Альдана Последняя королева эпохи - Надежда Кархалёва

Одет юноша был дорого но со вкусом, не вызывающе; и ведьма, и Дерхонис только через полминуты пристального разглядывания юного красавца заметили, что мантия его украшена изумрудами и сапфирами.

— Что же ты, мама, наделала? — вздохнул он.

Сокамерники приготовились слушать, даже Барклиаф поднялся в постели.

— Она у меня целительница, — не стал тянуть паренёк. — Так как семья у нас знатная, именитая, ей дали срок переучиться и переучить меня. Я тоже целитель. Мать из принципа не стала этого делать, у нас в роду если и появлялись маги, то только светлые. Я бы сам взялся за какой-нибудь из видов разрешённой магии, да только по книгам не могу ничего понять, мне нужно, чтобы кто-нибудь объяснял всё и показывал, а обратиться не к кому было. Срок вышел, а мы с матерью себя не изменили. Вот и кинули нас сюда.

— Почему не в обычную тюрьму? — недоумевала Дашка.

— Сейчас времена тяжёлые, для армии много чего нужно, так что сейчас народ не по тюрьмам, а по лабораториям распределяют. Маму, кажется, сразу на стол потащили, а меня — в запас, — он всхлипнул.

Дашке захотелось его пожалеть. Было в этом мальчике что-то совсем простое, но удивительно располагающее к себе, притягивающее. Даже речь у него такая была, хотелось ещё послушать, и голос звучал приятно.

— Приступай же, — настаивал Дерхонис, — или скажешь, что тебя что-то не устраивает?

— Нет, я не могу этого сделать, — заявила ведьма. — К твоему сведению, мне даже на войне было не по себе оттого, что приходится убивать и калечить. А этот юноша даже не враг мне. Скорее уж, товарищ по несчастью.

— Так ты будешь выполнять то, что я говорю?

— Могу тренировать Фиелина на тебе, — развела руками Дашка. — Целитель среди нас есть, так что не переживай, жив останешься.

— Леди, помните, из-за проклятия Книги Смерти сил светлой магии у чародеев почти не осталось, а я и без того был более чем посредственным целителем, — юноша смутился.

— Вот видишь, он сам признал свою ненужность, — продолжал давить Дерхонис. — К тому же он обречён, всё равно погибнет от рук некромантов или ядов алхимиков. Если его нечаянно загрызёт Фиелин, это, вероятно, будет ещё и более лёгкая смерть.

— Это отвратительно — так судить о людях, — Дашка оставалась непреклонной. — Каждый вправе выбирать, в чём он лучше других, и развивать это, и этот выбор столь огромен, что ненужных людей практически не бывает, а те, кто решил, что он существо бесполезное, сами себя заклеймили. За других определять мы не вправе.

— Выбор может затянуться, а времени ждать не всегда достаточно! Особенно в таких затруднительных ситуациях, как у нас! Наша жизнь есть величайшая ценность, величайшее благо, что мы имеем, и разбрасываться им нельзя, его надо оберегать всеми силами. Если тебе она не нужна, то королевству — очень даже! У тебя предназначение — избавить Альдану от кошмара Эвиланы Армад, но ты не рвёшься в бой, ты согласна сдаться её людям и воевать за них, ты эгоистка! — выпалил он. — Тебе можно простить нелюбовь к собственной шкуре, но то, что ты так подставила народ королевства — никогда!

— Что тут происходит? — поразился юноша, когда Дерхонис, тяжело дыша, замолчал.

— Эта девчонка, небезызвестная Дарья Винсент, должна обучить своего помощника, эту жуткую собаку, плод лабораторных развлечений одного из сотрудников Центра, нападать на людей по её команде, — театрально, с сарказмом произнёс Дерхонис. — И для тренировок нужна жертва. Но не волнуйся, ты если умрёшь, то за дело. Если мы обучим собаку, то натравим её на мага, который иногда наведывается к нам в камеру, и заставим перенести нас в одну из лабораторий, а затем — в особняк моего папочки. Так что погибнешь за дело. Вырвется из заточения Дарья — будет Альдане спасение. Как тебе?

— Согласен, — буркнул юноша. — Пожалуй, вы правы: лучше здесь жизнь кончить, чем под ножами и фрезами некромантов.

— Никто тебя и пальцем не тронет, — успокоила его ведьма.

— У тебя скоро начнётся приступ, — хмыкнул Дерхонис.

— Я уничтожу тебя, — парировала Дашка.

— Вы оборотень? — ничего не понимающий целитель задал вопрос, покраснев ещё сильнее.

— Нет, страдаю имаурийской болезнью.

— Наверное, ужасно это осознавать? Моя мать умела лечить её, но это ей очень редко удавалось. Я видел глаза таких больных, на совести которых уже десяток убийств, совершённых невольно. Совсем как у новообращённых вампиров, которых инстинкты заставляют бросаться на людей, — целитель, пробормотав это, присел, наконец, на самый край постели.

— Я и вампиром была.

— Знаю. Многие знают. И каково это?

— Я чуть не решилась на самоубийство.

— Тебя подтолкнули, — Барклиаф слабо, еле разлепляя губы и не открывая глаз, заговорил. — Был какой-то парень, он тебе сказал, как можно уйти из жизни тем, кто практически бессмертен. Он нарочно это сделал, возненавидев тебя.

— Какие познания, — фыркнул Дерхонис. — Да, тебе, малыш Барклиаф, повезло, из рассказов ты узнал Дарью такой, какая она есть: слабовольной, изнеженной.

— Закрой рот! — сказал он громче. — Не всем же по трупам бегать, как ты.

— Поздно клыки обнажать, когда в клетку посадили, — ухмыльнулся старший парень.

— Оба прекратите! — выпалила Дашка. — Ты больше ничего поведать не желаешь? — накинулась она на целителя. — Ой, прости, — она замотала головой, опустив глаза и закрыв лицо руками, скрестив их перед собой. — Что-то на меня нашло.

— Приступ, — охотно предположил Дерхонис.

— Сердце… В груди жжёт, — ведьма зажмурилась, подавила стон, а жжение стремительно разливалась по рукам, за секунды добравшись до ладоней.

Юный маг глянул на свои, надеясь, наверное, почувствовать исцеляющую силу, посмотрел в лицо Дашке, молча извиняясь.

Терпеть было невозможно, фиолетовое пламя, не стихийное, не родное, уже подрагивало на пальцах, уши вдруг заложило, проклятие ведьма выкрикнула, уже не слыша собственного голоса.

Дерхонис отличался ловкостью и метнулся к целителю, вознамерившись использовать его в качестве щита, но уровень Дашкиного мастерства оказался таким, что посланные ею чары без контроля самой ведьмы находили цель, им предназначенную. Юноша остался стоять, Дерхонис упал, оглушённый. Боль отступила. Раздались хлопки: восхищение Барклиафа, уже не лежавшего, а сидевшего.

— Браво, леди Винсент. И не верьте ему. Он всех по себе и своему окружению меряет.

— Надёжно сделано, — наклонившись, целитель осмотрел Дерхониса. — Эх, мне бы одну четверть ваших способностей, и я бы был счастлив.

— Твоя мама не говорила тебе, как долго люди, оглушённые чёрной магией, могут пробыть без сознания? — поинтересовалась Дашка.