Долг. Мемуары министра войны - Роберт Гейтс

Шестой вопрос касался заместителя министра обороны и его функций. Я предложил Джона Хэмра, председателя совета по оборонной политике, который уже исполнял обязанности заместителя министра при администрации Клинтона. Я сказал избранному президенту, что вряд ли Хэмр вновь согласится занять эту должность, если ему не пообещают твердо, что он будет первым в списке на мое место, когда оно станет вакантным. «Мое основное требование к альтернативным кандидатам – опыт управления, предпочтительно крупной компанией или учреждением», – уточнил я. Обама сказал, что побеседует с Хэмром по поводу должности заместителя министра, и назвал еще Ричарда Данцига (министра ВМС при Клинтоне), но прибавил, что в любом случае со мной посоветуется. Он также сказал, что хотел бы заполучить Джека Рида, но замену для него в сенате будет подыскивать губернатор Род-Айленда, а тот – ярый республиканец. Тут Обама воскликнул: «Откуда, черт возьми, в Род-Айленде республиканский губернатор? Я же победил в этом штате с шестьюдесятью пятью процентами голосов!»

Мой седьмой вопрос касался того, разрешат ли мне сохранить двоих или троих нынешних сотрудников по крайней мере на все время моего пребывания в должности. Я упомянул Пита Герена, министра армии, Джима Клаппера, заместителя министра по разведке, и Джона Янга, замминистра по закупкам, технологиям и материально-техническому обеспечению. Обама сказал, что мои доводы выглядят убедительно и он их рассмотрит. Я также сказал, что хочу сохранить своих сотрудников канцелярии и пресс-секретаря.

Восьмой вопрос гласил: «Предполагаете ли вы сколько-нибудь существенное урезание оборонного бюджета в первый год работы вашей администрации?» Обама ответил, что всегда ратовал за масштабные расходы на оборону, но это было до экономического кризиса: «Я не могу принимать жесткие решения по другим министерствам и ведомствам, отталкивая своих сторонников, и оставить в неприкосновенности бюджет министерства обороны». Но я напомнил ему, что уже целое столетие мы после каждого военного конфликта сильно сокращаем расходы на оборону, а восстановление бюджета после этих сокращений требует не только средств, но крови и жизней. Я также упомянул свои слова, обращенные к Бушу-43: в конгрессе наверняка будут предприняты попытки сократить численность войск, чтобы защитить рабочие места, связанные с производством военного снаряжения и вооружений (большая ошибка, на мой взгляд). Обама уверил меня, что радикальных «усекновений» не будет, но министерство обороны должно разделить общее бремя сокращений.

Последний значимый вопрос заключался в том, что мы двое, вероятнее всего, «мыслим схоже» в отношении Афганистана, но мне нужно знать, «насколько гибкими мы будем в наших действиях в Ираке, дабы сохранить завоевания последних полутора лет и дабы Ирак в 2009–2010 годах не превратился вновь в сплошную линию фронта». Обама сказал, что готов проявлять гибкость. Я спросил, сможет ли он отдать приказ об уничтожении воинствующих экстремистов – образно выражаясь, «пробежать наши десять ярдов, не отдавая мяча противнику»[80]? Обама ответил: «Да. Я не пацифист».

Мы проговорили пятьдесят минут. Наконец я сказал ему: «Если вы хотите, чтобы я задержался на год, то я согласен». Обама улыбнулся, протянул руку и ответил: «Я тоже».

В комментариях к своим письменным вопросам я предоставил ему определенные гарантии: «Я задал вам далекоидущие вопросы. В свою очередь хочу, чтобы вы знали – если я останусь, вам не придется волноваться по поводу того, что я попытаюсь проявлять независимость или оспаривать принятые решения. Как это было в моей работе с другими президентами, я намереваюсь давать лучшие и искренние советы, какие только в моих силах. Если вы решите иначе, я вас поддержу – или подам в отставку. Нелояльности не будет». Я повторил свое обещание в конце нашей встречи и держал слово два с половиной года.

Следующие три недели были неловкими, если не сказать больше. Почти сразу же я предупредил президента Буша, что меня попросили остаться. Я беспокоился, что он может подумать обо мне плохо, поскольку я согласился работать на человека, вся предвыборная кампания которого строилась на нападках на Буша за его явные и мнимые промахи во внутренней и внешней политике. Вопреки моим опасениям Буш тепло меня поздравил. Подозреваю, он думал, что шансы сохранить завоеванное столь высокой ценой в Ираке намного лучше, если я остаюсь министром обороны. О встрече с Обамой я рассказал лишь троим (кроме Бекки, разумеется) – Рангелу, генерал-лейтенанту Дэвиду Родригесу (Роду), который в июле сменил Кьярелли в качестве моего старшего военного помощника, и своей персональной ассистентке Делони Генри. Я был убежден, что больше никто не знает, но не учел аналитические навыки двух других своих военных помощников, которые наблюдали по телевизору, как кортеж избранного президента прибыл в аэропорт, а затем свернул от самолета к зданию аэровокзала, а потом, когда все сроки так называемого секретного совещания давным-давно прошли, заглянули в «глазок» в двери моего кабинета, удостоверились, что кабинет пуст, – и сделали логичный вывод: я тишком выскользнул на встречу с Обамой. К счастью, своим открытием они ни с кем не поделились. После встречи с Обамой я сказал Рангелу, пресс-секретарю Джеффу Морреллу и Генри, что хочу оставить их при себе, если они не против. Рангел, истовый республиканец, глава аппарата комитета по делам вооруженных сил палаты представителей при республиканском большинстве, приятно меня удивил: он сам и другие ключевые сотрудники канцелярии, в том числе Райан Маккарти и Кристиан Марроне, согласились остаться со мной. Они все будут лояльны новому президенту и проявят себя отличными командными игроками, но это не значит, что время от времени не случалось ворчания «внутри семьи» в адрес некоторых новых сотрудников Белого дома, о внешней и внутренней политике и о непрекращающихся нападках на Буша (которого они все поддерживали и которому добросовестно служили). Когда я сказал Майку Маллену, что остаюсь, он, похоже, вздохнул с облегчением.

Двенадцатого ноября, когда руководство «переходного» штаба Обамы появилось в Пентагоне, дабы принять дела, возникла некоторая неловкость. Я в тот момент находился за границей. Не важно, насколько хорошо все организовано, насколько благи намерения и доброжелательно поведение «переходников» – их появление в кабинетах министерств и ведомств после выборов всегда порождает ауру враждебного поглощения. «Мы здесь, а вы – на выход. Теперь мы тут командуем. Вы, ребята, регулярно садились в лужу последние четыре года, а то и восемь лет». И часто за вежливыми улыбками проглядывают самодовольство и высокомерие. По счастью, в министерство обороны Обама направил Мишель Флурнуа и Джона П. Уайта, которые работали в Пентагоне при администрации Клинтона и потому разбирались в правилах игры. При этом они даже не догадывались, что Обама попросил меня остаться, а посему этот переход радикально отличался от всех прочих в истории министерства. Рангел сказал им, что Пентагон окажет всемерную поддержку, готов сосредоточиться на выполнении их распоряжений и выделить преданных делу сотрудников и офисные помещения, равно как и все необходимые материалы, чтобы помочь новой команде освоиться в первые месяцы. Также Рангел сообщил, что ряд сотрудников согласились задержаться, пока ключевые кандидаты Обамы проходят процедуру утверждения, но, разумеется, решение принимать новой администрации. Он предложил им ввести своего человека в состав руководства министерства, чтобы тот поскорее вник в текущие рабочие процессы и кризисы, с которыми мы разбирались, понаблюдал за организацией работы и тем самым получил возможность лучше понять ситуацию в мире, с которым Обаме придется иметь дело после 20 января.