Зажечь звезду - Софья Ролдугина

Скверно. Совсем скверно.

С другой стороны, сюда меня послала Айне. Если бы мне действительно грозила смерть, пророчица увидела бы это. Конечно, прорицатели могут ошибаться, но не в таких вещах. Но возможно ли, что…

По позвоночнику скользнула ледяная волна.

… возможно, она готова пожертвовать одной ради многих?

Да. Вполне.

Под пятку попался острый камень. Я вздрогнула, приходя в себя. Нет, бред. Так можно до чего угодно додуматься. Представляю, как обидится Айне, когда я расскажу ей о своих страхах.

Губы искривила горькая усмешка. Что ж, еще один повод выжить — посмотреть на разгневанную пророчицу.

— Приехали, — меня грубо швырнули на землю.

Я с трудом поднялась на локтях, озираясь по сторонам. Зал, достаточно большой, но потолки низкие. Вверху — большая круглая дыра, через которую проникает лунный свет. По кругу, у стен, в треножниках тлеют угли. Прямо под дырой — большой черный камень, покрытый барельефами. Меня передернуло. Чудовищные рожи. Точно, демонам поклоняются.

— Не сильно похоже на алтарь, — проворчала я. — Что от меня-то требуется?

— Ничего особенного, — равнодушно ответил Первый. — Всего лишь твоя сила.

— Сила? — у меня перехватило дыхание.

— Именно, — ветром по спине прокатился знакомый голос.

Лобейра.

— И как вы собираетесь ею воспользоваться? — я медленно обернулась, скрывая дрожь обгоревших ресниц. Волчица стояла у входа, протянув руку к треножнику. Голубая шаль все так же уютно укрывала плечи, словно мы и не покидали затемненную полуподвальную аудиторию.

— Просто прочитай это, — она швырнула мне на колени смятый тетрадный листок. Я протянула руку и, щурясь в неверном багровом свете углей, пробежала глазами.

«О, великий Теояомкуи, повелитель смерти, тра-та-та… призываю и верую, тра-та-та… я, такая-то, клянусь именем своим, силой, тра-та-та… и приношу ее в жертву».

Кожа покрылась мурашками. Бездна, это самое настоящее отречение. Искаженное донельзя, обращенное к демону, но действенное.

— Я не буду это читать, — голос прозвучал хрипло.

— А ты не думаешь, что у нас есть способы тебя заставить, равейна? — вкрадчиво поинтересовалась Лобейра.

Я оглянулась на нее, болезненно улыбаясь.

— Попробуй. В живых вы меня все равно не оставите, так что смерти я не боюсь. Будете пытать? Уверяю вас, долго я не протяну. Слишком высокая чувствительность к боли. А отдать свой дар какому-то демону… Увольте.

— Дрянь! — Жадный подскочил и наотмашь хлестнул меня по лицу. Я не сделала даже попытки увернуться. Нет, от силы я отрекаться не буду. Просто не смогу. И не потому, что это страшно само по себе. Нет. Дело в тексте отречения. Это не абстрактный ритуал, как в инквизиции, это жертвоприношение. Для демона. А Древний, получивший частичку Изначального, получает способность проникнуть на иной план.

Рисковать так? Ну уж нет.

Белобрысый псих с силой пнул меня под ребра. Я согнулась, жадно глотая ставший вдруг сухим и густым воздух. Сквозь ватный барьер до меня долетел голос Лобейры.

— Тише, сынок. Здесь нужно действовать тоньше. Иначе эта равейна и вправду загнется до того, как проведет ритуал. Ведите пленников. Слышишь, — она обратилась к кому-то третьему. — Я была права. А ты еще хотел оставить детишек в лагере… Вот и пригодились.

Детишек?!

Это же не значит, что Ханна и Ками…

— Найта!

В зал кубарем вкатился встрепанный мальчишка с разноцветными волосами. И почти сразу же за ним внутрь втолкнули испуганную девчонку с кровавыми подтеками на лице.

Моя… Хани? И Кайл? Нет…

Горло свело судорогой.

— Их-то за что? — просипела я, жмурясь. Соленые капли чертили дорожки на обожженной коже.

— Как за что? — наигранно удивилась Лобейра. — Мальчишка — полукровка. Лис, если я не ошибаюсь. Мы полагали, что очистили землю от его мерзкого клана, но похоже, ошибались. Видимо, кто-то из заботливых родителей решил спрятать ребенка среди людей. Мои благодарности, Ната, — она издевательски поклонилась мне, — если бы не ты, мы бы ни за что не вышли на этого мальчишку. А что до девки… Равейны заслуживают смерти. Все равейны.

В глазах потемнело. Это я виновата, только я. Если бы не моя безалаберность, то сейчас мы не оказались бы в такой ситуации. Посчитала себя сильно взрослой? Давно не получала по носу? Забыла, что на любую силу найдется сила коварнее и хитрее?

Дура. Дура, дура!

— Интересно, — задумчиво протянула Лобейра, прижимая к себе девчонку, — если я сделаю так, — из рукава вылетел нож, упираясь в бронзово-загорелую кожу шеи, — твое решение не изменится?

Я встретилась взглядом с Ханной. Огромные зрачки — как черные зеркала. И в них страх, страх. И немой вопрос: почему? Почему я?

— А если изменится — что тогда? — угрюмо спросила я, не отводя взора от посеревшего лица девочки. — Отпустите ее?

— Посмотрим, — промурлыкала волчица, чуть надавливая ножом. По горлу скатились темные капли, теряясь в пушистом вороте свитера. Ханна вскрикнула.

Черные, дрожащие зеркала. Что в них отражается?

— Поклянись, что не убьешь ее, — потребовала я. — Что не убьешь ни Ханну, ни Ками, и это не сделает никто из твоего клана.

— Клянусь, — легко пообещала Лобейра. Первый довольно усмехнулся. Наверняка лжет. Но это шанс… В конце концов, я несу ответственность за этих детишек… За моих друзей. Которых я подвела…

Листок смялся под моими пальцами.

А отречение… Вспышкой настигло озарение. Они ведь знают меня, как Нату Верманову? Вот и вставлю это имя. Оно все равно не настоящее… Силы, я, конечно, лишусь, но к демону она точно не попадет.

— По рукам, — я медленно кивнула. Зрачки Ханны вздрогнули.

О, великий Теояомкуи, повелитель смерти…

…Темное стекло в обрамлении старой бронзы…

… взываю к тебе…

…Тонкие пальцы тянутся к поверхности… Невесомый щелчок ногтем…

…я, Ната Верманова, клянусь именем своим…

…невыносимо долгое мгновение, когда по целому еще стеклу разбегаются трещинки-паутинки…

…силою своей…

…тихий вздох — и зеркальная крошка осыпается на землю…

Рывок вперед — и сталь разрывает натянутую кожу. Кровь выплескивается, как в фильмах ужасов — густым, горячим, остро пахнущим потоком. Лобейра вскрикивает. А из горла равейны вырывается хрип.

— Я хочу… я хочу… — взгляд стекленеет. Голос становится тише. В темных зрачках осыпаются серебряные осколки. — Я хочу, чтоб вы все сдохли, гады!

Кровь на полу начинает искрить, будто сквозь нее пропускают электрический ток. Ханна медленно выскальзывает из расслабленных рук Лобейры и оседает на пол. Мир подергивается потусторонними тенями. Вой, хохот, тихий плач… Ветер завывает, но этот вой не похож на волчий. Так воют брошенные собаки.