Пути Деоруса - Пётр Машьянов

нет. Они и так были в глуши, а вокруг него полно аторцев. Дело было в одном конкретном человеке — Амхоре, том самом, что не стерпел оскорбления от Роннака и подло поквитался с ним. Когда Габха подошел проститься вместе с дочерью и охранниками, лже-церковник сложил руки на груди и обратился к королю:

— Только не с ним. Я не отправлюсь в путь с грешником!

— С грешником? — Старик не понял его и стал оглядывать всех троих.

— Да. С тем, что убил слугу Ихариона… вероломно, со спины, — горько сказал юноша. Судя по лицу Габхи, это было для него новостью. Но Амхор совсем не выглядел напуганным. Видимо, местные считали, что с дурумом на сталь можно идти как угодно. Ганнон решил выложить на стол последнюю карту. — Этот человек – убийца, да еще и замаранный прелюбодеянием со Слышавшей!

Несмотря на меньшую тяжесть проступка, эффект оказался куда серьезней. Волна вздохов и перешептываний прокатилась по лесу. Даже в свете факелов было видно, что Габха стал красным, а Амхор – бледным. А вот остальные лица выражали целый спектр эмоций: от белой зависти до черной ревности. Двое сопровождавших, что не были запятнаны никакими проступками, отвели чужака в сторону от греха подальше. Ятты рядом не было, Ганнон надеялся, что не сильно ей навредил. Впрочем, он сомневался, что вину возложат на Слышавшую, а не на простолюдина, пусть даже и тут, на Аторе. Как бы то ни было, оно того стоило. Не совсем та месть, что виделась ему, но лучше, чем ничего.

— Что уж теперь, жди другого третьего. Как бы нам до завтра не трещать в лесу, если опоздаем, — проворчал один из оставшихся с Ганноном аторцев. Словно насмехаясь над ним, с деревьев раздался глухой клекот трескуна.

Третий сопровождавший показался быстрее, чем думали двое других, – это было видно по их удивленным лицам. Впрочем, поразились они не только скорости, с которой нашлась замена. У богов сегодня было мрачное чувство юмора: скорым шагом к мужчинам приближалась Ятта Илларин-Габха. Ганнон приготовился к выволочке, но девушка только махнула рукой, проходя мимо. Можно было выдвигаться.

Путь лежал вокруг горы дальше на север. С каждой сотней шагов деревья становились все более громадными, но и более редкими. Хвойный лес окончательно сменился лиственными исполинами. Когда группа оказалась в части острова, которая не была защищена от Шторма горой, растения и сама земля начали меняться.

Пустые клены, которые не смогли бы обхватить и пятеро человек, довольно скоро примелькались. Но на каждые десять таких приходился исполин в несколько раз больше, что уже начинал превращаться в камень. Ятта шла молча и на своих коротких ногах давала фору остальным спутникам. Время от времени она убирала пряди пропитавшихся потом волос со лба и шумно выдыхала. Девушка ловко маневрировала между камнями и бурлящими ключами, что тут и там вырывались из глинистой земли.

Начало светать, и в бледном свете стало видно, как от источников и из дыр в земле поднимается пар. Когда послышался урчащий шум, аторцы немного отклонились от пути, Ганнон уже собрался последовать их примеру, но опоздал. Из отверстия в земле в шаге от юноши вверх вырвался поток воды, оглушив и заставив отпрыгнуть. Глядя на стоящего на одной ноге чужака, мужчины рассмеялись, Ятта лишь с улыбкой покачала головой. Юноша быстро собрался и постарался придать себе прежний уверенный вид. О таком он не слышал и не читал.

— Еще летают стервы, успеешь, — сказал Ганнону один из проводников и указал вперед и вверх. Там вдалеке виднелись мельтешащие в небе белые точки. Этих птиц уроженец Виалдиса знал прекрасно, только вот что чайки делали посреди леса? Подойдя ближе, юноша увидел, что птицы конусом кружили над одним из пустых кленов. Знакомый запах зажег воспоминания о доме, со стороны дерева ощутимо пахнуло рыбой. Когда они подошли к нему, юноша заметил источник этого запаха: маленькие – не больше мизинца – рыбешки без глаз густо устилали землю у подножия клена. Ганнон присел на корточки, чтобы рассмотреть их. Они были белыми, почти что прозрачными, с единственной пурпурной жилкой. Юноша нагнулся поближе и тут же отпрянул, плюхнувшись назад: чайка, что не смогла добыть еду там же, где остальные, решила поживиться остатками с земли.

Юноша поднялся и отряхнулся, оглядываясь по сторонам. Ну, хоть этого его конфуза аторцы не увидели: все трое возились с… лодкой. Вот уж и правда особенный остров. Раскопав замаскированное судно, двое сопровождавших стали распутывать длинные веревки, что были спрятаны в нем же, а Ятта направилась к Ганнону. Он приготовился к тяжелому разговору.

— Насчет нашего проводника, — начала девушка, — того, который с вами не пошел… — и точно, речь была об Амхоре.

— Я действовал согласно Его закону, — спокойно проговорил Ганнон, решив, что лучше дать личине церковника принять на себя удар. — Но как человек, я не желал причинить вам вред.

— Я бы хотела поблагодарить вас, — тихо сказала Ятта. Вот такого юноша точно не ожидал.

— За что же?

— За то, что помогли мне понять. За то, что испытали его. Как он начал… — ее передернуло от отвращения, — как он начал плести небылицы моему отцу, обвинять меня чуть ли не в привороте…

— Лучшую травницу, не ведьму…

— Да... — Ятта улыбнулась. — Вы увидели в нем грех по своим причинам, но он проявился и в такой форме.

— Я ищу его во всех и всегда, и особенно яростно – в себе. — Ганнон мягко убрал со своей груди ее ладонь, интонацией дав понять, что это искушение было побеждено, но с трудом.

— Боги, да что это я! — Ятта побледнела, похоже, она забыла, что перед ней был церковник.

— К тому же есть на нем грех и пострашнее, — заметил самозванный брат Второго Круга.

— Селана милосердная, это ведь именно Амхор…

— Это в прошлом, сейчас у нас одна цель, — остановил ее юноша. Говорить о Роннаке ему не хотелось. С момента его смерти шок сменялся шоком, не давая задуматься, но с каждым прошедшим часом, проведенным в относительной безопасности, скорбь по ворчливому легионеру усиливалась.

К ним с Яттой подошли двое других проводников, в руках они несли тонкие канаты с камнями, привязанными на концах. Хорошенько раскрутив их, мужчины пытались перебросить веревки через ветви, что торчали вбок из плоской верхушки исполинского клена. Для