Маленький друг - Донна Тартт

– Так, – помолчав, ответил Дэнни, изо всех сил стараясь подделаться под его тон и все-таки слегка сфальшивив.

На что это Фариш намекает, чего это у него пластинку заело про шпионов и наблюдение – разве что он этими разговорами от своих истинных подозрений его отвлекает?

“Да ну, не знает он ничего, – в панике убеждал себя Дэнни. – Не может такого быть. Фариш даже водить не умеет”.

Фариш с хрустом покрутил шеей, с хитрецой произнес:

– Черт, да знаешь ты все.

– Что? – заозирался Дэнни.

Он испугался, что, сам того не понимая, говорил вслух, и уже было рванулся, чтоб вскочить и все отрицать, но тут Фариш опустил голову, забегал кругами.

– Простые американцы не знают о том, что эти волны используются в военных целях, – сказал он. – И вот еще какая херня. Даже в сраном Пентагоне не очень понимают, что такое эти волны. Ну да, ну да, они эти волны рассылают, они их отслеживают, – Фариш резко, визгливо хохотнул, – но они ни хера не врубаются, что это за штука такая.

“Нет, с этим говном пора завязывать”. Всего-то и нужно, думал Дэнни – всем телом ощущая, как у него над ухом нудно, на одной ноте жужжит муха, будто зажевало кассету в каком-то сраном бесконечном кошмаре, – всего-то и нужно, не рассиживаясь, завязать с дурью, денек-другой проспаться. “Я могу стырить наркоту и свалить из города, пока он тут сидит на голом полу, бубнит что-то про радиоволны да потрошит тостеры отверткой…”

– Электроны разрушают мозг, – сказал Фариш.

С этим словами он так зыркнул на Дэнни, как будто подозревал, что Дэнни с ним не по всем пунктам согласен.

У Дэнни кружилась голова. Он каждый час закидывался, а тут уж сколько времени прошло. Очень скоро без дозы его срубит, затрепыхается перегруженное сердце, ниточка пульса будет еле прощупываться, и Дэнни опять чуть не чокнется от страха, что пульс возьмет и пропадет совсем, потому что перестаешь спать, и сон – это уже не сон, тогда его не одолеешь, он прорвет все заслоны, нахлынет и вышибет из тебя дух, встанет черной стеной, и будет казаться, что не сон это, а смерть.

– А что такое радиоволны? – спросил Фариш.

Это они с Фаришем уже проходили.

– Электроны.

– Вот именно, дурья твоя башка! – Фариш глядел на него безумными глазами Чарли Мэнсона, он подался к Дэнни, с неожиданной яростью застучал себе по голове. – Электроны! Электроны!

Блеснула отвертка, и вдруг – бум! – на Дэнни будто холодным ветром из будущего повеяло, он словно кино смотрел на огромном экране. увидел, как лежит на своей промокшей от пота узкой кроватке, в полной отключке, слабый и беззащитный. Тикают часы, подрагивают занавески. И тут – скрип – медленно-медленно отворяется дверь трейлера, и Фариш тихонько крадется к кровати, а в руке у него – тесак.

– Нет! – вскрикнул он, открыл глаза и увидел, что Фариш сверлит его зрячим глазом не хуже дрели.

Они уставились друг на друга – странный, затянувшийся миг. Наконец Фариш рявкнул:

– На руку глянь! Ты чего наделал?

Дэнни затрясся, растерянно вскинул обе руки и увидел, что большой палец залит кровью – он содрал заусенец.

– Ты, брат, береги себя, – сказал Фариш.

Утром одетая в строгий синий костюм Эди заехала за матерью Гарриет, чтобы везти ее завтракать, ей еще потом к десяти нужно было успеть на встречу с бухгалтером. О завтраке этом Эди с Шарлоттой договаривалась еще три дня назад, тогда Гарриет позвала мать к телефону, но свою трубку положила не сразу, поэтому часть разговора ей удалось подслушать. Эди сказала, что у нее к Шарлотте очень личный разговор, что это очень важно и по телефону она это обсуждать не хочет. Теперь Эди стояла в коридоре, отказывалась присесть и все поглядывала то на часы, то на лестницу.

– Так и завтрак подавать перестанут, пока мы туда доберемся, – сказала она, сложила руки на груди и нетерпеливо прищелкнула языком – тцк, тцк, тцк.

Лицо у нее было бледное, напудренное, а губы (бантик, резко очерченный восковой алой помадой, которую Эди обычно приберегала для церкви) и вовсе казались не женскими, а напоминали скорее тоненький, поджатый ротик Лемуана д’Ибервилля с гравюры из учебника Гарриет по истории Миссисипи. На Эди был приталенный пиджак с рукавами три четверти – очень строгий, но, впрочем, по-старомодному элегантный, Эди в нем (говорила Либби) походила на миссис Симпсон, которая вышла замуж за английского короля.

Гарриет, которая растянулась у подножья лестницы и, надувшись, разглядывала ковер, вскинула голову, выпалила:

– Ну ПОЧЕМУ вы меня с собой не берете?

– Потому что, – ответила Эди, – нам с твоей матерью нужно кое-что обсудить.

– Я буду тихо сидеть!

– Наедине. Только нам двоим. – Эди свирепо глянула на Гарриет ясными ледяными глазами. – Да и нельзя никуда идти в таком виде. Полезай-ка в ванну, помойся.

– А если я помоюсь, ты мне блинчиков принесешь?

– Ой, мама, – Шарлотта – в мятом платье, с мокрыми волосами – сбежала вниз по ступенькам. – Прости, пожалуйста. Я…

– Ничего, все нормально, – сказала Эди, хотя по голосу было слышно – нет тут ничего нормального, совсем ничего.

Они уехали. Гарриет, окончательно разобидевшись, провожала их взглядом сквозь пыльные кисейные занавески.

Эллисон еще не спускалась, спала. Она вчера поздно вернулась. Дома было тихо, как в подводной лодке, звуки издавали только разные приборы – тикали часы, пыхтел старенький вентилятор, гудел водонагреватель.

На кухонной стойке лежала коробка соленых крекеров, которые купили еще до того, как уехала Ида и умерла Либби. Гарриет свернулась клубочком в Идином кресле, сжевала несколько крекеров. Если закрыть глаза и вдохнуть поглубже, еще можно было учуять запах Иды, но если слишком сильно принюхиваться, запах тотчас же пропадал, ускользал. Сегодня Гарриет впервые с того самого утра, когда она уехала в лагерь на озере Селби, проснувшись, не плакала и даже не хотела плакать, но хоть глаза у нее были сухие, а голова – ясная, места она себе не находила, и дом затих, будто ждал, пока что-нибудь случится.

Гарриет доела крекеры, отряхнула руки, залезла на кресло и, привстав на цыпочки, принялась разглядывать пистолеты, которые в шкафчике с оружием лежали на самой верхней полке. Среди диковинок, которые носили при себе карточные шулера (деррин-джеров с перламутровыми рукоятками и щегольских дуэльных пистолетов), Гарриет выбрала самый большой и самый безобразный пистолет – самовзводный кольт, он был больше всего похож на оружие полицейских из телевизора.

Она спрыгнула с кресла, закрыла шкафчик и, аккуратно, двумя руками положив пистолет на пол (он оказался довольно тяжелым), побежала в столовую и вытащила из книжного шкафа том “Британской энциклопедии”.

Пистолет. См.: Огнестрельное оружие

Она притащила нужный том в гостиную, прижала страницы револьвером и, усевшись на ковре по-турецки, озадаченно уставилась на схемы и колонки текста. Обилие терминов сбивало ее с толку, промучившись с полчаса, она сходила за словарем, но и с ним легче не стало.

Встав на четвереньки, она изо всех сил вглядывалась в схему. Предохранительная скоба. Откидной барабан… а в какую сторону он откидывается? Револьвер на картинке был совсем другой, не такой, как у нее. Замок откидного барабана, извлечение крана барабана, стержневой выбрасыватель…

Что-то щелкнуло, барабан вывалился – пусто. Она попробовала вставить пули – одни не пролезли, другие тоже не пролезли, но наконец в коробке отыскались несколько пуль, которые подошли по размеру.

Но не успела она зарядить револьвер, как хлопнула парадная дверь – вернулась мать. Гарриет молниеносно, одним движением, затолкала все под кресло Иды – пули, револьвер, энциклопедию, все разом – и вскочила.

– Блинчики принесла? – крикнула она.

Тишина. Судя по звукам, мать пошла наверх. Гарриет насторожилась (что-то слишком быстро они позавтракали), прислушалась, и вдруг до нее донеслись какие-то икающие всхлипы, как будто мать задыхалась или плакала.

Гарриет – нахмурившись, уперев руки в боки – замерла, вслушалась. Но больше ничего разобрать не удалось, тогда она осторожно выглянула в коридор и услышала, что у матери в спальне хлопнула дверь.

Казалось, будто целая вечность прошла. Гарриет разглядывала уголок энциклопедии, который выпирал из-под накидки на кресле. Тикали часы в коридоре, все было тихо, и наконец Гарриет вытащила энциклопедию, улеглась на ковер и, подперев голову руками, снова перечла статью об огнестрельном оружии.

Минуты тянулись одна за другой. Гарриет прижалась щекой к ковру, приподняла накидку и заглянула под кресло – в темноте виднелись очертания пистолета, рядом с ним лежала себе спокойно коробка с пулями. В доме было по-прежнему тихо, и Гарриет, осмелев, вытащила все из-под кресла. Она так увлеклась, что не слышала, как мать вышла из спальни – вдруг из коридора, совсем рядом, донесся ее голос: