Тайна Богоматери. Истоки и история почитания Приснодевы Марии в первом тысячелетии - Митрополит Иларион

многообразных созвучий, среди которых немало гомеотелевтов и даже полноценных рифм, появляющихся не только на концах строк, но иногда и в середине. Каждый кондак завершается рефреном: «Аллилуйя». Каждый икос завершается рефреном «Радуйся, Невеста Неневестная» (тот же самый рефрен, как мы помним, использован в кондаке Романа «На Благовещение»). При этом в каждом икосе рефрену предшествует шесть двустиший, каждое из которых содержит две изосиллабические[966] строки, начинающиеся словом «Радуйся». Это так называемые хайретизмы (от греч. χαῖρε — «радуйся»). В каждой из двух строк не только количество слогов равное, но и ударения в строках стоят на одинаковых местах, а параллелизм обеспечивается, кроме того, многочисленными созвучиями.

Чтобы понять, как функционирует эта многосложная поэтическая ткань, разберем первый икос[967] в греческом оригинале, поместив рядом с ним славянский перевод:

Славянский перевод, видимо, делался со списка, в котором греческое βρεφουργεῖται (букв. «делается младенцем») было заменено на προσκυνεῖται («[делается] поклоняемым»). Отсюда разночтение между текстом и славянским переводом.

Во вступительном отрезке, напоминающем ритмизованную прозу, мы встречаем только одно созвучие: ἐξίστατο — ἵστατο. Зато в хайретизмах этих созвучий очень много, и они весьма разнообразны. В первой паре мы наблюдаем рифмы внутри строк (ἡ χαρά — ἡ ἀρά) и гомеотелевт на конце (ἐκλάμψει — ἐκλείψει). Во второй паре мы наблюдаем смысловой параллелизм между Адамом и Евой, к которому присоединяется звуковой параллелизм между ἀνάκλησις (воззвание) и λύτρωσις (искупление). Третья пара построена на смысловом параллелизме между высотой (ὕψος) и глубиной (βάθος), между ангельскими помыслами и человеческими очами, а также на звуковом параллелизме двух слов с одинаковой приставкой (δυσανάβατον — δυσθεώρητον) и на конечной рифме (λογισμοῖς — ὀφθαλμοῖς). В четвертой паре мы не видим ни смыслового, ни звукового параллелизма, за исключением двух глаголов с созвучными окончаниями (ὑπάρχεις — βαστάζεις). В пятой паре ἀστήρ (звезда) эффектно рифмуется с γαστήρ (чрево), но внутри строк, а не на концах; смысловой параллелизм отсутствует. Наконец, в шестой паре мы наблюдаем и смысловой параллелизм (тварь — Творец), и рифму в середине (νεουργεῖται — βρεφουργεῖται) и созвучие в конце (κτίσις — Κτίστης).

Подобным же образом можно было бы разобрать другие икосы и кондаки, и практически в каждом мы будем наблюдать похожие закономерности. Автор Акафиста, как представляется, в равной степени увлечен раскрытием богословского значения Богородицы для верующего и поэтической звукописью, которая нередко определяет движение мысли. При переводе Акафиста на славянский язык эта звукопись сохранена лишь частично, зато отсутствие смыслового параллелизма нередко бросается в глаза. Например, во втором икосе есть двустишие: «Радуйся, Свет неизреченно родившая; радуйся, еже како, ни единаго же научившая». Здесь переводчику удалось зарифмовать конечные глаголы, но оказалось невозможным передать звуковой параллелизм между τὸ Φῶς (свет) и τὸ πῶς (как). Отсюда и ощущение отсутствия логики в сопоставлении: в греческом тексте звуковой параллелизм восполняет отсутствие смыслового параллелизма, в славянском переводе этого не происходит.

Система соответствий и параллелизмов функционирует не только в рамках отдельного икоса: она прошивает собой все произведение. Хайретизмы каждого из двенадцати икосов Акафиста идентичны по своей ритмической структуре:

В каждом икосе Акафиста число хайретизмов абсолютно неизменно — шесть пар и еще один, внепарный, тринадцатый хайретизм, который являет собой рефрен, красной нитью проходящий через все икосы… Каждая пара хайретизмов соединена строжайшей изосиллабией и параллелизмом тонического рисунка. Например, оба первых хайретизма каждого икоса представляют собой десятисложники, следующая пара — тринадцати-сложники, третья пара — шестнадцатисложники, и так далее. Первый и второй хайретизмы представляют собой комбинацию хорея, ямба, анапеста и амфибрахия[968].

Обратимся к содержательной стороне Акафиста. Тематически он объединяет три события евангельской истории: Благовещение, Рождество и Сретение. О Благовещении говорится в первом икосе, втором кондаке и икосе и третьем кондаке. В третьем икосе речь идет о посещении Девой Марией Елисаветы. В четвертом кондаке — о сомнениях Иосифа, когда он узнал, что Мария беременна, и вообразил Ее «бракоокрадованной» (здесь слышны реминисценции «Протоевангелия Иакова»). В четвертом икосе речь идет о поклонении пастухов, в пятом кондаке и икосе — о том, как волхвы последовали за звездой и принесли дары Младенцу Христу. В шестом кондаке волхвы возвращаются в Вавилон (очевидно, автор Акафиста считал, что они пришли оттуда), а в шестом икосе косвенно упоминается о бегстве Святого Семейства в Египет. В седьмом кондаке старец Симеон встречает Младенца Христа в Иерусалимском храме, и на этом сюжетная канва заканчивается. Оставшиеся икосы и кондаки посвящены осмыслению события рождения Христа от Девы без привязки к конкретным евангельским сюжетам.

Представленный тематический обзор Акафиста касается только основного содержания кондаков и икосов. Хайретизмы, включенные в каждый икос, содержат широкую панораму тем и образов, относящихся не только к описанным в Евангелии событиям, но и к Богородице в целом, к Ее значению для Церкви, для жизни верующих, для спасения всего мира. Они произносятся от лица ангела Гавриила (икосы 1 и 2), младенца Иоанна Крестителя, взывающего из чрева матери (икос 3), пастухов (икос 4), волхвов (икос 5), египетских верующих, избавившихся от идолов (икос 6), верующих, воспевающих Акафист (икосы 7–12).

Многочисленные поэтические образы используются в Акафисте применительно к Богородице: Она — «Ростка неувядаемого ветвь», «Плода бессмертного удел», «нива, растящая сострадания богатые плоды», «трапеза, носящая обилие умилостивления», «ходатайства приятный фимиам» (икос 3); «заря таинственного дня» (икос 5); «цвет нетления», «венец воздержания», «дерево с прекрасными плодами, от которого питаются верные», «дерево с тенистою листвою, под которым укрываются многие», «одежда для лишенных дерзновения» (икос 7); «корабль для желающих спастись», «пристань для пловцов по морю жизни» (икос 9); «луч духовного Солнца», «блистание незаходящего Света», «молния, души озаряющая», «как гром, врагов поражающая», «купальня, омывающая совесть», «чаша, вмещающая радость», «аромат Христова благоухания», «жизнь таинственного пира» (икос 11).

Многие упомянутые в Акафисте прообразы Богородицы заимствованы из Ветхого Завета: «море, потопившее фараона мысленного», «скала, напоившая жаждущих жизни», «огненный столп, направляющий находящихся во тьме», «покров миру, пространнейший облака», «пища, манну сменившая», «земля обетования», «страна, из которой течет мед и молоко» (икос 6). Все перечисленные образы отсылают к эпизодам из книги Исход, в частности, к повествованиям о том, как войско фараона потонуло в воде (Исх. 14:28); как Моисей высек воду из скалы (Исх. 17:1–7); как Бог шел перед Израильским народом днем в столпе облачном, ночью в столпе огненном (Исх. 13:21–22); как Бог послал манну Израильскому народу в пустыне (Исх. 16:11–31); как Израильский народ шел «в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед» (Исх. 3:8). Уместно