бледной коже. — А, ты про зухары. Про всех их. Не с поверхности, а на поверхность. Авхар ты стал, когда… — Она провела рукой вниз, будто ее кисть ныряла.

— Спустился?

— Точно. Мы писать тоже не все умеем, но нуссы умеют. Зухары, что говорят «хосп», любят запись, а спус-каться, — она помедлила, подбирая правильную