Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 6 - Вальтер Скотт

— Если мы вложим эти деньги в земли, то можем потерять и капитал, и проценты, как это и было с твоим отцом, когда он вложил деньги в земли Лоунсбеков. Если же мы купим акции, то тоже можем всего лишиться, как это и случилось с держателями акций южных морей. Продается небольшое поместье Крэгстур, оно находится в двенадцати милях от пастората, и Нок говорит, что его светлость не собирается покупать его. Но за него просят две тысячи пятьсот фунтов, и надо сказать, что оно стоит этих денег. Если я возьму в долг недостающие нам на покупку деньги, кредитор может потребовать их выплаты, когда я еще не буду готов к уплате, а в случае, скажем, моей внезапной смерти этот долг совсем разорит мою семью.

— Значит, если бы у нас было достаточно денег, мы смогли бы купить это чудесное пастбище, где трава появляется так рано? — спросила Джини.

— Ну, конечно, дорогая; и Нокдандер, который понимает толк в таких вещах, советует мне сделать это. Поместье продает его племянник.

— Ну что ж, Рубен, — сказала Джини, — придется тебе опять посмотреть в Священное писание, как ты это и сделал когда-то, когда нуждался в деньгах.

— Ах, Джини, — воскликнул Батлер, смеясь и сжимая ее руку, — даже самые хорошие люди могут сотворить чудо только один раз в наши времена!

— Посмотрим, — спокойно сказала Джини и направилась в чулан, служивший ей кладовой, где она держала мед, сахар, горшки с джемом и пузырьки с домашними лекарствами. Порывшись там среди флаконов и банок и сдвинув в сторону тройной ряд бутылок и кувшинов, отгораживающий самый темный угол, она извлекла оттуда надтреснутый коричневый жбан, верх которого был затянут куском кожи. Внутри жбана были исписанные листы бумаги, засунутые как попало в этот необычный секретер. Оттуда Джини извлекла старую Библию с застежками, с которой Дэвид не расставался в дни своих былых странствий и которую подарил дочери, когда его ослабевшее зрение перестало справляться с мелким шрифтом книги. Она протянула Библию Батлеру, с удивлением следившему за ней, и попросила его проверить, не может ли эта книга помочь ему чем-нибудь. Он расстегнул застежки, и, к его великому изумлению, оттуда выпала на пол целая пачка банкнотов, каждый по пятьдесят фунтов, проложенных между листами книги.

— Я хотела сказать тебе о моем богатстве, Рубен, — сказала миссис Батлер, улыбаясь при виде изумления мужа, — только на смертном одре или в каком-нибудь крайнем случае; но лучше уж пусть оно пойдет на покупку того сочного луга, чем будет лежать тут без всякой пользы.

— Откуда у тебя эти деньги, Джини? Здесь ведь больше тысячи фунтов, — сказал Батлер, поднимая банкноты и пересчитывая их.

— Если бы даже здесь было десять тысяч, то все равно они получены честным путем, — ответила Джини. — И хотя я точно не знаю, сколько здесь, но это все, что у меня есть. А что до того, откуда они у меня, то, как я тебе уже сказала, это честные деньги, и ты в этом не сомневайся. Но секрет этот касается не столько меня, сколько других людей, и поэтому я тебе о нем никогда не рассказывала. Я не властна отвечать на вопросы, касающиеся этих денег, и ты меня ни о чем не спрашивай.

— Ответь мне только на один вопрос, — сказал Батлер, — вправе ли ты распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению, как своей личной собственностью? Возможно ли, что никто, кроме тебя, не имеет права на такую большую сумму денег?

— Это мои деньги, и я вправе распоряжаться ими по своему усмотрению. И я уже распорядилась ими, Рубен, потому что отдала их тебе. Ты теперь такой же Батлер Книжник, каким был твой дед, которого так не любил мой бедный отец. Но мне бы хотелось, чтобы после нашей смерти часть этих денег досталась Феми.

— Ну, конечно, раз ты так хочешь. Но кто бы мог додуматься до такого тайника для земных сокровищ?

— Это одна из моих старозаветных привычек, как ты их называешь, Рубен. Я думала, что если Донах Ду когда-нибудь нападет на нас, то он, конечно, не станет рыться в старой Библии. Но если на меня опять свалятся деньги, что вполне возможно, я их буду отдавать теперь все тебе, а ты будешь их прятать куда захочешь.

— И мне так-таки нельзя спросить, откуда у тебя эти деньги?

— Нельзя, Рубен, никак нельзя, потому что если ты начнешь очень допытываться, то я не удержусь и расскажу тебе, а это будет с моей стороны очень нехорошо.

— Но скажи мне, есть ли в этой истории что-нибудь такое, что удручает тебя?

— Во всяком мирском богатстве есть и горе, и радость, Рубен. Но больше ты не должен ни о чем меня спрашивать. Я никому ничего не должна за эти деньги, и их нельзя отправить назад.

— Я уверен, — сказал мистер Батлер, снова пересчитывая банкноты, словно желая убедиться, что они настоящие, — что ни у одного человека в мире нет такой жены, как у меня. Она словно отмечена Божьим благословением.

— Ну, конечно, — ответила Джини, — меня можно сравнить только с волшебной принцессой из детской сказки, которая, расчесывая волосы, с одной стороны головы собирала золотые нобли, а с другой — голландские доллары. А теперь, господин пастор, отправляйтесь и спрячьте эти деньги подальше и не шелестите ими так громко, не то накличете беду и я захочу снова отправить их в коричневый жбан. Мы живем так близко к горам, что не годится иметь много денег в доме. И, кроме того, тебе надо обсудить все это дело с Нокдандером, что продает землю; но смотри не проговорись ему о нашей удаче, а торгуйся с ним за каждое пенни, словно тебе надо занимать деньги, чтобы сделать эту покупку.

Последнее предостережение Джини ясно показывало, что, хотя ее представления о сохранности денег ограничивались тем, что их надо откладывать и копить, все же в практических вопросах она унаследовала проницательность своего отца Дэвида.

И Рубен Батлер, как благоразумный человек, отправился исполнять указания своей жены.

Новость о том, что пастор купил Крэгстур, быстро распространилась по всему приходу; некоторые пожелали ему удачи, а некоторые выразили сожаление, что «земля перешла в чужие руки». Собратья по профессии, узнав о его предстоящей поездке на Троицу в Эдинбург, куда он отправлялся, чтобы получить деньги Дэвида на покупку имения, выбрали его своим делегатом на генеральное собрание, или синод шотландской церкви, который обычно созывался в конце мая каждого года.

ГЛАВА L

Но кто же это? Что за существо?

На женщину прекрасную похожа.

В нарядном одеянии, с улыбкой.

Скользит она по синей глади моря.

Вскоре после инцидента с Библией и банкнотами судьба показала, что она может изумить не только мистера Батлера, но и его жену. Для того чтобы справиться за время своего вынужденного пребывания в Эдинбурге со всеми сложными делами, пастору пришлось отправиться туда уже в конце февраля: он справедливо рассудил, что до Троицы (24 мая) он едва успеет получить деньги с многочисленных должников Дэвида, в чьих кошельках находилась основная часть суммы, уплачиваемой им за поместье.

Таким образом, к огорчению Джини, она осталась одна в доме, чувствуя себя еще более одинокой оттого, что с ней не было отца, который вместе с мужем принимал участие во всех ее заботах и тревогах. Все свои мысли она сосредоточила теперь на детях, уделяя им неусыпное внимание. Случилось так, что через день или два после отъезда Батлера Джини, занимавшаяся своими домашними делами, услышала, как дети ее о чем-то спорят, и, так как размолвка принимала ожесточенный характер, она решила вмешаться. Жалобы спорщиков были изложены семейному третейскому судье. Феми, которой не было еще и десяти лет, обвиняла Дэви и Руби в том, что они пытались силой отобрать у нее книгу, а те утверждали, что «Феми слишком мала, чтобы читать такие книги, потому что книга эта про плохую женщину».

— Где ты взяла эту книгу, маленькая проказница? — спросила миссис Батлер. — Разве можно трогать папины книги, когда его нет дома?

Но малолетняя леди, крепко ухватившись за лист скомканной бумаги, объявила:

— Это не папина книга. Мэй Хэтли сняла ее с сыра, что прислали из Инверэри, он был в нее завернут.

Как и следовало ожидать, дружеская связь и обмен взаимными любезностями поддерживались между миссис Долли Даттон — теперь миссис Мак-Коркиндейл — и ее прежними друзьями.

Джини взяла из детских рук предмет, служивший яблоком раздора, чтобы проверить благопристойность его содержания, и как же была она поражена, когда прочла заглавие: «Последняя речь, исповедь и предсмертные слова Маргарет Мак-Кро, или Мардоксон, казненной на Харибиброу, возле Карлайла, в 1737 году… дня». Это была одна из тех бумаг, которые Арчибалд купил когда-то оптом у разносчика в Лонгтауне и которую Долли из соображений экономии засунула в свой сундук. Один или два экземпляра все еще оставались в ее распоряжении в Инверэри, пока она наконец не решила завернуть в них великолепный сыр своего приготовления и послать его в качестве дружеского вызова на молочную ферму Ноктарлити.