Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

Но прежде чем предаться сему, я дал ему еще другое дело: побыть в Хакодате и убедить мутителей прекратить смуту. Я рассказал ему подробно состояние Хакодатской Церкви, начиная со смуты в запрошлом году из–за рыбного дела. Отправится он туда не «судьею» и «разбирателем», а проповедником мира. «Разбирать» нечего: отношение священника к христианам совершенно ясно, особенно после их последнего документа; «судить» тоже нечего: о. Петр Ямагаки прав относительно христиан, да и если бы было что «судить» — это дело Епископа, а не собрата священника. Будет о. Оно убеждать христиан не настаивать на невозможном (удалении о. Петра из Хакодате без причин на то), а умириться и быть довольными своим священником. Если Бог поможет ему, я буду очень рад. Если христиане, ныне мятущиеся, и его не послушают, а сделаются раскольниками, как угрожают, коли не исполнится их каприз, я буду спокоен в совести, как истощивший все меры к вразумлению их.

3/16 сентября 1900. Воскресенье.

Сделал подробный разбор всех пустых обвинений, выставленных хакодатскими мутителями против о. Петра Ямагаки, — по–русски карандашом надписал его над всеми пунктами и при русском же письме отослал к хакодатским катихизаторам Обара и Моки, понимающим по–русски, чтобы они разъяснили все немирным христианам, всячески внушив им, что о. Петр ни в каком случае не будет переведен из Хакодате, хотя бы даже они принудили его самого подать просьбу о том. Дело это уже не одной Хакодатской, а всей Японской Церкви: не будет дан дурной пример исполнения капризливых желаний христиан.

Отославши пакет в Хакодате, призвал учительницу Текусу Сакай и сказал ей написать матери ее в Хакодате, Елене (вдове о. Иоанна Сакай), чтобы она не участвовала в интриге тамошних бунтовщиков против о. Петра, а она, по слабости, должно быть, повинна в сем — имя ее тоже красуется в прошении о переводе о. Петра, хотя и без ее печати. Текуса уверяла, что мать ее в мире с о. Петром, что на нее, должно быть, лгут (так!), что к ней собираются и говорят против о. Петра, но она в этом не участвует. Напишет.

4/17 сентября 1900. Понедельник.

Из Кёото получен план храма от архитектора Мацумуро, разработанный в подробностях весьма тщательно и толково; при нем смета с описанием работ. Стал я читать с Давидом Фудзисава — не понимает технических терминов; призвал старика Алексея Оогое, бывшего письмоводителем при постройке Собора, стал читать с ним, тоже не понимает. Завтра нужно позвать Василия, бывшего главного плотника при постройке Собора, — с ним, вероятно, прочитаем.

5/18 сентября 1900. Вторник.

Утром отправил о. Иоанна Оно — сначала в Хакодате мирить христиан с священником, потом в Церкви оо. Сасагава и Мидзуяма добывать от христиан содержание служащим Церкви. В Хакодате вчера написано было катихизаторам и к о. Петру Ямагаки, что туда будет о. Иоанн Оно убеждать мутителей быть мирными; к отцам же Сасагава и Мидзуяма мои письма даны ему в руки, чтобы передал, и чтобы они способствовали успеху его миссии. Дал ему в месяц 25 ен содержания, наказав, чтобы везде содержал сам себя, не будучи в тягость никому, и 15 ен дорожных. Сказал, что если будет он успешен, то расход этот поставится на счет Церкви, что и ему будет в честь; если нет — расход будет мой личный.

Из Оосака, от христиан (не подписавшихся) — требование удалить оттуда катихизатора Фому Танака как интригана, старающегося вооружить христиан против священника; как клеветника, обнесшего ни в чем не повинного своего брата — другого катихизатора (Ирино); как гордеца внутри, льстеца понаруже, и прочее. — Но теперь этого сделать нельзя. Танака, видимо, не годится для Оосака, но его заменить там некем. Следует ждать следующего Собора, — Велел я снять копию с доноса на него, чтобы завтра отправить к нему с внушением: «Служи честно, без интриг, которыми себе только повредишь, — иначе не можешь быть в Оосака; смотри, как тебя видят насквозь». В то же время к о. Сергию Судзуки будет написано, чтобы убеждал недовольных Фомой Танака оставить мысль о перемене его до следующего Собора.

6/19 сентября 1900. Среда.

О. Тит Комацу пишет, что у диакона Иоанна Оно, в Сиракава и окрестности, успешно идет проповедь; крестил у него девять человек, и дальнейшие слушатели есть.

О. Борис Ямамура хочет пристроить своего сына Стефана к делу проповеди, которою он будто бы очень охотится (но которую едва ли может долго вести по своим головным болям). Пусть поставит его в Куроиси, где нет проповедника, и которое в его же, о. Бориса, приходе. Я дам Стефану по 6 ен в месяц — содержание «денкёо–ходзё».

7/20 сентября 1900. Четверг.

С о. Павлом Сато приключился небольшой паралич: правая половина тела почувствовала несвободу в отправлениях; впрочем, врач уверяет, что это скоро пройдет. Дай Бог!

8/21 сентября 1900. Пятница.

Праздник Рождества Богородицы.

В Церкви, кроме учащихся, почти никого. И учащиеся только свои, здесь в школах живущие; дети христиан школьного возраста никогда не бывают в Церкви в большие праздники, не в воскресенье бывающие, — «в школу, мол, важнее, чем в Церковь»; дети священников, все, конечно, тоже. И замечательно: дети священников — оо. Павла Сато, Циба и всех прочих — пущены по светским школам, чтобы идти по светской части. Хотел было сердиться на это, но вспомнил, что то же и с детьми всех петербургских священников — моих академических товарищей, решительно все, даже дети о. Феодора Быстрова пущены по светской части. Безумие повальное!

9/22 сентября 1900. Суббота.

Прочитал проект работ по постройке храма в Кёото и вместе с планом — в пяти листах — послал при письме о. Семену Мии обратно с пояснением, что я одобряю, чтобы отдали на подряд. Другой экземпляр листов плана оставил у себя. По смете архитектора, постройка храма обойдется в 7850 ен, но еще не известно, сколько заломят подрядчики. Смета архитектора довольно сходная: постройки всего 61 цубо, значит по 130 ен за цубо; здесь, в Токио, вероятно, по 150 ен поставили бы за цубо.

В Китае продолжается развитие мировых событий, описание которых не место здесь, в этой маленькой трущобке. Но не могу не отметить одолевающей меня сегодня крайней грусти по поводу потопления в Амуре, у Благовещенска трех, а по другим известиям почти пяти тысяч мирных китайцев, бывших обитателями Благовещенска. Читал об этом прежде в английской иокохамской газете «Japan Daily Mail» ежедневно, точно пирог, начиненный всем, что служит к поношению и обесславлению России, но не верил. Увы, правда! В русской газете «Владивосток», № 34, 22 августа 1900 года, говорится то же о жестоком акте потопления 3000 китайцев. В сегодняшнем же номере «Japan Daily Mail», в статье «The Massacre at Blagoveshchensk», еще более подробное, чем было прежде, описание ужасной жестокости, со слов двух бельгийских журналистов, проезжавших Владивосток после события и ныне находящихся в Нагасаки. Сущность следующая: «Когда 1/14 июля китайцы с противоположного берега Амура внезапно открыли огонь по Благовещенску (продолжавшийся восемнадцать дней), то 4/17 июля благовещенский полицмейстер Баторевич получил телеграмму от генерала Грибского, бывшего в это время в Айгуне „Do Chinese Amur”. Полицмейстер попросил разъяснения ее, но ему отвечено было: „Obey orders”. Вследствие сего Баторевич собрал всех китайцев, бывших в Благовещенске, и под конвоем казаков послал их за семь верст от города по Амуру, где они и были казаками потоплены; казаки сначала ограбили их, потом связали многих из них косами вместе, чтобы они потонули, а не выплыли. Так было погублено все китайское население Благовещенска, то есть около пяти тысяч, потом казаки разграбили их дома». — Конечно, это несколько преувеличено. В русской газете не так резко. Но если и три тысячи только потоплено — Боже, что за варварство! И где найти успокоение от печали о сем? (Смотри иную версию катастрофы под числом 18 ноября/1 декабря).