Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 6 - Вальтер Скотт

— Опять этот надоедливый и глупый горец свалился на нас, — сказала она. — Я попрошу его осчастливить нас своим отсутствием.

— О, не надо! Не надо! — воскликнула миссис Батлер умоляющим тоном. — Нехорошо, если капитан рассердится на тебя.

— Рассердится? — переспросила леди Стонтон. — Никто никогда не сердится на то, что я говорю или делаю, дорогая моя. Однако, если ты хочешь, я ради тебя готова терпеть его.

И леди Стонтон милостиво пригласила капитана к обеду. Бесцеремонная и дружеская фамильярность, с которой тот относился за столом к миссис Батлер, являла собой приятную противоположность старательной и дотошной услужливости, оказываемой им великосветской даме.

— Мне не удалось убедить миссис Батлер, — обратилась леди Стонтон к капитану, когда Джини вышла из столовой, — принять от меня какую-нибудь компенсацию за мой налет на ее дом и захват его.

— Оно и понятно, мадам, — ответил капитан. — Миссис Патлер, такой порядочной шенщине, совсем не подходит брать плату от леди, которая приехала к ней из моего дома или дома его светлости, что одно и то ше по сути дела. А что до захвата, то в сорок пятом году, когда я разместился с моими двадцатью ребятами в одном доме в Инвер-Гэрри…

— Простите, сэр, но мне бы хотелось знать, чем я могу отблагодарить эту славную женщину.

— И вовсе ее не надо ничем благодарить, ей от этого нет никаких хлопот, совсем никаких. Так вот, когда мы были в этом доме в Инвер-Гэрри, я боялся, как бы там чего не вышло, потому что народ там кругом ненадешный и…

— Может быть, вам известно, сэр, — спросила леди Стонтон, — не имеют ли те двое юношей, молодые Батлеры, призвания к военной карьере?

— Чего не знаю, того не знаю, ваша милость, — ответил Нокдандер. — Так вот, значит, я знал, что народ там довольно-таки вредный и доверять ему никак нельзя, а тут еще слышу как-то волынку в лесу, ну, я не растерялся, приказал своим ребятам взять рушья и…

— Если бы их интересовала военная карьера, — сказала леди Стонтон, безжалостно прерывая захватывающий рассказ, — то сэру Джорджу ничего не стоило бы устроить одного из них в военное ведомство, так как мы всегда поддерживали правительство и никогда не имели разногласий с министрами.

— А мошет быть, ваша милость, — заявил Дункан, на которого ее слова произвели, очевидно, впечатление, — попросить сэра Дшордша пристроить туда заодно и моего племянника, Дункана Мак-Дшиллигана? Парень он неплохой, а ростом такой молодец, что будет с обоих батлеровских ребятишек, коли их друг на друшку поставить. А вашему мушу не все ли равно — просить за одного или двух?

Ответ леди Стонтон выразился в высокомерном поднятии бровей, означавшем благовоспитанный отказ.

Джини, возвратившаяся к этому времени в столовую, все еще не могла прийти в себя от изумления, сравнивая эту элегантную, светскую, изящную женщину с беспомощной и отчаявшейся девушкой, которую она видела распростертой на соломе в тюрьме в ожидании жестокой и позорной смерти, или с безвестной беглянкой, прятавшейся в полночь на берегу моря. Теперь, когда сестра ее сняла вуаль, эта необычайная разница была заметна не столько в чертах лица, сколько в манерах, выражении, взгляде и осанке. По внешнему виду леди Стонтон была настолько изнежена и прекрасна, что, казалось, жизненные невзгоды никогда не касались ее. Она так привыкла к исполнению всех своих прихотей, что не считала даже нужным высказывать их, и, поскольку ей никто никогда не возражал, она и не утруждала себя повелениями: ведь все ее желания угадывались и исполнялись с намека. Когда наступил вечер, она довольно бесцеремонно избавилась от Дункана, небрежно сославшись на свою усталость.

Оставшись с сестрой наедине, Джини не могла не высказать вслух удивления по поводу самообладания, с которым сестра ее играла свою роль.

— Твое изумление вполне понятно, — спокойно ответила леди Стонтон,

— потому что ты, дорогая моя Джини, была правдива с самой твоей колыбели. Но ты не должна забывать, что я непрерывно лгу вот уже пятнадцать лет, и поэтому не удивляйся моей выдержке.

По правде говоря, в течение первых двух или трех дней, насыщенных жгучими переживаниями, миссис Батлер казалось, что поведение леди Стонтон совсем не отвечало безнадежному тону ее писем. Она, правда, растрогалась до слез при виде могилы отца, украшенной скромным памятником, надпись на котором свидетельствовала о его набожности и честности; но ее также занимали и всякого рода пустячные события и развлечения. Она с удовольствием посещала молочную, где когда-то помогала отцу, и едва не выдала себя Мэй Хэтли, проговорившись, что знакома с секретом приготовления знаменитого данлопского сыра; по этому поводу она сравнивала себя с Бедр-ад-дином, которого узнал визирь, его тесть, по редкому умению приготовлять кремовое пирожное с перцем. Но когда померкла новизна этих впечатлений, сестре ее стало ясно, что напускная веселость, маскирующая душевное горе леди Стонтон, не приносила ей облегчения и была подобна праздничному мундиру воина, под которым скрывается смертельная рана. На нее находили такие минуты и настроения, по сравнению с которыми даже унылый тон ее писем казался менее безнадежным, и миссис Батлер только теперь полностью поняла, как мало завидного было в столь блестящей с виду судьбе ее сестры.

Однако имелся один источник, откуда леди Стонтон черпала чистую и неомраченную радость. Одаренная более живым воображением, чем сестра, она была страстной любительницей природы и, как все, отмеченные этой склонностью, находила в ней утешение от своих горестей. На лоне природы она переставала быть утонченной леди, к которым могут быть отнесены эти строки:

И так она пронзительно визжала,Как будто бы чертенка увидала.

Наоборот, в сопровождении своих двух племянников она совершала долгие и утомительные прогулки в окрестных горах, посещая узкие долины, озера, водопады и прочие скрывавшиеся там красоты природы. Кажется, Вордсворт, описывая в одном из своих стихотворений старика, прожившего очень тяжелую жизнь, отмечает его удивительную любовь к природе:

Что подгоняло старца — это могСказать один лишь милосердный Бог,Но я клянусь, что в целом ЭнердалеПроворней старика вы б не сыскали.

Точно так же леди Стонтон, дома безучастная, вялая и печальная, проявлявшая иногда даже что-то вроде презрения к уютному быту своей сестры (правда, она сейчас же спохватывалась и всячески старалась искупить эти вспышки раздражения), на открытом воздухе казалась оживленной и веселой и, гуляя с двумя мальчиками в горах, рассказывала им увлекательные истории о своих путешествиях в другие страны и о том, что они увидят в поместье Уиллингэм. А они, со своей стороны, старались показать этой леди, выглядевшей такой доброй, все красоты Дамбартоншира, так что в окрестностях едва ли осталось хоть одно ущелье, куда бы они ее не сводили.

Однажды случилось так, что Рубен был чем-то занят и леди Стонтон сопровождал только Дэвид, обещавший показать ей такой отвесный и величественный горный водопад, какого она еще не видела. Идти надо было миль пять по неровному грунту, но утомительность пути скрашивалась прелестью и разнообразием горных видов, мелькавшим иногда перед ними заливом с его островами, мерцанием далеких озер, скалами и обрывами. Сам водопад, когда они дошли до него, вполне вознаградил их за тяготы пути.

Поток воды в виде одной мощной струи стремительно катился вниз по черной скале, резко отличавшейся по цвету от белой пены водопада; ниже, на глубине двадцати футов, он исчезал под выступом другой скалы, преграждавшей ему путь. Вода, кружась и бурля, омывала далеко внизу этот выступавший утес, мешавший видеть самое дно пропасти, и пенистой массой скатывалась вниз, в каменистую долину. Те, кто любит природу, всегда хотят заглянуть в ее самые сокровенные уголки, и леди Стонтон спросила Дэвида, нет ли поблизости такого места, откуда можно увидеть самое дно бездны. Мальчик ответил, что на дальней площадке выступавшей скалы есть такое место, откуда виден весь водопад, но дорога туда очень крутая, скользкая и опасная. Однако любопытство леди Стонтон было столь велико, что она попросила Дэвида провести ее туда, и послушный мальчик стал взбираться по каменистым кручам, с беспокойством указывая ей каждый выступ, на который можно было встать, ибо вскоре им пришлось уже не идти, а карабкаться.

Цепляясь, словно чайки, за камни, они наконец обогнули скалу, и перед ними открылся водопад во всем своем потрясающем величии: кипя, издавая рев и оглушительный, несмолкаемый грохот, он падал в черный провал под ними по меньшей мере в сто футов глубины, напоминавший кратер вулкана. Страшный шум, безудержный бег воды, расшатывающей на своем пути все, что ей попадалось, легкое дрожание огромной скалы, на которой они стояли, неустойчивость их поз, ибо для двух человек на выступе едва хватало места, произвели такое впечатление на чувства и воображение леди Стонтон, что она закричала и, потеряв равновесие, упала бы, если бы Дэвид не успел поддержать ее. Мальчик был смел и крепок для своего возраста, но все же он едва достиг четырнадцати лет, и, так как помощь его не придала уверенности леди Стонтон, положение ее стало угрожающим. У нее мелькнула мысль, что, если он, испугавшись устрашающей неожиданности окружавшей обстановки, поддастся, как и она, паническому чувству ужаса, они оба погибли. Она громко закричала от страха, хотя и не надеялась, что их кто-нибудь услышит. К изумлению леди Стонтон, в ответ на ее крик откуда-то сверху раздался свист, такой пронзительный и отчетливый, что его было слышно даже за шумом воды.