Письма. Том III (1936) - Николай Константинович Рерих

материалы имеются у Вас, но и эти могут быть полезны. Надеемся, что они дойдут благополучно. Будет ли при выставке нечто вроде каталога-перечня, и как библиотека подобные выставки объявляет? Конечно, всякие добрые сведения о такой выставке здешняя пресса будет весьма рада получить. Происходят многие знаки. Посылаем Вам выписку из воспоминаний Шаляпина о посещении им Харбина и Шанхая. Как видите, полное повторение известной Вам бывшей истории. Очевидно, мракобесы бросаются на все, что выше их уровня. Покажите эти записки Москову, Греб[енщикову] и вообще всем, кому полезно. Получили сведение, что о книге Франсис пойдет еще очень хорошая рецензия в распространенном журнале «Feudatory & Zamindari India». Посылаем Вам вырезки из последнего номера «Сколяра», где была моя статья «Стойкость»[453] и статья Джина Фосдика «Сердце». Отдельной бандеролью Дж[ину] Фосдику высылается пять авторских экземпляров. Вообще, если у Вас имеются недлинные подходящие статьи, мы будем очень рады распространить их в здешней прессе. Добрые отзывы о книге Франсис должны быть оценены ее издателями, ибо восточная философия прежде всего и должна быть оценена на Востоке. К тому, что Вы писали о некоей Нортон, опять приходит мысль, какие же такие лживые нелепости нашептывают злоумышленники таким людям. Не сказала она Флор[ентине] что-либо из этих злоизобретенных формул. Ведь странно сказать, но никто из нас толком этих формул не знает, а ответить на них было бы так легко. Вообще, возможны ли в общественном учреждении действия, подобные все время происходящим? Ведь общественное учреждение не есть частное поместье Леви. Ни Рокфеллер, ни Карнеги — вообще никто из истинных жертвователей не стал бы поступать так в общественном учреждении. Неужели же ни суд, ни общественное мнение не потрясены таким самочинным вторжением в общественное учреждение? Иначе никакое общественное учреждение вообще и существовать не может, если оно зависит от злоумышленного произвола одного лица. Имеются же меры для обуздания самочинного вторжения.

24 июля 1936 г.

Вчера получились к вечеру Ваши письма, покрывающие срок от 2 июля до 14 июля. При этом письмо Франсис на «Гинденбурге» побило новый рекорд, ибо дошло на девятый день. Очень замечательно сообщаемое Франсис о Буэнос-Айресе и Мексике. Поистине, такие осведомления сейчас необычайно ценны. Итак, по-видимому, и Юж[ная] Ам[ерика] видит многое прозорливо. Впрочем, и всегда в их сердцах жила интуитивная сердечность. Также чрезвычайно трогателен эпизод о приезде молодого почитателя из Англии. Фр[ансис] хорошо сделала, что приголубила его. Мы ему пошлем открытку с приветом. Кто знает, может быть, он зародит полезную культурную группу. Также очень хороши сведения о Филадельфии. Радуемся, что Сторк им помогает и таким образом культурная часть будет утверждена. Что касается до внутреннего, то оно может быть осознано лишь внутренней группой. Радовались получить хорошие отзывы о книге Фр[ансис]. И здесь таковые же накопятся.

С этой почтой мы не успеем выслать доверенность на прокси Плауту, которую нам переслала Зина. Магистрат, который может ее засвидетельствовать, будет здесь или сегодня вечером, или завтра, потому вышлем ее в понедельник 27 июня. Читая эту доверенность, мы чувствовали и оптимизм Плаута. Конечно, так оно и будет, но оптимизм не должен закрывать [нам] глаза на всевозможные злобные проделки, которые можно ожидать по всему неприятельскому фронту. Надеемся, что и дело о манускриптах не забыто, ибо, как Вы все понимаете, злоумышленники будут извращать и подделывать все, что только в их силах. Франсис правильно пишет о философии. Конечно, если общепризнанные ученые, как А. Каррель, Райн, Мак-Дугалл и многие другие, могут изучать передачу мыслей и другие психические явления, то нужно с величайшей твердостью опрокинуть все невежественные попытки злоумышленников и всех их приспешников. Можно дойти до того в невежестве, что даже «тайпинг»[454] на пишущей машине может быть взят под подозрение. Итак, и в этом отношении облекитесь в броню твердости и убедительности.

Хороши Ваши сведения о сен[аторе] Копл[анде] — всюду, где можно, восстанавливайте истину. Оригинал запрошенной бумаги уже близится к Вам. В очередной телеграмме вставьте слово «леттер ресивд»[455], мы очень беспокоимся за целость. Напомню Вам характерный эпизод происхождения документа, хотя Зина и Франсис и без того его помнят. Когда в ноябре [19]24 года, по приезде в Америку, уже перед самым отъездом, вероятно, 7 или 8 декабря (пароход шел 10-го), Х[орш] спешно вошел в комнату и для каких-то его «технических формальностей» настойчиво просил подписать какие-то суммы, то это ввиду его настойчивости пришлось сделать. Но сейчас же мною этот чрезвычайный эпизод был обсужден с Зиной и Фр[ансис], после чего Зин[а] имела горячий разговор с Х[оршем]. После этого Х[орш], взволнованный, пришел ко мне и сказал, как «вронг»[456] он был, принес те бумаги разорванными и передал мне документ в том, что все наши счета ликвидированы. Конечно, Зина, которая так справедливо была потрясена этим эпизодом, и Франсис, которая тоже возмущалась, отлично помнят происшедшее. Вот откуда произошел документ, подписанный Х[оршем], помеченный 8 декабря, полный текст которого мы Вам телеграфировали. По получении этого документа и Зин[а], и Фр[ансис], и Мор[ис], все мы считали злобно придуманный Х[оршем] эпизод ликвидированным — как оно и есть на самом деле. За все 14 лет Вы сами помните неоднократные эпизоды, когда нечто предлагалось сделать «только для технических формальностей». Конечно, никакого возобновления каких-то прошлых [документов] никогда не было. Когда мы были в 1934 году, Х[орш] настойчиво приставал к Юрию о подписании каких-то бумаг, но Юрий, к великому неудовольствию Х[орша], от этого отказался. Между прочим, Зина в своем письме поминает, что Х[орш] выдал нам в Париже за экспертизу и поездку по Европе «по двадцать тысяч долларов». В одном из наших прошлых писем этот эпизод уже описан, ибо было дано мне и Е. И. по десять тысяч. Зина совершенно права, что вся поездка по Европе совершенно не входила в наши планы и все это время было потрачено по желанию Х[орша]. Конечно, документ от 8 декабря 1924 года за собственноручной подписью Х[орша] ликвидирует все это дело, но не будем забывать, как Зина правильно пишет, что от него можно ждать всевозможных извращений и подделок. Только подумать, что человек, имевший мою полную доверенность, мог манипулировать, как угодно было ему в его мрачных замыслах. Такой брич оф трест является, вероятно, одним из самых характерных в анналах злоумышлений и предательств. Потому-то все наши адвокаты и защитники должны иметь наготове все оружие защитное, ибо во всех отношениях могут быть проявлены злобные подкопы. Опять спрашиваю себя, в чем же нас обвиняют? В устройстве экспедиции? Но