«С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода - Вера Аркадьевна Мильчина

английское правительство. Когда Министерство иностранных дел России попыталось в письменном меморандуме зафиксировать это „соглашение“, передав его Пилю через барона Ф. И. Бруннова, то ни подтверждения, ни опровержения не последовало. Стало ясно, что император принял желаемое за действительное, хотя почва для дальнейших переговоров еще оставалась» [Выскочков 2003: 273]. Об обсуждении будущей судьбы Османской империи и политических итогах переговоров между Николаем и английскими министрами см. также: [Татищев 1889: 31–41; Таньшина 2005: 175–176].

175

Это, впрочем, характерно отнюдь не только для ситуации 1844 года; все заграничные передвижения коронованных особ (не только российского императора) сопровождаются газетными «предсказаниями» по поводу конечной точки, длительности пребывания и целей визита.

176

В этой записке принц Жуанвильский, третий сын Луи-Филиппа, констатировал, что парусный французский флот сильно отстал от парового британского.

177

А в Берлин, как сообщала та же «Пресса» 2 июня и как уже было сказано выше, он прибыл 26 мая.

178

К сожалению, я не смогла установить, в самом ли деле в «Гаврском курьере» была помещена подобная заметка, или, что мне кажется более вероятным, «Пресса» просто перекладывает ответственность на местную газету. Впрочем, для моих целей вопрос о «Гаврском курьере» не так важен; меня прежде всего интересует, по каким причинам заметка появилась в «Прессе» и как она соотносится с другими материалами о визите Николая в этой и других французских газетах. Что же касается печатания новостей со ссылкой на другие периодические издания, то оно было в XIX веке распространенной практикой (см.: [Vérilhac 2018]).

179

О сложной политике шантажа, которую вел Жирарден, дает представление публикация в его собственной газете 14 декабря 1844 года. Из Парижа в немецкие газеты попало известие, говорится в этой статье, что «Пресса» состоит на довольствии у России (и у Испании), и приводятся даже точные цифры бюджета. «Пресса» называет это клеветой, но комментирует двусмысленно и лукаво: если это ложь (а это ложь), значит, наша позиция независимая и бескорыстная, а если правда, значит, император вовсе не питает такого отвращения к сближению с Россией, какое ему приписывают наши противники и в каком они упрекают нас.

180

Впрочем, заигрывание с Россией не должно было мешать сиюминутным коммерческим интересам Жирардена, и в том же номере от 4 июня, где сообщается о прибытии императора в Англию и о «великолепном и роскошном приеме», который ему готовят в Букингемском дворце и в Виндзорском замке, помещена реклама книги Фредерика Лакруа «Российские тайны», сулящая раскрытие «всего, что политика российского правительства стремится скрыть от мира» и обещающая содержание вполне «русофобское». Ожидания эти книга вполне оправдала: император там описан как воплощение деспотизма, разжиревший тиран, которого пристрастие к обтягивающим панталонам делает похожим на наездника из Олимпийского цирка, человек без образования, вкуса и такта; Лакруа упоминает даже, что Николай рискует уподобиться отцу и братьям, страдавшим от умственного расстройства [Lacroix 1845: 44–45]. В 1844 году книга еще только начинала печататься отдельными выпусками, но два из них к моменту приезда Николая в Англию уже вышли в свет, и по ним вполне можно было судить о направленности книги: первая глава называется «Деспотизм» и в ней центральное место занимает описание наказания кнутом – верный признак антирусской направленности; русофилы об этом старались не упоминать. О книге Лакруа см.: [Таньшина 2020].

181

Не вполне ясное указание на «пылкие надежды», которые эти враги французского правительства основывают «на чужеземной поддержке», следует, по-видимому, понимать в том смысле, что легитимисты, выступавшие за передачу власти внуку свергнутого в 1830 году короля Карла Х, чернят «июльскую» Францию (легитимистские газеты в самом деле регулярно критиковали действия французского кабинета), а надежды свои основывают на поддержке трех северных абсолютных монархий – России, Австрии и Пруссии.

182

Речь, разумеется, идет о маркизе Астольфе де Кюстине, который в мае 1843 года выдал в свет книгу о своем путешествии в Российскую империю «Россия в 1839 году», вызвавшую у императора крайне негативную реакцию; если в России книга была запрещена цензурой, то в Европе она, напротив, имела огромный успех; в ноябре 1843 года вышло в свет второе издание; в том же 1843 году появились английский и немецкий переводы (см.: [Кюстин 2020: 6–26, 780–786]). «Бульвар Итальянцев» – более точный перевод этого парижского топонима, чем общепринятый и употребленный Мухановым перевод «Итальянский бульвар», поскольку бульвар этот был обязан своим названием не Италии, а зале Итальянцев, где давал представление Итальянский театр.

183

Антуан де Сартин (1728–1801) – начальник парижской полиции в 1759–1774 годах; о деятельности его подчиненных можно судить по части их донесений, опубликованных в XIX веке [Sartine 1863].

184

Об отношениях «министра» и «чужестранки» – Франсуа Гизо и княгини Дарьи Христофоровны Ливен – см. ниже.

185

Парафраза изречения, приписываемого Мольеру, который однажды был тронут поразительной щепетильностью нищего: тот решил, что Мольер по ошибке дал ему слишком большую милостыню, и вернул монету. «Вот где укрылась добродетель!» – воскликнул, по легенде, комедиограф (фраза приведена в «Жизни Мольера», выпущенной Вольтером в 1739 году).

186

Поэтическое переложение прозаической комедии Мольера (1668) Кристиан Островский (1811–1882) издал лишь в 1874 году; пятиактная стихотворная драма «Ядвига Польская, или Ягеллоны», была поставлена в театре «Амбигю-Комик» в 1850 году. Анекдот о задержании графа Островского за то, что он пожелал примерить царские штаны, уже был опубликован, со ссылкой на английский Globe, в «Веке» 11 июня. Островский, поляк, участвовавший в восстании 1830–1831 годов, а в 1841 году выпустивший в Париже новый перевод на французский сочинений другого, гораздо более знаменитого эмигранта – Адама Мицкевича, мог навлечь на себя подозрения российских властей отнюдь не только покушением на царские панталоны, особенно если учесть, что даже английские власти опасались провокаций со стороны поляков-эмигрантов [Татищев 1889: 16–18].

187

Николай I живо интересовался петербургской французской труппой, находившейся в ведении Дирекции императорских театров; он «лично следил за репертуаром и корректировал его: читал пьесы перед постановкой и вносил в них изменения, требовал поручить те или иные роли определенным актерам. Когда был построен Михайловский театр, императорская ложа имела выход за кулисы: отсюда государь отдавал распоряжения для передачи