Комендантский час - Владимир Николаевич Конюхов

Никого из живущих на земле не минет сия участь, и никому не ведомо чувство ухода в Иное… Ему, конечно, не закроют глаза, и пока не обнаружат тело, они будут невидяще глядеть в голубой Мир.

Стало страшно обидно, что с ним так поступят. Уважение, если не к живому, то уж к мертвому, должны проявлять даже самые отпетые негодяи.

— Вот он! — заверещал Костлявый.

Захар совсем близко увидел исступленно разинутый рот. Злость пронзила смиренное до того сердце.

«Где еще я должен быть, дебил?» — готов был он закричать, с горечью убедившись, что не повезло и на этот раз.

От кого он решил добровольно принять мучительную смерть? От тупых подонков, которым на всё плевать. Не он, а они заслуживают самой суровой кары.

— А-а-а, — издал победный клич Костлявый.

Он замедлил бег, понимая, что жертва обречена и можно вдосталь насладиться расправой.

Ну нет уж. Захар поднял глаза на забор, и свежая выщерблина в кирпичной кладке привлекла его внимание.

Он легко вскочил, спокойно и расчетливо сделал упор носком в углубление. В один миг оседлал забор, и быть бы ему уже с обратной стороны, не вздумай он покуражиться и показать преследователям более чем понятный жест.

Хмурое лицо Зубаря исказила знакомая гримаса бешенства.

— Раздавлю!

Неожиданно проворно он прыгнул, очутившись возле забора.

Захар успел занести ногу, но и Зубарь захватил ее своими клешнями.

Голова Рычнева как маятник раскачивалась над тротуаром улицы, а Зубарь с другой стороны забора цепко держал за ногу.

«Сейчас он меня вытянет, как пескаря из проруби», — билась мысль у Рычнева.

Кровь прилила к глазам. Опершись руками об асфальт, Захар неимоверным усилием выдернул ногу из туфли.

— Уше-е-л, паскуда! — взревел Зубарь, намереваясь пульнуть туфлей в Захара.

Но Рычнев уже улепетывал, сдерживая радостный возглас.

Захар целую неделю нигде не показывался… Потом очень кстати подошла очередь ехать в экспедицию.

Договоров в этот год со строительными организациями было мало, и половина людей его отряда болтались без дела. Сам Захар почти все дни проводил на пруду.

Дорогу из хутора, где расположилась база, вели до придонской станицы Журавской, близ которой в курганах задолго до приезда экспедиции уже покопался предприимчивый люд.

Жили в двух просторных хатах, соорудив во дворе общий кухонный стол.

На продукты селяне не скупились. Захар с аппетитом уплетал забытую гречку, лупил в день по десятку яиц, лакомился полосатыми арбузами. На озере забрасывали сеть, и нередко на ужин перепадала уха, заправленная дробленой крупой.

Раза два Захар отвозил отчеты в музей. Все было спокойно в городе, куда пришла ранняя осень. Свое недавнее приключение Рычнев вспоминал уже без прежнего жуткого трепета.

Последний раз он возвращался из города в сладостном упоении. Как хорошо, что жизнь изредка, но дарит для души приятные каникулы… Он свободен. Беден, но свободен. И хотелось побыть одному, продлить ощущение восторга.

Цветущая вода пруда казалась густой зеленой краской с прилипшими к ней козявками и гусиным пометом. Хлестал горячий восточный ветер, и тополь возле плотины шелестел так, будто веяли пересушенные семечки.

Захар разделся, любуясь своим загаром, бултыхнулся в теплую воду. На середине, где били холодные ключи, лег на спину, блаженно щурясь на солнечное колесико, пронзающее всё спицами-лучами.

На другом берегу заманчиво темнел спелый тёрн. Не в силах противиться искушению, Захар вылез из воды, стал срывать ягоды, царапаясь о колючие ветки.

Тем временем на пляже появилась мужская компания. Дюжие молодцы, едва расположившись, стали выпивать.

Захар поспешил обратно, желая забрать одежду, пока мужики не окосели.

Самый крупный обернулся. Рычнев готов был уйти на дно… Зубарь.

Захар в страхе спрятался в терновых кустах… Откуда нелегкая принесла троицу и есть ли место на земле, где можно укрыться от вездесущих бандюг?

Солнце садилось. Захар начал мерзнуть, проклиная час, когда приехал сюда.

Зубарь с дружками, кажется, и не думал уходить.

— За-а успех ме-е-роприя-я-тия, — повторял он заплетающимся языком.

Швырнув с размаху бутылку, клюнул носом в песок. Его приятели мочились, где ели-пили.

Зубарь, тяжело поднявшись, первым стал взбираться по склону балки. В сумерках он был похож на большого червя, что ползет, перекатывая по телу тугой комок.

Они скрылись за бугром, но настороженное ухо Захара еще долго ловило визгливый голос Лохматого.

Рычнев нырнул, заработал руками-ногами. Всплески показались ему оглушающе громкими, привлекающими чье-то неусыпное внимание. Казалось, сейчас вынырнет невиданное чудище и увлечет в пучину.

Взгляд выхватил из тьмы звездочку, растекшуюся словно капля на оконном стекле.

Он невольно вскрикнул, когда рука коснулась прибрежного песка.

Захар долго лежал, приходя в себя.

И на этот раз судьба оказалась милостлива к нему. Но можно ли поручиться, что завтра его не перестренут в глухом месте? Не было сомнений: шайка нагрянула в эти края не ради пьянки на природе.

Тягучая тоска вползала в душу.

Он чувствовал себя обреченным, вычеркнутым из этой час назад еще такой радостной жизни.

Почти до самого рассвета под храп соседей обдумывал Захар, как ему лучше поступить. И чем больше размышлял, тем больше склонялся к мысли самому пойти к Зубарю. Он, конечно, рисковал. Но не меньше ли риска наивно полагать, что Зубарь, снова встретив Захара, посчитает это простой случайностью.

За завтраком Рычнев услышал, что неподалеку изыскатели наткнулись на заброшенные захоронения. Теперь он не сомневался в причине появления своих земляков.

На захоронения в тот день никто не поехал. Начальник экспедиции вернулся из райцентра обескураженный.

Место, где находились могилы, слыло дурной славой. Люди, оказавшиеся там, или тяжело заболевали, или бесследно исчезали. Районные власти всерьез настаивали на изменении маршрута.

У Захара забилось сердце. Вот она, удача. Зубарь, конечно, ничего не знает. И есть повод оправдать свое появление.

От дороги в райцентр отходила едва приметная стежка, огибающая небольшой лесок. Дальше темнело давно запаханное поле. За ним, у подножья песчаного бугра, журчал ручей.

Хуторянин, согласившийся показать «гиблое место», велел намочить ноги. С бугра открылся вид на суходол, изрезанный промоиной давно высохшей речки. Плоская гряда камней подступала к опаленной пожаром рощице.

— Как сгорела полвека назад, так почитай ништо не наросло, — пояснил хуторянин, стараясь не смотреть перед собой. — А могилы за каменьями подле коряг. Када река текла, назывался тот берег Свищев перекат.

Захар готов был поклясться, что между камнями и обугленной рощицей мелькнула чья-то тень.

Начальник экспедиции, наведя бинокль, сказал, что видит двоих.

Хуторянин тотчас заторопился.

Начальник, крепко выругавшись, пожалел о прежних временах, когда люди работали, а не маялись дурью.

Захар догадывался, где мог отсиживаться Зубарь. По вечерам у озера дымились костры заезжих