Негодяи (сборник) - Гиллиан Флинн

Том Кинг – дюжий лысеющий мужчина пятидесяти лет. На нем белая хлопчатобумажная рубашка и туфли «Докерс», в руке у него телефон. В желобке верхней губы – странная полоска щетины, видимо, не сбритая сегодня утром.

У него умные голубые глаза, и он смотрит на меня сквозь очки в черной оправе, тревожно, будто я могу взорваться, если со мной обращаться без должной осторожности.

– Брюс сказал мне, что у нас проблема, – говорит он.

– Проблема, да, Лони мертва, – отвечаю я немного резко. Это не мелкая оплошность с доставкой еды на съемки или программой съемок, которую надо бы исправить. Самое настоящее мертвое тело в номере, а Том, похоже, воспринимает это не столько как уголовное преступление, сколько как тактическую проблему.

Он указывает взглядом на дверь.

– Показать сможешь? – спрашивает он.

– Почему бы тебе самому не сходить и не посмотреть?

У меня нет никакого желания снова увидеть мертвую Лони.

– Я знаю лишь то, что сказал мне Брюс, – говорит Том. Все так же осторожно глядит на меня, будто подозревает, что у меня галлюцинации.

Мысли вихрем проносятся в моей голове. Может, он уже привык к тому, что актеры с катушек слетают, что им мертвые тела чудятся. Может, у него все время так.

– Пожалуйста, – говорит он.

– Внутрь я не пойду, – говорю я.

– О’кей. Внутрь тебе заходить не обязательно.

Мы идем к патио у номера Лони. Полотенца все так же болтаются на ветру. Том заходит в патио и прикрывает глаза ладонью, чтобы разглядеть то, что внутри. Я стою метрах в пяти позади, так, чтобы не увидеть мертвеца снова.

– Стеклянная дверь разбита, – говорит Том.

– Я это сделал. Стекло рассыпалось, когда я дверь закрыл.

Он смотрит на кучу стекла и хмурится.

– Уверен, что по стандарту стекло должно быть небьющимся, – говорит он. Такое услышишь только от линейного продюсера.

Он глядит на меня через плечо, будто желая что-то сказать, но молчит. Я знаю, о чем он думает. Это ты разбил стекло, когда убегал с места преступления.

Ну и пошел на хрен, думаю я.

Он осторожно входит внутрь, и я слышу судорожный вдох. Вхожу в патио, чувствую, как наружу идет прохладный воздух от кондиционера. Глаза приспосабливаются после яркого солнечного света, и я вижу Тома, склонившегося над телом Лони. Он касается ее ноги. Выпрямляется, не переставая глядеть на труп.

– Холодная, – говорит он. – Уже некоторое время здесь.

Он прекрасно понимает, что это выведет меня из себя. Глядит мне в глаза.

– Прости, Шон, – говорит он.

– Что случилось? – спрашиваю я. – Ты хоть что-то понимаешь?

Теперь, стоя в комнате, он старается не смотреть на тело. Я тоже не хочу на тело смотреть. Вместо этого мы смотрим друг на друга. А потом я гляжу поверх его плеча и вижу на стене позади него дырку от пули.

– Гляди, – говорю я и показываю.

Том подходит к стене и разглядывает дырку. Мои мозги постепенно отходят от шока, я уже в состоянии осознавать факты.

– Пуля пробила стеклянную дверь, – говорю я. – Попала в Лони и пробила стену, улетев в следующую комнату.

Том смотрит на дыру и кивает. В это самое мгновение нам обоим приходит в голову ужасная мысль. Он резко разворачивается. Его голубые глаза расширены.

Мы бежим вокруг здания. Когда добегаем до смежной комнаты, у меня уже перехватывает дыхание. На двери висит аккуратная табличка, Э. КУСТО.

– Мелин, – выдыхаю я. Одна из костюмеров, француженка из Канады, родом из Монреаля. Я врываюсь в патио. Сдвижная стеклянная дверь открыта, и я вхожу внутрь.

– Мелин! – кричу я. Ответа нет. В воздухе висит еле ощутимый сладкий запах.

По крайней мере, тела на полу нет. Но я быстро нахожу дырку от пули. Гляжу в сторону двери. Ясно, что пуля пробила стену и вылетела через открытую дверь.

– Что там дальше? – спрашиваю я, махая рукой.

– Бассейн, потом теннисный корт, – отвечает Том. – Если пуля попала бы в кого-то там, мы бы уже знали.

– Мелин! – снова кричу я и заглядываю в спальню. Ее там нет. Я возвращаюсь. Том задумчиво стоит в комнате, глядя на один из сделанных Осли на 3D-принтере кальянов и мешочек травы рядом. Понятно, почему в воздухе запах марихуаны. Подумав, Том забирает и то, и другое.

– Не думаю, что нам надо, чтобы полиция это нашла, – говорит он.

– Шах.

Он глядит на меня.

– Если у тебя что-то подобное есть, тоже лучше бы оно исчезло.

– У меня чисто, – говорю я. – Я никогда не беру с собой то, с чем можно вляпаться.

Ради всего святого, для этого съемочная группа есть.

– Я собираюсь оповестить людей, – говорит Том. – А ты иди в кабану. И жди полицию.

– Брюс сказал, что он уже послал юриста.

– Скорее всего, полиция прибудет раньше, – отвечает он, хмурясь. – Нет мыслей по поводу, кому бы хотелось убить Лони?

– Нет. Никто в голову не приходит.

– Ты и она, сам понимаешь, встречались, – говорит он. – Она ни о ком не говорила?

Шок прошел окончательно, и я начинаю злиться.

– Она мне не говорила, что ее преследует убийца, нет, – говорю я. – Как ни странно.

Том слегка удивляется моей резкости.

– О’кей. Я тебе верю. Но лучше бы тебе все-таки уйти к себе.

Так я и поступаю. Однако в процессе меня охватывает ощущение, что со мной такое прежде уже было.

То, что людей вокруг меня убивали. Я никому зла не желал, просто так получалось, что они гибли. Если глянуть в мое прошлое, там осталось немало крови.

Сам я только одного человека убил. Ну, двоих. Но об этом никто не знает. И в обоих случаях у меня не было ни малейшей вражды с ними. Я не просыпался утром с мыслью: «Ну, кого мне сегодня убить?» Я никогда не намеревался никому вред причинять. Никогда.

Надеялся, что все это осталось в прошлом. Но теперь Лони убита, неизвестно кем, неизвестно зачем. И все становится до ужаса знакомым.

К тому времени, как полицейские начинают меня допрашивать, поздно вечером, воспоминания о прошлом настолько изнурили меня эмоционально, настолько погрузили в депрессию, что мне вовсе не требуется играть, чтобы выглядеть ошеломленным и убитым горем любовником Лони. Лишь понимание того, что малейший неверный шаг приведет к тому, что во всем обвинят меня, удерживает меня от того, чтобы схватить ближайшую бутылку текилы и утопиться в ней.

Разговор с полицией идет лучше, чем я ожидал. Выясняется, что на случай на съемках прислали лучших – местных копов быстро заменяют на парней из ПФМ, «Полисия Федерал Министериал», лучших в этой стране следователей. Меня допрашивает очень вежливый мужчина в аккуратном сером костюме, гражданском, прекрасно говорящий по-английски. Зовут его Сандовал. Он соболезнует мне в связи с понесенной утратой, записывает разговор на новехонький цифровой диктофон с функцией распознавания речи, выводящий текст на девятидюймовый экран. Проблема лишь в том, что он распознает английские слова, как сходные по звучанию испанские, и в результате получается полная чушь. Как включить режим распознавания английского, он не знает, если английский вообще есть в этой штуке, но уверяет меня, что с аудиозаписью все будет в полном порядке.

Он немного похож на Чарлтона Хестона в «Печати зла», и я в какой-то момент мрачно усмехаюсь про себя, вспомнив, как в фильме герой Хестона возился со своим подслушивающим устройством.

У Сандовала двое помощников. Один, седовласый мужчина постарше, хорошо одетый, который молча сидит и слушает, ничего не говоря, может, старший по званию, а может, не разговаривает потому, что плохо говорит по-английски. И второй, светловолосый, с крепкой шеей, в высоких ботинках и линялой синей куртке лесника с кучей карманов. Он похож на американца, но я не могу сказать точно, поскольку он тоже молчит.

Юристов все нет, но Том Кинг сидит рядом, в качестве моральной поддержки, подтверждая все, что я рассказываю.

Все идет хорошо до тех пор, пока я не упоминаю, что после того, как нашел тело, связался с Томом. Сандовал приподнимает брови.

– Вы не позвонили в полицию? – спрашивает он.

– Я не знаю, как звонить в полицию в Мексике, – отвечаю я. – Не знаю телефон экстренных служб. Думал, может, кто другой знает.

Если Сандовал и считает мой ответ неправдоподобным, то ничего не говорит по этому поводу. Я заканчиваю рассказ, Сандовал задает несколько вопросов, снова выражает сочувствие и уходит.

Учитывая, что меня не раз допрашивали полицейские в прошлом, могу сказать, что этот допрос прошел просто отлично.

После этого я ложусь спать и засыпаю без проблем. Утром просыпаюсь от того, что помощник режиссера приносит мне завтрак. Обычно это не входит в ее обязанности, но она выражает мне соболезнования и пытается вежливо выяснить, в состоянии ли я дальше участвовать в съемках.

Я заверяю ее в том, что со мной все в порядке. Спрашиваю ее, что происходит, она рассказывает, что полиция все еще здесь, проводят осмотр и всех допрашивают. Конечно же, вести о смерти Лони просочились за пределы съемочной площадки, и с полдюжины беспилотников, посланных папарацци, кружат над отелем, а дополнительные силы полиции отгоняют подальше непрошеных гостей.