Суданские хроники - Автор Неизвестен

больше узнали силу хи-коя Лахи и его отвагу, когда рассказ [сделал] его равным хи-кою Мусе в /149/ отваге. Ибо тот был из доблестнейших людей своего времени.

Лаха вернулся к аскии Исхаку и сообщил ему о том, что произошло. А немного времени спустя та группа присягнула Мухаммеду-Гао; они сделали его аскией. Исхак же приготовился к отъезду в область Кебби. А когда он решился [на это], начальники войска, которые его сопровождали, захватили все, что было у него из знаков царского сана и его принадлежностей. Они проводили Исхака до места, называемого Тара, и там с ним расстались. Он попросил у них прощения — и они просили прощения у него. Заплакал Исхак — заплакали они. Это была их последняя встреча.

Потом Исхак направился в Тонфини, к неверующим Гурмы — по всемогуществу Всевышнего Творца, чье веление не может быть отвергнуто и изменено решение. А в предыдущем году аския сражался с ними. За ним не последовал никто из сонгаев, кроме йайя-фармы Бана-Идье и немногих его придворных.

Он лишь недолго пробыл у неверующих, и они убили его и его сына, и всех, кто с ним был. Они умерли мучениками — да помилует их Аллах и да простит им!

В числе черт его характера были благородство и [склонность к] раздаче милостыней больших богатств. Он просил ученых и бедняков молиться, чтобы Аллах Всевышний не дал ему смерти в царском сане. И Аллах Всевышний исполнил ему эту надежду. Смерть его произошла — а Аллах лучше знает — в [месяце] джумада-л-ахира, в год, завершавший тысячу [15.III— 12. IV.1592].

ГЛАВА 22

Затем войско возвратилось к аскии Мухаммеду-Гао и закончило присягу ему. Тогда он послал освободить двух своих братьев — фари-мундио Тафу и бентал-фарму Нуха, сыновей аскии Дауда; а бросил их в тюрьму их брат, аския Мухаммед-Бани, в земле Денди. Братья же их из числа детей аскии Дауда /150/ бежали к марокканцам. Первый, кто к ним сбежал, был отставленный даай-фарма Сулейман, сын Дауда-аскии. Он явился к паше Махмуду, и тот его принял. Аския Мухаммед-Гао испугался того и послал к Махмуду, прося [принять его] присягу султану Мулай-Ахмеду. И его катиб Букар-Ланбаро был тем, кого он послал к паше. Последний же ответил ему согласием.

Потом в войске Махмуда наступил голод, так что марокканцы съели своих вьючных животных, и Махмуд послал к аскии Мухаммеду-Гао, с тем чтобы тот, где бы он ни был, помог им продовольствием. Аския велел сжать то, что созрело там из злаков на стороне Хауса (это было белое просо), и послал это марокканцам.

А затем паша Махмуд послал к нему [сказать], чтобы аскии приехал к нему для принятия присяги. Аския решился на это, но разумные люди из его окружения отговаривали его от этого. В их числе был хи-кой Лаха; он заявил: "Я им не доверяю. А уж если ты решился поехать к ним, то обязательно сделаем то поодиночке. Если вы хотите, я поеду к ним один раньше вас — если они меня убьют, вам это ничем не повредит, я буду выкупом за вас. А если я спасусь, то остальная часть [нашего] общества отправится подобным же образом, пока ты не поедешь последним из них. Тогда марокканцы не смогут причинить тебе зло, ибо то ничем не будет им полезно..." Но упоминавшийся катиб Букар-Ланбаро не счел этот совет правильным, и они отправились к марокканцам все вместе.

Когда они к ним приблизились, аския Мухаммед-Гао отправил того, кто попросил для них приема. Паша Махмуд выслал около сорока человек из числа начальников войска и сановников без оружия и без снаряжения, чтобы встретить сонгаев. Хи-кой Лаха посоветовал аскии перебить их, сказав: "Если мы истребим этих начальников, то из марокканцев не останется никого, кто был бы силен!" Аския Мухаммед-Гао склонялся к тому, но когда катиб Букар-Ланбаро упомянутый увидел это, то поклялся аскии, что [тому] у паши Махмуда не будет [ничего], кроме полнейшей безопасности под прикрытием Аллаха и гарантий его. Аския послушался его в том и поступил по этому [совету].

Когда марокканцы приблизились к аскии, они приветствовали его и передали ему привет паши Махмуда и то, что последний желает аскии благополучного прибытия. И поехали они вперед перед аскией и его спутниками.

Махмуд же уже расставил на сонгаев сети обмана и измены. Он приготовил им прекрасные яства, но, когда те начали есть, марокканцы схватили аскию и тех, кто вошел вместе с ним /151/ к паше Махмуду в шатер, и обезоружили их.

Когда те из сонгаев, кто был позади шатров, поняли [это], они обратились в бегство. И те, чье спасение предопределил Аллах Всевышний, остались невредимы и достигли безопасного места у своих товарищей. Те же, чей срок завершился, были убиты свинцом и мечом. В числе тех, кто в тот момент спасся, был Омар-Като, сын курмина-фари Мухаммеда-Бенкан, сына повелителя аскии Дауда; он вскочил на коня аскии Мухаммеда-Гао, бежал и спасся по всемогуществу Аллаха Всевышнего, хотя в него выпустили много пуль. Харун-Денкатайя, сын повелителя аскии Дауда, бежал и спасся; он был ранен двенадцатью ударами меча, но бросился в Реку и пересек ее вплавь. [Спаслись и] Мухаммед-Сорко-Идье, сын повелителя аскии Дауда, и другие.

Что же касается аскии Мухаммеда-Гао, то он был закован в железа, и вместе с ним были закованы восемнадцать человек из вождей сонгаев, в том числе: хи-кой Лаха; курмина-фари Махмуд, сын повелителя аскии Исмаила, сына повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда; фари-мундио Сано, сын повелителя аскии Дауда; денди-фари ал-Мухтар; кума-кой и прочие. Махмуд послал их в Гао к каиду Хамму-Барка (он оставил его своим заместителем в том городе) и приказал ему заточить их в [одном из] строений царского дворца. А потом, после этого, велел каиду их перебить. Каид обрушил на них то строение, и оно стало их могилой — кроме хи-коя Лаха одного, ибо, когда они вошли в город, хи-кой препятствовал сонгаям спешить навстречу смерти — и был он убит там и распят.

А что до Али-Тенди и Махмуда-Фараро-Идье, сыновей повелителя аскии Дауда, то они в бегстве своем достигли Гао, явились к хатибу Махмуду Драме и приветствовали его. Он их спросил о причине их приезда, и они ответили: "Вступление в повиновение паше Махмуду..." Хатиб не советовал им этого и рекомендовал им обоим вернуться к их братьям и их народу. Но оба ответили: если бы-де родитель их был жив, /152/ они бы не