Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пей.
— Тань, меня стошнит, — пробормотал я, с опаской косясь на дымящуюся кружку.
— Пей, — голос Танюшки был непререкаемым.
В кружке оказался невероятно крепкий и несладкий кофе.
— Лаури принёс. Извинялся, — пояснила Танюшка, садясь на постель. Я сел рядом с ней и, аккуратно пристроив голову у неё на плече, закрыл глаза. — Олег, — тихо позвала она.
— Да? — я не открывал глаз, с наслаждением ощущая, как откатывает головная боль.
— Олег, ночью ты был такой…
— Что, страшный, что ли? — уточнил я.
— Нет, Олег… понимаешь… жалкий такой… беспомощный, совсем как будто не ты… Я хочу тебя попросить, Олег… Никогда больше не пей, хорошо? Если ты меня любишь.
— Обещаю, Тань — больше никогда, — негромко и серьёзно сказал я.
Игорь Басаргин
Эта подлая жизнь не раз и не два
Окунала меня в кровищу лицом.
Потому-то я больше не верю в слова,
А тем более — в сказки со счастливым концом.
Надо ладить с людьми! Проживёшь до ста лет,
Не сражаясь за некий "свет впереди"!
Четвертьстолько протянет сказавший: "Нет!"
Уж его-то судьба вряд ли станет щадить…
Если выжил герой всему вопреки
И с победой пришёл в родительский дом —
Это просто чтоб мы не подохли с тоски.
Это добрая сказка со счастливым концом…
Если прочь отступил победивший враг,
Или честно сражается грудь на грудь —
Не смешите меня! Не бывает так,
Чтобы враг отказался финку в спину воткнуть!
Если новый рассвет над шпилями крыш
И любовь обручальным сплелась кольцом —
Это просто чтоб ты не плакал, малыш.
Это добрая сказка со счастливым концом…
Если в жарком бою закричал: "Держись!"
И собою прикрыл подоспевший друг —
Это тоже всё бред. Ибо нас учит жизнь:
Не примчатся друзья, им всегда недосуг…
…Но зачем этот бред не даёт прожить,
От несчастий чужих отвернув лицо?!
Да затем, чтоб кому-то помочь сложить
Эту добрую сказку.
Со счастливым концом.
* * *
* * *
В Скале англо-норвежско-испанский с редкими вкраплениями других наций контингент разместился не хуже, чем наши знакомые карпатские чехи. В природных доках со стороны моря стояли два драккара, а сами жилые помещения располагались в глубине скалы. Я даже удивился, до чего основательно они тут устроились. Нам без слов предоставили небольшую (так теплее в холодные зимние ветра), но даже обставленную комнату. и все, кажется, были искренне рады — даже незнакомые ребята и девчонки. Я бы, наверное, хотел тут остаться. Но… не хотел. А Танюшка просто молча согласилась
с решением плыть на Азорские острова.
Шторм продолжал бушевать, и мы оказались как бы не у дел. Я, правда, фехтовал с местными ребятами и обменивался с ними обычным слегка хвастливым трёпом о приключениях. А вот Танюшка не нашла с местными девчонками общего языка. Я, если честно, тоже всё время помннил, что большинство из них — это испанки, первых парней которых убили пришельцы с Севера. Видел я, кстати, и Изабель — девчонку Свена. Она была действительно красива и неожиданно замкнута для испанки…
Так или иначе, но Танька большую часть времени с явным удовольствием валялась в постели и читала. Вернее, разбирала по словечку тексты в шести испанских книжках, попавших сюда невесть когда, пытаясь самоучкой освоить этот язык. Не знаю, какие уж у неё были успехи, но названия она мне перевела. Это были неизменный "Дон Кихот" Сервантеса, сборник комедий Лопе де Веги, "Остров" некоего Гойтисоло, тостенный и затрёпанный сборник детективов, "Талисман" Стивена Кинга (того самого, повесть которого "Туман" меня так напугала в "Вокруг Света" — как раз весной 87-го года; не знал я тогда, чего надо бояться!) и (чёрт его знает, с какой стати!) большеформатный альбом чёрно-белых фотографий с заснятыми на фоне очень красивых пейзажей голыми мальчишками и девчонками. Я ей даже завидовал, потому что сам давным-давно ничего не читал. Раньше я думал, что и дня не смогу прожить без книги, а вот под ж ты…
Но и я, если честно, много бездельничал. В основном — дрых, и это было великолепное чувство — вот так спать в постели, в совершенной безопасности. И это чувство в немалой степени укрепляло моё намерение уйти подальше от этого бурного мира, туда, где можно без страха ложиться спать, не вздрагивать от шорохов в ночи и не думать за всех о невыносимо сложных, кровавых вещах.
А ещё… ещё я пытался вспомнить, о чём говорил со мной в том сне Арагорн. Временами мне это казалось очень важным. Но мир этот вычерпал мою любознательность почти до дна. Я устал. Только это теперь и имело смысл…
…Мы гостили в Скале уже шестые сутки, и как раз наступило седьмое утро. Было совсем рано. Лаури разбудил нас сам.
— Подъём, — сказал он, и я, открыв глаза, увидел, что Лаури одет полностью. — Шторм прекратился. Драккар спускают на воду, Олег. Мы отправляемся на запад через полчаса.
* * *
— Здесь нет вины безжалостного шквала,
А есть судьба рождённых для войны…
Когда корабль идёт в моря Вальхаллы —
Кто остановит взлёт его с волны?..
Гребцы снова пели на вёслах. Песню перемежали звонкие удары гонга. После долгого шторма пришло полное безветрие, но, похоже, грести парням было в удовольствие.
Мы с Танькой сидели на корме, возле Лаури, лично правившего веслом, расстелив на тёплой палубе меховой плащ. Драккар резал океанскую гладь, рождая двойную волну, медленно разбегавшуюся в стороны и угасавшую вдали.
— Да, это уже океан, — сказал я вслух.
— Океан, — Лаури легко довернул весло, ловко сменив ногу на палубе.
— И больше нет ни боли, ни тревоги,
Есть только песнь, подобная лучу!
И юный воин вслед воскликнет: "Боги!
Он прожил так, как я прожить хочу!"
— До Азориды неделя такого хода, — сказал Лаури и ударил в гонг: — Эй, навались!
Вёсла на миг замерли в высшей точке размаха — и с удвоенной силой вспороли воду.
— Росстани, — сказала Танюшка. Я повернулся к ней:
— Что ты сказала?
— Росстани, — повторила Танюшка, глядя на меня внезапно потемневшими глазами — как
вода лесного озера, на которую упала вечерняя тень. — Место, где расходятся дороги. Место, где расстаются, Олег.
Андрей Макаревич
Когда поднимались травы,
Высокие, словно сосны,
Неправый казался правым,
И боль становилась сносной.
Зелёное море пело,
Навек снимая усталость —
Весне не будет предела!
Казалось…
А что осталось?
Остался бездомный ветер,
Осенний звон погребальный
И лист — последний на свете
На чёрной дороге дальней.
Весною нам всё известно,
И всё до предела ясно.
Мы дрались легко и честно,
И это было прекрасно.
И часто в бою казалось —
Победа в руки давалась,
И нужно самую малость —
Казалось…
А что осталось?
Остались стены пустые
И бельма былых портретов,
И наши стяги святые —
Обрывками старой газеты…
РАССКАЗ 12
СВОЙ ОСТРОВ
Бог мой — это не ропот. Кто вправе роптать?!
Слабой горсти ли праха рядиться с Тобой?!
Я хочу просто страшно, неслышно сказать:
"Ты не дал — я б не принял
Дороги иной…"
С.Калугин
* * *
Это была двести одиннадцатая зарубка. Не знаю, зачем я их делал, но я каждый день приходил к этому валуну и аккуратно выскребал вертикальный штрих — новый в длинной веренице, похожей на строй воинов в серебристых латах.
Мы с Таней жили на этом острове почти семь месяцев. И дни… не летели, а плыли, равнодушно, незаметно, одинаково; усыпляли своим монотонным и однообразным ходом. Как вода с камня — кап… кап… кап… Вроде бы медленно-медленно собирается и падает каждая капля, но, глядя на них, можно не заметить, как прошли часы.
И ничего не беспокоило нас. мир не мог докричаться до нашего островка. Моего и Тани. Только вот в этом благословенном климате сталь быстро подёргивалась ржавчиной, рыжей и тонкой — мне пришлось густо смазать все клинки жиром, кроме моего складника и Танюшкиного ножа, которыми мы пользовались постоянно. Временами я снимал оружие со стены нашей хижины и осматривал его, но это происходило редко вначале и всё реже со временем.
Когда ничего не происходит, а впереди — вечность, время меняется. Не подумаешь даже "вот так можно прожить всю жизнь" — потому что жизни наши здесь могли оборваться только насильственной смертью.
А убивать нас было некому…
Я вставал раньше Танюшки и, прихватив её аркебузу, шёл охотиться. Не очень большой, островок тем не менее изобиловал дичью и фруктами. Когда я возвращался, завтрак уже был готов… Проходил в каких-то ничего не значащих делах день, и мы не успевали оглянуться, как уже наступал вечер, и мы разговаривали около костра, а Танюшка пела.