Пришелец в земле чужой - Роберт Хайнлайн

Кэкстон пошел прочь, за ним полетела пачка сигарет и вскочила в карман.

— Это Бен сделал или ты? — спросил Джубал.

— Бен. Он все время забывает сигареты, и они гоняются за ним по всему Гнезду.

— Ишь ты, а скромничал!

— Бен постигает истину гораздо быстрее, чем ему кажется. Он очень святой человек.

— Хм… Дон, ты не та ли Дон Ардент, которую я видел у фостеритов?

— О, ты не забыл? — у нее был такой вид, будто Джубал угостил ее конфетой.

— Конечно, нет. Но ты переменилась. Стала гораздо красивее.

— Действительно, стала. Ты даже принял меня за Джиллиан, которая, кстати, стала еще красивее.

— Где она? Я думал, она первая выбежит меня встречать.

— Она работает, — Дон помолчала. — Я позвала ее, она скоро придет, а я пойду ей на смену, если ты позволишь.

— Беги, девочка.

Не успела она выйти, как к Джубалу подсел доктор Махмуд.

— Как тебе не стыдно! — напустился на него Харшоу. — Не предупредил, что приезжаешь, и внучку мне представляла змея!

— Джубал, вы непростительно торопитесь!

— Сэр, когда человек… — тут кто-то, подойдя сзади, закрыл Харшоу ладонями глаза.

— Угадай, кто, — прозвучал голос.

— Вельзевул!

— Холодно.

— Леди Макбет.

— Теплее. Даю третью, последнюю попытку.

— Джиллиан, перестань шалить и сядь рядом со мной.

— Слушаюсь, отец.

— А отцом меня можно называть только дома, в Поконосе. Так вот, сэр, я остановился на том, что, когда человек доживает до моих лет, он неминуемо начинает торопиться. Для него каждый рассвет — подарок судьбы, ведь за ним может не последовать закат.

— Джубал, вы, кажется, думаете, что, если вы перестанете поставлять миру рассказы, Земля перестанет вращаться?

— Разумеется, сэр…

Подошла Мириам, втиснулась между мужем и Харшоу.

— Я мог умереть и больше не увидеть твоей гадкой физиономии, а также более приемлемого лица моей бывшей секретарши…

— Босс, вы напрашиваетесь на шлепок! — прошептала Мириам ему в ухо. — Я исключительно красива и имею этому божественное подтверждение.

— Более того, из-за вашего нежелания отправить мне открытку я мог бы не увидеть мою водяную внучку. В этом случае мой призрак преследовал бы вас всю жизнь.

— Вот и посмотрели бы на Мики, как она втирает себе в волосы тертую морковь. Отвратительное зрелище.

— Я говорил образно.

— А я буквально. Мики настоящий поросенок.

— Кстати, босс, — вмешалась Джилл, — почему вы считаете, что говорили образно?

— Потому что «призрак» — это понятие, которое я использую исключительно в качестве метафоры.

— Это реальность, — настаивала Джилл.

— Возможно, но я предпочитаю во плоти наслаждаться видом маленьких девочек.

— Джубал, вам еще не пора умирать, — сказал Махмуд. — Майк вник в вас и предсказал вам еще долгую жизнь.

— Я уже положил себе предел из трех цифр.

— А что это за цифры? — с невинным видом поинтересовалась Мириам. — Уж не Мафусаиловы ли годы?

— Бесстыдница!

— Мой муж говорит, что все женщины бесстыдницы, поэтому их не стоит слушать.

— Он правильно говорит. Как только мои часы покажут три цифры, я дематериализуюсь: по-марсиански или по-земному — как получится. Этого вы у меня не отнимете. Восхождение на небеса — величайшее событие в жизни человека.

— Насчет этого вы правы, босс, — медленно сказала Джилл, — но не ждите этого события скоро. Ваше ожидание еще не исполнилось. Элли на прошлой неделе составляла для вас гороскоп.

— Гороскоп! Какой кошмар! Кто такая Элли? Как она посмела? Подать ее сюда, я отправлю ее в бюро по найму, пусть дадут ей работу, если делать нечего.

— Боюсь, что из этого ничего не выйдет, Джубал, — вступил Махмуд, — она работает над нашим словарем. А зовут ее мадам Александра Везан.

— Бекки? — обрадовался Джубал. — И она с вами?

— Да, только мы называем ее Элли, потому что у нас есть еще одна Бекки. Не смейтесь над гороскопами, Джубал; ей дано видеть.

— Чепуха! Ты сам знаешь, Вонючка, что астрология — ерунда на постном масле.

— Разумеется. Даже Элли это признает. А большинство астрологов — шарлатаны. Но Элли занимается гороскопами еще активнее, чем раньше, с применением марсианской системы счета и марсианской астрономии. Таким образом она вникает в суть жизни. Все равно, куда смотреть: в воду, хрустальный шар или в куриные внутренности. Главное видеть, а она видит.

— Что это значит?

— Это значит, что она может осмыслить не только то, что ее окружает непосредственно, а гораздо большую область Вселенной. Майка этому научили марсиане, Элли — талантливая самоучка. Ей можно простить глупое орудие труда — астрологию. Четки тоже глупая вещь, но иногда помогает, — он достал из кармана четки и принялся перебирать. — Если человек переворачивает кепку козырьком назад и выигрывает в покер — пусть переворачивает, лишь бы деньги шли.

Харшоу поглядел на четки и спросил:

— Ты до сих пор правоверный? Или примкнул к церкви Майка?

— И то и другое, — сказал Махмуд, отложив четки.

— Вонючка, это несовместимые мировоззрения.

— Лишь на первый взгляд. Можно сказать, что я принял религию Мириам, а она — мою. Но, Джубал, брат мой, я остался рабом Божиим, подвластным Его воле, и вместе с тем говорю: «Ты есть Бог, я есть Бог; все, что мыслит и чувствует, есть Бог». Пророк никогда не говорил, что он последний из пророков и сказал все, что можно было сказать. Покоряться воле Бога — не значит быть роботом, неспособным сделать выбор, а значит, и согрешить. Покорность может подразумевать — непременно подразумевает — ответственность за то, что ты несешь в мир. Мы можем превратить мир в райский сад, но можем и разрушить, — он улыбнулся. — Бог может все, кроме одного: он не может уйти от себя, отказаться от своей тотальной ответственности. Он должен покоряться своей воле. И моей, и вашей, и Майка…

Джубал вздохнул.

— Утомила меня твоя теология! Где Бекки? Двадцать лет ее не видел, соскучился.

— Еще увидите, но чуть позже. Она сейчас занята: диктует. Сейчас объясню. Каждый день я вхожу в мысленный контакт с Майком. Это занимает несколько секунд, но по насыщенности информацией равно восьмичасовому рабочему дню. Все, что я узнаю от него, я диктую на магнитофон. Потом люди, обученные марсианской фонетике, переписывают транскрипцию на бумагу. Потом Марьям печатает, а мы с Майком (чаще я, Майку некогда) проверяем. Майк знает, что мы с Марьям собираемся домой. Он готовит нам домашнее задание на несколько лет вперед. Уже готовы ленты с лекциями, которые мы перенесем на бумагу, когда закончим словарь. Очевидно, нам с Марьям очень скоро захочется домой, потому что Майк стал передавать словарь ускоренным методом. В восьми комнатах стоят магнитофоны и работают одновременно и почти беспрерывно. Майк вводит Джилл, меня, Марьям, Элли, некоторых других по очереди в транс, передает часть словаря, а они сразу же диктуют на магнитофон. Кому угодно эту работу поручить нельзя. Нужно, чтобы человек имел хорошее произношение, хорошую память и способность входить в контакт. У Сэма, к примеру, есть все, кроме произношения. Он умудряется говорить по-марсиански с еврейским акцентом. Так вот, Элли сейчас диктует. Для того, чтобы ничего не забыть, она должна находиться в состоянии, близком к трансу. Если ее прервать, она выйдет из этого состояния и все забудет.