«С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода - Вера Аркадьевна Мильчина

упомянута. Тем не менее в современной монографии ее – правда, без аргументации – называют «исторической фигурой» [Garofalo 2008: 73].

161

В дальнейшем перепечатана в переизданиях 1779 (т. 4) и 1804 (т. 7) годов.

162

Статья «женщина, которая покушалась на жизнь Елизаветы, королевы Англии, и своей отвагой добилась помилования».

163

Название «Эдинбургская темница» было дано первым французскими переводчиками и от них перешло в Россию; оригинальное название – «The Heart of Midlothian», буквально «Сердце Срединной земли» (название шотландского графства). О «близости сценарных схем» романа Скотта и повести Пушкина см., в частности: [Осповат 2007: 94–95]. О сходстве с «Эдинбургской темницей» и отличиях от нее как проявлениях иронической игры с читателем см. в новейшей статье: [Проскурина 2020: 163–169].

164

Это единственная деталь, отличающая текст, опубликованный в «Вестнике Европы», от того, который напечатан в «Историческом словаре анекдотов о любви».

165

Конечно, Джини не знает наверняка, что говорит с королевой; но даже если допустить, что девушка об этом не догадывается, несомненно, что она – как и Маша Миронова – через голову своей собеседницы обращается к государыне; ведь исполнить ее просьбу может только носитель высшей власти.

166

Что касается юристов Июльской монархии, то некоторые из них, согласно тогдашнему «Словарю уголовного права», считали, что амнистия, обставленная какими-либо условиями, не заслуживает этого названия и является просто-напросто смягчением наказания; другие, напротив, настаивали на том, что государство имеет право миловать преступника на определенных условиях [Morin 1842: 54].

167

От англ. puff в значении «выдумка». Термин этот был чрезвычайно распространен во французской прессе 1830–1840‐х годов; «пуфами», в частности, называли рекламные сообщения, придуманные для привлечения клиентов. Это значение было «узаконено» еще в XVIII веке пьесой Р. Шеридана «Критик» (1779), где плут, превосходно умеющий рекламировать все на свете, но, главное, самого себя, носит имя Пуф. О пуфах XIX века см.: [Thérenty 2004]. Я придерживаюсь транскрипции «пуф», потому что именно ее употребляли русские литераторы XIX века; см., например, кулинарные очерки В. Ф. Одоевского, которые он публиковал в 1844 году под названием лекций «господина Пуфа, доктора энциклопедии и других наук, о кухонном искусстве».

168

О том же пристрастии французских журналистов к вымышленным новостям о России почти одновременно с Бальзаком писал в книге «Париж в 1838 и 1839 году» русский литератор В. М. Строев: «…есть статьи чисто выдуманные, для возбуждения ужаса на бирже или в гостиных. Они называются утками (canards). Таких уток всегда две или три в каждом нумере журнала. Если нет известий из Испании, редактор выдумывает бунт в Мадриде или раздор в лагере карлистов или победу на имя своего любимого генерала. Когда всех занимал восточный вопрос, утки беспрерывно появлялись о Сирии, смерти султана или египетского паши. Про нас выдумывать всего легче, ибо нас в Париже совсем не знают. И вот обыкновенно журнал выпускает какую-нибудь нелепую историю пленника, жившего в Сибири с 1812 года и вчера возвратившегося во Францию. Тут обширное поле французскому воображению: оно создает какое-то небывалое царство, под именем России, и печатает о нем глупейшие басни. К уткам же надобно отнести описания землетрясений в Америке, пожаров в Азии, самоубийств в Париже и пр.» [Строев 1842: 90–91].

169

Народная этимология давала и еще одно объяснение Гаэтаном Дельмасом, зафиксированное в очерке о профессиональной деятельности разносчика уток-газет, который, так же как и сами эти листки, назывался уткой (canard): «Как правило, человеку-утке всегда сопутствовал кларнет, списанный из бродячего оркестра за плохой звук и дурное поведение. Человек и инструмент, составляя друг другу компанию, шлепали по лужам, барахтались в ручьях и наперебой расхваливали гнусавым голосом известия по одному су за штуку. Кларнет, вынужденный проститься с мирной праздностью, яростно протестовал против внеочередного дежурства и то и дело издавал те же мелодичные звуки, какие издает лебедь со скотного двора <…> Вследствие чего народ, пораженный сходством музыкальных дарований двух виртуозов: человека и пернатого, стал называть обоих одним и тем же именем утки, а затем, по воле той риторической фигуры, название которой вы отыщете в сочинении Дюмарсе о тропах, то же имя было присвоено и печатным известиям» [Delmas 1841: 44]. Эту же точку зрения разделял и Жерар де Нерваль, который в очерке «Достоверная история утки», опубликованном в первом томе сборника «Бес в Париже» (1845), замечал: «Слышите ли вы эти крякающие звуки, которые сотрясают воздух и режут слух? <…> Таково происхождение слова» [Нерваль 1985: 364; пер. Э. Линецкой]. Огромное число других, ничем не доказанных и порой откровенно фантастических этимологий содержится в посвященной «уткам» статье русской Википедии.

170

О месте Восточного вопроса в истории русско-французских отношений см.: [Таньшина 2008].

171

Здесь и далее в том случае, когда не приводится двойная дата, все даты даются по новому стилю.

172

Само выражение «сердечное согласие» (a good and cordial understanding) применительно к англо-французским отношениям было употреблено британским министром иностранных дел Пальмерстоном в письме к английскому послу в Париже лорду Гренвилу 31 мая 1831 года [Guyot 1901: 260].

173

Луи-Филипп хорошо понимал эту подоплеку царского визита в Лондон. Возвратившись из французской столицы, он сказал Виктору Гюго: «Да, меня прекрасно приняли в Англии. Если российский император сравнил прием, оказанный мне, с тем, какой ждал его, ему наверняка было очень неприятно, ведь он тщеславен. Он прибыл в Англию прежде меня, чтобы помешать моему визиту. Это глупо. Ему следовало приехать после меня. Тогда англичанам пришлось бы принимать его так же, как меня» [Hugo 1888: 84].

174

Политические итоги переговоров, главный предмет которых составлял Восточный вопрос, были по-разному поняты российской и английской стороной. По словам современного биографа Николая, «в ходе переговоров 1844 года в ответ на прямой вопрос, чего желала бы Англия на Востоке, Пиль осторожно ответил, что „Англия ничего не желает для себя из турецкого наследства, но ей необходимо обеспечить свободный путь в Индию через Египет“. Николай I решил, что договоренность о разделе состоялась, хотя на самом деле его намерения только встревожили