Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм

— Вроде того, как было в Стамбуле с вражеской разведкой, да?

— Это же Голливуд, Мак!

Наступило утро, а если точнее, то только начало светать. В номере 12 "а" затрезвонил телефон, что вовсе не было неожиданностью для Хаукинза, лежавшего, вытянувшись, на спине прямо на полу.

Мак получил от Мэдж краткий сценарий в два часа три минуты, а к трем часам уже прочитал и перечитал все восемнадцать страниц остросюжетного текста, вышедшего из-под пера его третьей жены. Потом, еще раз пробежавшись мысленно по всему сценарию, переставил телефонный аппарат с письменного стола на ковер, на коем и сам улегся в надежде дать себе несколько часов сна; ведь отдых был столь же необходим для предстоящей битвы, как и боевое оружие. Однако Мэджи создала такую великолепную вещицу — с захватывающей фабулой, взрывной энергией, пронизывавшей буквально каждую фразу, с динамично развивающимся действием и разнообразными, довольно меткими портретными характеристиками, — что вожделенный сон был отложен еще на добрых полчаса, позволивших Хауку обдумать свои реальные возможности выступить в роли продюсера фильма.

«Нет, — решил он в конце концов. — Все время будет отдано Омахе и уопотами. — Главный удар — по основному объекту, солдат!»

Выспаться ему так и не удалось — из-за резкого телефонного звонка, эхом отскочившего от стен.

— Да? — поднес Мак телефонную трубку к уху.

— Говорит Эндрю Огилви, генерал.

— Что?

— Я сказал «генерал», приятель. Боюсь, мой старый товарищ по гренадерскому полку нарушил договоренность, сообщив мне, кто вы. Вы славно повоевали, старина! Я восхищаюсь вами!

— Вроде бы немножко рановато для беседы, — заметил Хаукинз — а вы и в самом деле служили вместе с ним в гренадерском полку?

— Да, он был тогда еще неоперившимся зеленым юнцом, этот Кэвви.

— Кэвви?

— Лорд Кэвендиш, конечно: речь же о нем. У него тоже неплохой послужной список. Лез прямо в грязь, грудью шел на минометы и никогда не тыкал никому в нос своими заслугами, если вы понимаете, что я хочу сказать.

— Это здорово: по-настоящему здорово! Но пока еще, право же, слишком рано, и мои войска не готовы к смотру. Выпейте чаю и возвращайтесь через час. Я приму вас первым, обещаю.

Стоило только Хауку опустить трубку на рычаг, как в дверь торопливо постучали. Мак встал и подошел к ней в своих маскировочных кальсонах:

— Да?

— Привет! — крикнул в коридоре неизвестный. — Я знал, что это ты: твое ворчанье узнал бы где угодно!

— Гринберг?

— А кто же еще, беби?.. Моя прекрасная, очаровательная жена, которая безо всякой на то причины вышвырнула меня из дому, променяв на бабки... Впрочем, кому какое дело до этого: она как была, так и осталась куколкой... Так вот, от нее я узнал кое-что в общих чертах и, главное, то, что за всем этим стоишь ты! Впусти же меня, приятель, о'кей? Мы смогли бы совершить с тобой недурную сделку!

— Ты вторым в очереди, Мэнни.

— Так к тебе уже и очередь? Столь быстро? Послушай-ка, золотце, у меня, сам знаешь, своя студия, весьма солидная... К чему же в таком случае иметь тебе дело с какими-то второстепенными личностями, а?

— Все дело в том, что этим «каким-то второстепенным личностям» принадлежит вся Англия.

— Это же мерзавцы! Ставят до ужаса глупые фильмы, где все горланят одновременно и никто из зрителей толком не знает, что они говорят, словно рот у актеров набит рыбным паштетом.

— Но кое-кто думает по-другому.

— Кто это, хотел бы я знать? На каждого «Джимми Бонда» приходится у них по пятьдесят никуда не годных «Ганди», которые не окупили даже расходов на их поставку, и пусть не говорит никто, что это не так!

— У некоторых иная точка зрения.

— Кому ты веришь? Уж не этим ли гнусным солдафонам с их причудливой манерой выражаться? Или, может, этим «чистюлям», которые только и делают, что юлят?

— Возвращайся через три часа, Мэнни, но прежде чем подниматься ко мне, позвони из вестибюля.

— Мак, сделай для меня исключение! На меня устремлены глаза всей моей большой студии!

— Ишь ты чего захотел, бородавчатая жаба! Или ты уже не считаешь более самой что ни на есть подходящей для тебя компанией шестнадцатилетнюю шлюшку внизу в холле?

— Это клевета! Я в суд подам на эту суку!

— Если ты не уйдешь немедленно, Мэнни, то можешь не возвращаться!

— Ладно, ладно, иду!

Снова зазвонил телефон. Хаукинз был вынужден отойти от двери, хотя и предпочел бы остаться там, дабы убедиться, что Гринберг действительно ушел.

— Да? — поднял Хаук трубку телефона, все еще стоявшего на полу.

— Номер двенадцать "а"?

— Совершенно верно.

— Это Артур Скримшо, заведующий отделом развития «Холли рок продакшнз», оплота Голливуда со столь огромным объемом мирового проката, что вы были бы потрясены, если бы я имел право раскрыть вам его реальные масштабы, и, более того, наша компания за истекшие... гм... годы получила шестнадцать «Оскаров».

— А сколько «Оскаров» получили лично вы, мистер Скримшо?

— Это очень... очень большой секрет! Мне ничего не стоило бы получать их каждый раз. Кстати, несмотря на страшную загруженность, я мог бы выкроить время для того, чтобы позавтракать с вами. С вашего разрешения я бы назвал эту совместную трапезу завтраком влиятельных персон.

— Возвращайтесь через четыре часа...

— Прошу прощения, но, по-видимому, я недостаточно ясно объяснил вам, кто я...

— Нет, вы объяснили все достаточно ясно, Скримми, так же, как и я.

— Вы в списке третий, отсюда — и четыре часа: один час надо отвести моим людям, чтобы они успели подготовиться к смотру.

— Вы уверены, что не раскаетесь, что обошлись так с заведующим отделом развития «Холли рок?»

— У меня нет выбора, Арти, мой мальчик: таков уж у меня распорядок дня.

— Гм-м... не найдется ли у вас в таком случае лишней кровати? Ведь вы занимаете целый апартамент!

— Вам нужна кровать?

— Видите ли, это все проклятые бухгалтеры... Мне следует их всех сократить... Вероятно, им не очень-то по душе все эти непредвиденные расходы, я же глаз не могу сомкнуть, когда напьюсь дешевого виски во время полета из Лос-Анджелеса. Поверьте, я совершенно без сил!

— Попытайте счастья в Армии спасения. Это неподалеку отсюда, в Бауэри. Там оказывают любую помощь за десять центов... Итак, через четыре часа!

— Хаук хлопнул о рычаг телефонной трубкой и вернул аппарат на письменный стол. Но только он направился в ванную, как телефонный трезвон вновь взорвал тишину. Схватив трубку, Мак заорал:

— Черт возьми, да что же это?!

— На проводе «Эмералд катидрал стьюдиоз», — услышал Хаук медоточивый голос с сильным южным акцентом. — Божья птичка-патриотка пролетала мимо и подбросила мне кусочек информации о каком-то основанном на реальных фактах патриотическом фильме, который вы собрались снимать! И позвольте заметить вам, мальчик, что мы не какие-то там евреи или негры, заправляющие кинопромышленностью. Мы кристально чистые христиане, подлинные американцы, с гордостью размахивающие звездным флагом. Поверьте мне, все это, черт бы вас побрал, чистая правда! И мы хотели бы представить зрительской аудитории историю о таких же, как и мы, настоящих американцах, выполняющих Божью работу. У нас много-много долларов, не один миллион, во всяком случае! Наши воскресные телепередачи и ярмарки подержанных автомобилей, которыми торгуют исключительно христианские проповедники, — это своего рода атомные бомбы, демонстрируемые нами каждую неделю.

— Будьте сегодня в полночь в Вашингтоне у Мемориала Линкольна, — ответил спокойно Хаукинз. — На головы наденьте белые капюшоны, чтобы я мог вас узнать.

— Но ведь, пожалуй, это уж слишком вызывающе?

— Вы что, трусливые либералы, настроенные против армии и Америки?

— Конечно же нет, черт возьми! Мы знаем, куда вкладывать деньги, а потому у нас много и их сторонников. Мы — сыновья Иессея[192].

— Если вы и впрямь сыновья его, то хватайте самолет и будьте сегодня вечером в Вашингтоне. Запомните: четыреста футов от статуи по прямой, потом шестьсот направо и слегка в сторону. Там находится здание для почетного караула, где вам и скажут, как нас найти.

— И тогда мы заключим сделку?

— Еще какую! Но не забудьте о капюшонах: это крайне важно!

— Я понял вас, парень!

Повесив трубку, Маккензи прошел к спальной комнате и постучал в дверь.

— Подъем, солдаты! Вам дается час на то, чтобы прочистить глотки, отполировать пуговицы до блеска и встать в строй. Не забывайте, что вы должны быть в полном обмундировании и при оружии. Завтрак попросите принести прямо в номер.

— Мы еще вечером заказали его, генерал, — услышал Хаук голос Слая. Его подадут через двадцать минут.

— Вы хотите сказать, что уже встали?

— Конечно, сэр! — откликнулся Марлон. — Мы успели уже пробежать сорок или пятьдесят кварталов.