Deng Ming-Dao - ХРОНИКИ ДАО

Жара внутри стояла просто одуряющая, Сайхун попытался открыть окно. Оно не поддавалось.

– Не открывай, – серьезно произнес его двоюродный брат, молодой человек по имени Вин. В переводе его имя означало «Вечная Красота», но на самом деле Вин выглядел словно щепка.

– Почему это?

– Потому что иначе в комнату заберутся пуэрториканцы и кубинцы. Сайхун выглянул на улицу. Внизу он увидел небольшую аллею, где домовладельцы соседних доходных домов держали свои контейнеры для мусора. Железные пожарные лестницы на фасадах были покрыты многолетними слоями краски и ржавчины. Окна, смотревшие на Сайхуна с противополож-#ой стороны улицы, еще хранили декоративную лепнину, которая намекала на те времена, когда владельцы этой недвижимости, очевидно, гораздо больше гордились своей собственностью, чем сейчас. Стекла были в основном грязными и пыльными, так что разглядеть внутреннее убранство за ними было нелегко. Кое-где на подоконниках стояли вазоны с цветами; в некоторых окнах на веревках сушилось белье. Свет заходящего солнца пробивался вниз оранжевым потоком через частокол домовых труб и телевизионных антенн. Неумолкающий уличный говор иногда прерывался визгом, воплями, бранью и выстрелами.

Сайхун обернулся и осмотрел комнату. На двери было пять замков и специальная стальная цепочка. Мебели почти не было: стол, пара деревянных стульев да несколько корабельных сундуков, накрытых чистыми, но совсем Изношенными полотенцами. Вин указал на кучу сложенной армейской одежды:

– Вот все, на чем нам придется спать. На день мы складываем их сюда, а потом он подошел к батарее и вынул из-за нее стальной прут длиной немногим более фута. «Куда бы ты ни шел, бери его с собой. Предварительно заверни в газету. Тебе он понадобится».

Сайхун кивнул и взял в руки холодный, голубоватый кусок металла. Он все видел, как уличная шпана на углу косится на него; он слышал, как шумные компании грохочут костяшками домино во дворике дома. Безусловно, звуки выстрела внушали гораздо большее беспокойство. Он повертел пруток в руках: да, нужно было заботиться о том, чтобы выжить. "-' – Сейчас я ухожу на работу, – сообщил двоюродный брат. – Другой китаец из нашей комнаты не вернется до утра.

Сайхун смотрел, как брат собирает себе тормозок, заворачивает в газет)' стальной прут. Потом брат вышел, напомнив Сайхуну, чтоб тот тут же закрыл за ним дверь. Сайхун беспрекословно выполнил распоряжение, аккуратно надев цепочку в проушину.

Потом он снял рубашку и переоделся в шорты и майку. Пот так и лил с него градом. От страшной жары одежда моментально прилипала к телу. В таких условиях дыхание превращалось в весьма неприятную обязанность. Он вышел в кухоньку, помыл стакан и налил из чайника кипяченой воды.

Потом он присел на стул. Пол в кухне был удивительно неровным, так что под ножками обеденного стола высились целые стопки спичечных коробков. По углам стояло несколько пыльных мышеловок со взведенными пружинами. Он направил себе в лицо струю от небольшого электрического вентилятора, но поток горячего воздуха все равно не приносил облегчения. Сайхун воспитывался в горном храме, так что к нищенскому житью ему было не привыкать, но здесь, в этой трущобе, все было совершенно иначе.

Долгие часы он сидел неподвижно, просто размышляя над своим будущим. Он посмотрел на свои ладони: когда-то он складывал их особым жестом, занимаясь созерцанием неподалеку от горных ручьев. Эти пальцы, изящные и тонкие, некогда прикасались к струнам лютни; теперь же они огрубели от горячего масла, капли которого то и дело попадали на них, пока Сайхун готовил пишу в ресторане. Невыносимая жара в кухне, необходимость одновременно управляться с четырьмя огромными конфорками изуродовали его руки. Когда-то его учили держать кисточку для письма – а теперь он всегда держал лишь металл, будь то лопаточка на кухне или поручни метро.

На покрытом пластиком столе стоял одинокий хромированный термос. В его пузатых боках Сайхун увидел свое отражение: когда он разглядывал себя на Хуашань, его лицо выглядело свежим, юным, полным надежд. Теперь он смотрел на свое отражение в серебристой зеркальной поверхности и видел лицо человека, которому за тридцать, с уставшими, резкими, немного циничными чертами. Хотя незнакомый человек вряд ли дал бы ему больше половины этого возраста, Сайхун чувствовал, каково ему на самом деле. Теперь он разглядывал каждый шрам на себе, замечая практически невидимые со стороны морщины от неудач и огорчений.

Он решил пройтись немного. Какой смысл сидеть в этом душном бараке, где пахнет разведенным гипсом и горячей асфальтовой смолой. Сайхун подошел к своему сундуку, чтобы вынуть свежую одежду. Открыв сундук, он увидел письмо от тети Джин. Она переехала из Питтсбурга в Сан-Франциско. С восхищением описывая дружелюбный город, тетя писала о том, что среди жителей существует довольно обширная китайская община и что они с радостью примут его к себе. Сайхун немного поразмышлял над ее предложениями, но вдруг обнаружил в себе какую-то новую осторожность. Он не мог позволить себе даже выйти на улицу, чтобы поглядеть на город. Лучше было сохранять терпение, тяжело трудиться, копить деньги и строить собственную жизнь так, чтобы можно было затем вернуться к своим духовным устремлениям. В этом состояла вся его цель.

Сайхун передвинул несколько книг и обнаружил большой сверток одежды. Он достал оттуда два длинных ножа в ножнах из специальной кожи, приспособленные для ношения на запястьях. Слегка изогнутые лезвия формой напоминали клыки саблезубого тигра. Металл клинка был безупречно изготовлен из особого стального сплава, канавки для стока крови, глубокие, сверкающие полировкой тянулись вдоль всей длины лезвия. Глубоко тисненные идеограммы сверкали на свечу изящными штрихами. Давно же он не носил эти кинжалы! Что ж, судя по словам двоюродного брата, жизнь оказалась настолько жестокой, что волей-неволей необходимо защищаться.

Откинув дверную цепочку, Сайхун спустился по узкой лестнице. Потом да вышел на улицу. Снаружи было немного прохладнее – солнце уже успело опуститься за горизонт. Сайхун оказался единственным прохожим, который 0ыл одег в куртку-ветровку и нес в руках свернутую газету. Галдевшие на ступенях крыльца молодые латиноамериканцы были одеты либо в тельняшки, либо вообще раздеты по пояс. Они тараторили на испанском, так что Сайхун не мог разобрать ни слова. Несколько юнцов смерили его каменными {Взглядами, презрительно наклонив головы и скривив губы в издевательской ухмылке. Звучала их музыка: громкая, оглушающая тарахтеньем трещоток и пронзительными криками труб. Сайхун быстро оглянулся – не хватало еще, чтобы кто-то подкрался к нему сзади. Он оглядел окружающие дома. Старые кирпичные здания викторианской эпохи тесно ютились друг подле друга. Их (фасады покрывала вековечная кожа из сажи, осадков и автомобильных выхлопов. Фасадные украшения и арки казались удивительно нетронутыми, ес-ли учитывать безусловно почтенный возраст домов. Окна смотрелись мутными прямоугольниками. Он посмотрел на линию крыш и увидел лес домовых груб, баков для воды, вентиляционных вытяжек и горы проржавевшей проволоки. Улица была сплошным сочетанием черного и охряно-желтого цвета; красноватый кирпич в сумерках постепенно превращался в темный грим; грязные желтые уличные фонари высвечивали одинокие пятачки на перекрестье кварталов. Сайхун зашагал к северу. Офис корпорации «Крайслер» узкой башней стремился вверх, к ониксовому небу; вверху сооружение венчали треугольные пирамиды, мерцавшие крохотными точками.

Через квартал от его нового жилища располагался кинотеатр. За один доллар гам можно было посмотреть до трех фильмов. Сайхун не смог сопротивляться искушению: может быть, ему удастся забыть о своих тревогах хотя бы на время, заодно и английский подучит. Он решительно вошел внутрь.

В зрительном зале ему пришлось пробираться почти наощупь под голубым мерцанием экрана. Половина зрителей уже спала. Некоторые из них были глубокими стариками, которых одолел собственный возраст, а может, и алкоголь. Другие были давно опустившимися бродягами, которые просто искали себе темную и уютную нору. Были там и семьи. Дети с визгом и воплями носились по проходам, го и дело натыкаясь на Сайхуна. Наконец он нашел свободное место в боковом ряду и примостился на кресле, которое все время норовило завалиться назад.

В этот вечер показывали только фильмы ужасов. Вернувшись домой после почти семи часов, проведенных в кинотеатре, он мог вспомнить только чудовищ, которые разрушают Токио, перед глазами мелькали ужасные твари, возникающие из болотной трясины, и пришельцы, которые, стоя на крышах небоскребов, безжалостно уничтожали людей. В этот раз он практически не пополнил свой запас английского, потому что с экрана неслись лишь вопли и оглушительные звуки разрывов. Было уже поздно, почти полночь. Завтра ему с самого утра предстояло целый день работать. Сайхун вышел в ночь, и снова толпы болтающих юнцов посмеивались и подозрительно смотрели на Сайхуна.