Денежные короли. Эпическая история еврейских иммигрантов, преобразовавших Уолл-стрит и сформировавших современную Америку - Daniel Schulman

судебного процесса, он построил свою карьеру и многомиллионное состояние, работая на корпорации и создавая те самые монополии, которые ему теперь было поручено разоблачить. Его назначение вселило страх в сердца банкиров страны, ведь на протяжении многих лет он работал рядом с ними.

"Он участвовал в создании многих так называемых трастов и делал на этом огромные деньги", - вспоминал Герберт Леман, чья семейная фирма была одним из клиентов Унтермайера. Леман вспоминал, что адвокат "обладал одним из самых острых умов, которые я когда-либо знал, и был одним из лучших перекрестных допросов, которые я когда-либо слышал. Безжалостный. Совершенно безжалостный".

Внутренний взгляд Унтермайера на мир бизнеса постепенно превратил его в борца за реформы, призывающего к "жесткому федеральному регулированию трестов" и сдерживанию "концентрации денежной власти". Мало кто был так хорошо знаком со схемами и тактикой финансовых баронов страны, которые теперь один за другим представали перед Комитетом Пуджо, где на себе испытали одну из печально известных адвокатских инквизиций. Перед комитетом предстал парад самых могущественных магнатов страны, включая Фрэнка Вандерлипа и Джеймса Стиллмана из Национального городского банка и Джорджа Бейкера из Первого национального банка, портупейного и барашкообразного декана финансового истеблишмента США, который после смерти входил в тройку самых богатых американцев. (Уильям Рокфеллер-младший, младший брат Джона Д. и соучредитель Standard Oil, пошел на хитроумные ухищрения, чтобы уклониться от повестки в Конгресс). Но ни за одним выступлением банкира не следили так пристально, как за показаниями предполагаемого главы денежного треста: Джона Пирпонта Моргана.

Морган давал показания в течение двух дней 18 и 19 декабря 1912 года. Семидесятипятилетний, с ослабленным здоровьем, лев американских финансов выглядел почти покорным. Сгорбившись в хлипком ротанговом кресле, он говорил низким монотонным голосом, его взгляд изредка блуждал по толпе из сотен людей, собравшихся, чтобы увидеть его показания. Вместо грубого и стремительного барона-разбойника из народной легенды Морган демонстрировал "почти экстравагантную вежливость", как сообщила одна из газет.

Мягко парируя Унтермайеру, Морган отверг идею банковского заговора и преуменьшил свое легендарное финансовое влияние, в то время как адвокат неоднократно пытался заставить его признаться в том, что он обладает безграничной властью.

"Когда у человека есть огромная власть, как у вас - вы ведь признаете, что она у вас есть?" спросил Унтермайер в ходе одного обмена мнениями.

"Я этого не знаю, сэр", - ответил банкир.

"Вы признаете, что сделали это, не так ли?"

"Не думаю, что это так".

"Вы совсем не чувствуете этого?"

"Нет, я совсем этого не чувствую".

Как показал Морган, Унтермайер продемонстрировал диаграммы, которые рассказывали несколько иную историю. Они показывали пересекающиеся связи между восемнадцатью фирмами, включая J.P. Morgan & Co. и Kuhn Loeb, которые обладали если не прямым контролем, то огромным влиянием на многочисленные банки, трастовые компании, страховщиков, коммунальные службы, железные дороги и другие корпорации. Партнеры этих компаний, как установил Комитет Пуджо, занимали 746 руководящих должностей в 134 корпорациях, которые в совокупности обладали ресурсами или капитализацией более чем в 25 миллиардов долларов.

Через месяц после допроса Моргана настал черед Шиффа. Время для этого было выбрано ужасное. В Нью-Йорке Фольке Брандт готовился к освобождению из тюрьмы, и это дело снова приносило семье Шиффа большое напряжение и потрясения. Но в Вашингтоне он демонстрировал безмятежный фасад. Как и Морган, Шифф не давал повода для беспокойства, уступая, когда Унтермайер расспрашивал его о банковских "альянсах" Kuhn Loeb.

"Я не могу назвать их альянсами", - сказал он. "У нас есть корреспонденты и друзья, которые сотрудничают с нами, но мы не являемся ничьими союзниками".

Шифф осудил монополии как "одиозные" и заявил, что не верит в концентрацию корпоративной власти через холдинговые компании (хотя именно это он и Морган сделали несколькими годами ранее, создав Northern Securities), но он также сказал: "Я бы не стал законодательно ограничивать человека в праве покупать все, что ему заблагорассудится".

"Даже если бы это было равносильно монополии?" спросил Унтермайер.

"Даже если бы это было равносильно монополии", - ответил Шифф.

Унтермайер стал копать дальше. "Я хочу знать, где бы вы провели черту в отношении лицензии, которую вы бы дали частным лицам, чтобы получить контроль над любой отраслью или любой сферой бизнеса?"

"Я бы позволил природе идти своим чередом", - сказал Шифф. "Первая попытка монополии была предпринята при строительстве Вавилонской башни. Они хотели установить монополию на язык. И она разрушилась под собственным весом. Все, что заходит слишком далеко, разрушится под собственным весом". В своем высказывании, которое часто цитировалось в газетах, освещавших показания Шиффа, банкир заявил: "Я бы ни в коем случае не стал ограничивать свободу личности, потому что считаю, что закон природы управляет ею лучше, чем любой человеческий закон".

Комитет Пуджо опубликовал свои выводы в конце февраля. Если комиссия не смогла доказать существование "денежного треста" в прямом смысле слова, то ей удалось наглядно продемонстрировать, насколько консолидированной стала власть корпораций. Как обнаружил Генри Голдман, пытавшийся прорваться на этот рынок, несколько фирм контролировали выпуск основных ценных бумаг в Соединенных Штатах. Их представители входили в советы директоров головокружительного количества корпораций и обладали огромной финансовой властью, в том числе способностью подавлять конкуренцию и лишать потенциальных соперников кредитов. Группа экспертов определила, что существует установленная и четко определенная идентичность и общность интересов между несколькими лидерами финансовой сферы, созданных и удерживаемых вместе посредством владения акциями, блокировки директоров, партнерства и операций с совместными счетами и других форм господства над банками, трастовыми компаниями, железными дорогами, государственными и промышленными корпорациями, что привело к огромной и быстро растущей концентрации контроля над деньгами и кредитом в руках этих нескольких человек.

В отчете комитета Kuhn Loeb назван одним из шести основных "агентов концентрации", и отмечается, что с 1905 года он продал ценных бумаг на 1 миллиард долларов в партнерстве с J.P. Morgan, Первым национальным банком или Национальным городским банком (иногда со всеми тремя). Kuhn Loeb "практически договорился не конкурировать" с некоторыми фирмами и вместе со своими союзниками "перехватил банковский бизнес у важных железных дорог страны", заключил комитет.

 

-

Через месяц после завершения расследования дела о денежных трастах из Рима пришло известие о смерти Дж. П. Моргана, который скончался в номере-люкс в городском Гранд-отеле за 500 долларов в сутки. Сын финансиста, Джек, винил в стремительном угасании отца напряжение, вызванное расследованием и публичными допросами Унтермайера, которого младший Морган прозвал "зверем".

Шифф в момент кончины Моргана находился на Сицилии, и в его отсутствие компания Kuhn Loeb выпустила прочувствованное обращение к покойному банкиру: "Финансовое сообщество