Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

именно он высказался первым (в его английской речи прозвучал такой же, как у нас с Танькой, акцент — русский!):

— А грудки у девчонки ничего.

Танюшка вместо того, чтобы вспыхнуть или хотя бы прикрыться ладонями, молча достала корду. Это не смутило никого из троих. Старший — это он окликал нас — спокойно распределил роли:

— Ты, Рауль, в рот, я спереди, ты, Валер, в зад, а пацан пусть посмотрит пока. Потом посмотрим…

Слова о том, что я хочу разойтись мирно, замерли у меня на губах. Вместо слов я извлёк палаш. Лицо старшего стало удовлетворённым, он тряхнул тёмной гривой и приказал:

— Уберите его… Не убивайте, пусть всё-таки посмотрит, как мы будем развлекаться, а потом мы и с ним повеселимся, как он того заслуживает.

Я быстро оглянулся на Танюшку — её некуда было оттеснить, да она и не собиралась особо "оттесняться". Она улыбалась, и корда описала вокруг её ладони три круга, быстрых и свистящих, как лопасти вентилятора. В руках у черноволосого оказались две ландскетты, и он пошёл к Танюшке. Ко мне приближался, держа топор перед собой боевым хватом, белобрысый Рауль. Валерка со своей шпагой держался чуть в стороне.

— Не думаю, что это честно, — услышал я голос Таньки и, прежде чем хоть кто-то успел среагировать, упруго щёлкнула аркебуза. Рауль успел только извернуться всем телом, и пуля, летевшая ему в затылок, раздробила левую лопатку — он с криком выпустил своё оружие.

Дальше мне стало не до внешнего мира. Шпага Валерки была длинней моего палаша, и он пользовался ею мастерски. Чистое наслаждение было драться с ним! Из второй позиции он с ходу нанёс мне в пах укол с переводом. Я ответил второй круговой защитой и рубящим ударом в голову справа. Вместо ожидаемой мною пятой или шестой Валерка взял третью и рубанул в правый бок. Я прикрылся второй и хотел прервать фразу, но этот юный мушкетёр взмахнул шпагой и рубанул сверху по голове, прыгая вперёд. Я вынужден был взять шестую и атаковал ударом левый бок. В ответ — четвёртая защита и укол в грудь, который я отразил такой же четвёртой и попытался исполнить обволакиванье, но он ушёл в третью защиту и атаковал уколом в пах. Я отбил шпагу фруассе, проведя его до столкновения гард — и, левой рукой одновременно выхватив дагу, вогнал её в правый бок противника со словами:

— Тут не дорожка… — и быстро осмотрелся.

Если их старший рассчитывал встретить в Танюшке лёгкую поживу, то он ошибся. Сражались на равных, и два клинка едва позволяли ему держать Танюшку с её кордой на расстоянии. Рауль, стоя в нескольких метрах от меня, держал в правой — левая висела плетью — тесак и смотрел на меня расширившимися глазами.

— Печальный исход, правда? — спросил я по-английски. — А главное — совершенно определённый… Ну? Каково это — знать, что умираешь?

— Я ещё живой, — ответил он. Я улыбнулся:

— Это ненадолго. Сколько ты здесь?

— Третий год, — ответил он.

— Ну и хватит, — кивнул я. Он попытался защититься, но я обвёл тесак и убил его. если честно, мне не хотелось его мучить, поэтому я заколол его слева в грудь между рёбрами, сразу.

Помочь Танюшке я уже не успел, потому что она в моей помощи совершенно не нуждалась. Как раз когда я к ней повернулся, она сумела рубануть черноволосого снизу вверх между ног. Удар был быстрым и лёгким, но кордой именно такие удары и наносят — при её длине, отточенности и небольшой кривизне клинка ничего иного и не надо.

Выпустив оба клинка сразу, парень встал на колени, зажимая живот и пах в тщетной надежде не дать выползти внутренностям… впрочем, самым страшным был не распоротый живот, а то, что Танюшка снесла ему половые органы и вспорола пах — оттуда туго били тёмные струйки.

— Ну что?! — в запале заорала Танька. — Ты, кажется, хотел грохнуть меня в п…ду?! На, попробуй, — она подала вперёд бёдрами, — я разрешаю, я даже хочу посмотреть, как у тебя это получится!

— Тань, не надо, — я положил ладонь ей на плечо. Танюшка оглянулась на меня, несколько раз моргнула и вдруг, уронив корду, пошатываясь, отошла в сторону и обхватила голову руками.

Парень поднял лицо. Он старался улыбнуться, но получалась гримаса. Дрожащие губы прошептали:

— Один удар…

— Да, — кивнул я и, примерившись над склонившейся сильной шеей, подарил ему этот удар. Голова легко откатилась в сторону, тело с силой выпрямило ноги — и всё. Я отвернулся и подошёл к своему противнику.

Он был жив и вяло корчился на сочной весенней траве. Шпагу выпустил, тонкие, но крепкие пальцы нежно обнимали рукоять моей даги. Другая рука вытирала льющуюся изо рта кровь. Хорошо я его достал — похоже, точно в печень…

— Не можешь вырвать? — тихо спросил я.

— Всегда боялся боли, — ответил он. — А, так ты русский? — до него дошло, что мы говорим на одном языке. — Кажется, если я эту штуку выну — то всё?

— Всё, — кивнул я. — Давай-ка, — я присел, — быстренько, Валер… Ну чего ты мучаешься? Я сам, давай, — я убрал его руку и взялся за рукоять. — Готов?

— Подожди, — он выкашлянул сгусток крови и улыбнулся. — Вот ведь, скольких убил, а сам боюсь… Тебя как зовут?

— Олег, — представился я, осознавая дикость происходящего и глядя в глаза смертельно раненого мною мальчишки. — Слушай… — я помедлил, — тебе там нравился Крапивин?

— Да, — он не удивился. — Я и фехтовать начал из-за него, только вот видишь — рыцаря из меня не получилось… Нескладно всё совсем. Давай, что же ты?! — крикнул он вдруг зло. А потом, когда я плотнее взялся за рукоять даги, он добавил ещё: — А грудки у твоей девчонки и правда — обалдеть.

Я выдернул дагу. Умирающее тело Валерки рванулось за клинком вверх, стараясь удержать в себе остаток жизни. Изо рта и носа толчком выплеснулась кровь, глаза расширились, словно увидев что-то очень необычное — и потухли.

Вытирая дагу травой, я подошёл к Танюшке. Она подняла потрясённое лицо, пошевелила губами и тихо сказала:

— Я… убила его…

— Он хотел сделать то же самое, — вздохнул я, но Танюшка замотала головой:

— Нет, ты не понимаешь! Я… я радовалась, я кричала такое… Как я могла?!

— Тихо, Тань, тихо, — я прижал её голову к своему животу. А про себя подумал: трое ли их было?

Игорь Басаргин

Порою люди, не желая зла,

Вершат настолько чёрные дела,

Что до таких "блистательных идей"

Не вдруг дойдёт и записной злодей!

Один решил "раскрыть тебе глаза" —

И о любимой сплетню рассказал…

Другой тебя "по-дружески" поддел —

А ты от той подначки поседел…

Придумал третий, что державы друг

Обязан доносить на всех вокруг.

И вот — донёс… За безобидный вздор

Тебе прочитан смертный приговор,

И жизнь твоя приблизилась к черте…

А ведь никто худого не хотел!..

…Порою люди, не желая зла,

Вершат настолько чёрные дела…

* * *

По берегам этого благословенного Гвадалквивира мы уходили на юго-запад почти до вечера — я всё ещё не был уверен, что напавших на нас всего трое. Попутно высматривали место для переправы, но ни фига не находили, зато нашли следы.

Следы обнаружил я. Кто-то спускался к воде и оставил отпечатки на мокрой глине, причём отпечатки обуви, и не самоделки, а именно обуви.

— Сороковка, — определил я. — Мальчишка шёл, шаг широкий… Кеды, что ли?

— Это не кеды — Танюшка нагнулась рядом, — это настоящие кроссы… Смотри, вот, — она указала на след подальше, на котором читалось PUMA, — кроссовки "Пума". Недавний следок. Сыро, а воды в них нету. Минуты какие-то.

— Пошли, глянем, — я осмотрелся, — кто тут у нас шляется.

След, конечно, исчез, но зато было видно примятую траву, а потом этот "кто-то" зачем-то очень неудачно пролез через кусты олеандра. Мы пролезли следом. Я это сделал первым и, пригнувшись, скомандовал Танюшке:

— Куртку надень. Люди тут…

…Лагерь был разбит в долине довольно умело, вот только охранялся очень плохо — во всяком случае, нас на гребне холма ещё не заметили, хотя внизу около шалашей ходило человек десять. В центре шалашного круга горел большой костёр, возле него возились две девчонки. На шестах-подпорках шалашей висело оружие. Но в этом лагере была именно правильность. Правильность, а не умелость. Такие лагеря разбивают, если знают в теории — как, а практики маловато.

— Шесть шалашей, — сказала Танюшка, небрежно стягивая шнуровку. — Около тридцати человек, а смотри, как одеты? Никаких самоделок…

Я кивнул. Это я и сам уже заметил. Новенькие, точно. Хорошо устроились (лучше, чем мои сначала — под навесом-то…), но ещё ничего толком не понимают. И народ толчётся между шалашами просто так, без дела. А главное — всё-таки одежды. Как будто на загородном пикнике… Я вслушался, пытаясь понять, на каком языке там говорят (расстояние было метров двести), и как раз кто-то кого-то окликнул.