Не от мира сего - Иеромонах Дамаскин (Христенсен)

Еще в 1965 году платинские отцы начали печатать материалы о страданиях Русской Церкви, новых российских мучениках, выступали с воззваниями преследуемых верующих.

В 1968 году они посвятили целый номер «Православного Слова» Царю–мученику Николаю II, в том числе и статью о. Серафима о нем. К 1970 году жития новомучеников значительно прибыли в объеме и заняли видное место в журнале. Эта традиция поддерживается и ныне, после смерти о. Серафима: в каждом номере непременно рассказывается о каком‑либо новомученике.

Отец Серафим говорил, что «свидетельства мучеников — самый драгоценный дар России Западу». Многие полагают, что это — самое важное из всего опубликованного Братством преп. Германа. Отцу Серафиму хотелось, обнажив насыщенную жизнь во Христе в самых жестоких и бесчеловечных условиях, «пробудить западный мир от спячки, самодовольства, показать, сколь неглубоко (и не всегда искренне) их непрочувствованное собственной душой христианство».

Составляя жития новомучеников, отцы руководствовались сведениями от непосредственных очевидцев и сопричастников: от Елены Лопешанской, духовной дочери архиеп. Леонтия Чилийского, который, в свою очередь, служил секретарем у новомученика еп. Дамаскина; от уже упоминавшихся Алексея и Зинаиды Макушинских из Сакраменто, они лично знали св. прав. Иоанна Кронштадтского и являлись духовными чадами новомученика о. Измаила и его брата о. Михаила Рождественских; от о. Николая Мезича, священника из Сан–Франциско, отбывшего срок в советских концлагерях, — он составил жизнеописания мучеников Иосифа Молчальника и Григория Крестоносца; от Ивана Михайловича и Елены Юрьевной Концевичей — они предоставили отцам бесценные факты о жизни мучеников Николая Загоровского и игумении Софии Киевской; и, конечно, в большой степени от И. М. Андреева, некогда учившего о. Германа в Джорданвилльской семинарии, человека необычайно тонкой и чуткой души. Он по личному опыту и наблюдениям составил летопись начала гонений на Русскую Православную Церковь, записал незабываемые события из жизни ее исповедников: мон. Марии (Стахович), еп. Максима, Александра Якобсона и монахинь Шамординской обители.

Всего около 80–ти человек оставили братьям свои свидетельства. Почти всех отцы Серафим и Герман знали лично, и почти все в ту пору были весьма пожилыми людьми. Увы, сейчас никого из них с нами нет. Не запиши и не опубликуй братия их рассказы, жития многих новомучеников были бы утеряны для истории.

СТАРАЯСЬ ПРОБУДИТЬ в монастырской братии интерес и любовь к новомученика, о. Герман частенько спрашивал их, когда они собирались вечерами в трапезной, кто из русских исповедников им ближе всего. Об избранном каждым «своем» мученике должно было отныне знать всё, его нужно было чаще поминать в молитвах. Некоторые выбрали священномученика Илию. Прощаясь со своей праведной женой, приехавшей к нему в ГУЛаг, он сказал: «Знаешь, я всем своим существом возгорелся любовью ко Христу. Только здесь я понял, что нет ничего лучше, прекраснее Его. И я готов умереть за Него!» Другие братья предпочли Григория Крестоносца, которого выбросили из лагеря в глуши на верную смерть, и он радовался своей участи, зная, что Господь не оставит его, даст сил преодолеть это испытание и оделит мученическим венцом. Сам о. Серафим неизменно отдавал предпочтение еп. Дамаскину, чье житие, составленное Еленой Лопешанской, он перевел на английский. Отец Герман разгадал причину: как еп. Дамаскин, о. Серафим был «духовным философом, он рассматривал современную историю и сегодняшний день с точки зрения тайноведения — каким бы представилось наше время святым Отцам. В дальнейшем мы вернемся к теории еп. Дамаскина, гласившей, что советский «эксперимент» должен наглядно показать каждому, какой будет духовная обстановка в последние времена и где христианам искать последнюю надежду».

КАК И МНОГИЕ из новомучеников коммунистического режима, еп. Дамаскин принадлежал к катакомбной Церкви — той части Русского Православия, которая отказалась принять Декларацию патр. Сергия и ушла в подполье. С 1940 по 1979 годы катакомбная Церковь исчезла из вида, из чего наблюдатели на Западе заключили, что она более не существует. С новой волной эмиграции в 70–е годы наладилась и связь России с окружающим миром. Завеса неведения несколько приоткрылась, и сведения о подпольном христианском движении стали просачиваться на Запад.

Отец Серафим радовался всякий раз, когда удавалось раздобыть какие‑либо факты о катакомбной Церкви, и незамедлительно опубликовывал их в «Православном Слове». Он писал: «Документы эти получены из первых рук и свидетельствуют о религиозной жизни в Советском Союзе. Мы получаем важнейшие факты о том, о чем ранее почти не упоминалось: об отношении иерархов Церкви в Москве и простыми верующими, об отношении верующих к иерархам, к проповедям, которые им преподносят в церквях Московской Патриархии, об упадке в понимании жизни и роли Церкви у простых верующих, которые в ее таинствах склонны видеть некое «колдовство»; о трудностях новообращенных в СССР; о противостоянии Церкви–организации Церкви — Телу Христову; о «подпольном положении всякой истинно религиозной жизни в Советском Союзе, как внутри Патриархии, так и вне ее».

Отец Серафим проявлял интерес к катакомбной Церкви отнюдь не из политических соображений. Как и во всём, он докапывался до Истины, отбрасывая всё лишнее, несущественное. Он писал: «Катакомбная Церковь России — не «соперница» Патриархии, это — церковная организация, которая не борется за власть и влияние, а прежде всего носительница верности Христу, она побуждает людей по–новому относиться к Церкви и ее структуре, нежели так, как относятся сейчас почти во всём православном мире».

Отец Серафим ценил катакомбную Церковь еще и за то, что она продолжала линию исповедников–иерархов, принявших мученическую смерть при коммунизме: они, не впадая в сектантство и фанатизм, считали Московскую Патриархию частью Православной Церкви. В одной из статей о. Серафим писал: «Митрополит Казанский Кирилл и другие руководители катакомбной Церкви считают богохульством отвергать Божию благодать, дарованную Московской Патриархии». Когда до о. Серафима дошли слухи о смуте в катакомбной Церкви, об угрозе раскола, он открыто вынес этот больной вопрос на страницы «Православного Слова». Хотя в ту пору позиции сергианства в Русской Православной Церкви были весьма сильны, он никогда не ратовал за всеобщее вхождение в катакомбную Церковь и не судил тех, кто «официально» принадлежал к Московской Патриархии, указывая, что в «Советском Союзе, как ни в одной другой стране, нельзя точно разграничить «юрисдикции».» Мы знаем одного (а сколько таких еще!) катакомбного священника, который сознательно «внедрился» в Московскую Патриархию для того, чтобы нести благодать Божию как можно большему числу людей, что невозможно в условиях катакомбной Церкви. Прихожане катакомбной Церкви причащаются Святых Тайн у священников из Московской Патриархии, у тех, конечно, кому они доверяют. и мы не вправе их осуждать за это. «Да, в Московской Патриархии немало иерархов–предателей. но там же есть и священники, не участвующие в столь постыдном деле!»

В 70–е годы одним из таких мужественных пастырей был о. Димитрий Дудко, известный и любимый верующими. Он был очень близок о. Серафиму по духу. Отец Димитрий привечал в своей приходской церкви в Москве всех, устраивал встречи, беседы, отвечал на вопросы пришедших о вере, о безбожии, о повседневной жизни. Говорил с людьми откровенно, проникновенно, с великой убежденностью в христианстве. В душах тысяч людей, особенно молодых, возжег он огонек веры.

Конечно, о. Серафим и не думал причислять о. Димитрия к «идейным врагам» только потому, что тот не входил в катакомбную Церковь. Напротив, он пытался понять «необыкновенно трудное положение этих пастырей» и радовался, что истинное Православие пробивает дорогу.

Многие из проповедей и бесед о. Димитрия, особенно вечера «вопросов и ответов», были записаны и попали на Запад. В 1976 году о. Серафим писал: «. Получили новые «беседы» о. Димитрия Дудко, он говорит много важного не только для людей в Советском Союзе, но и для нас. Призывает «не обожествлять» церковных иерархов и духовных наставников — в саму точку угодил! — и всех тех, кто ставит свое мнение превыше мнения других. Отец Димитрий, несомненно, самый трезвый и вдохновенный поборник Православия в наши дни (несмотря на некоторые «теоретические» заблуждения), и его пример вселяет надежду на будущее Православия в России. Именно поэтому мы должны не отгораживаться от Московской Патриархии, а быть предельно открытыми для диалога. Вопрос экуменизма и вероотступничества нельзя решать в узких рамках канонов и догматов, он должен решаться с позиций духовности. И о. Димитрий резко критикует чисто формальный подход к канонам, что вяжет нас по рукам и ногам духовно и по сути убивает православную жизнь Церкви, тем самым подыгрывая протестантам, у которых более «живой» подход. Были в России и другие исповедники истины Христовой, например мирянин Борис Талантов. Его статьи о. Серафим перевел и напечатал в «Православном Слове», считая, что такие люди знаменуют «пробуждение совести в Московской Патриархии». Но за «пробуждение» это приходится дорого платить — муками, а то и жизнью. В 1969 году за статьи, призывающие покончить с обманом и предательством в Русской Православной Церкви, Борис Талантов был арестован, брошен в тюрьму, где и скончался в 1971 году.