Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов - Жан Тьерио

Следующим в списке была Британская газовая корпорация. Лоусон хотел как можно шире открыть рынок для конкуренции. Казалось, на приватизацию корпорации уйдут годы. Но операция оказалась очень успешной, ее мастерски провели «Банк Ротшильда» и агентство «Янг энд Рубикам». Около 4,5 миллиона покупателей акций на сей раз бросились к окошкам, чтобы приобрести пакеты акций этого огромного конгломерата компаний. На улицах разыгрывались удивительные сцены: в то время как какое-нибудь жалкое стадо профсоюзных деятелей пыталось помешать кандидатам в акционеры добраться до заветных окошечек, размахивая плакатами, разоблачавшими «распродажу по дешевке британской энергетики», толпа выстраивалась в очередь, чтобы заполучить столь вожделенные акции. Люди из всех слоев общества, завсегдатаи биржи или совершеннейшие новички, никогда не видавшие прежде кругового прохода для маклеров на бирже, — все они покупали акции Британской газовой корпорации, их было 4,5 миллиона человек. В первый же день цена акций подскочила на 50 процентов.

Были приватизированы, то есть выставлены на торги, и другие крупные корпорации и компании: «Роллс-Ройс», «Бритиш эруэйз» (чьи акции во время первой котировки подорожали на 82 процента и чей капитал в результате продажи дополнительных акций увеличился в 11 раз). Только при продаже акций «Бритиш ойл» возникли кое-какие затруднения, так как ценные бумаги были выброшены на рынок в момент самого значительного падения котировок акций и курсов валют на мировых рынках. Уже шли приготовления к приватизации в таких отраслях, как водоснабжение, электроснабжение, сталелитейная промышленность; это должно было произойти в следующий срок пребывания Маргарет на посту премьер-министра.

Готовились к приватизации и активы периферийной сети железных дорог. Однако Маргарет Тэтчер всегда проявляла большую осторожность и противилась приватизации «Бритиш рейлуэйз» (сети национальных железных дорог). По ее мнению, эти ценные бумаги продать будет трудно, так как многие англичане очень сильно привязаны к этому национальному достоянию, а сила общественного мнения весьма велика. Итак, у Маргарет хватило мудрости не трогать железные дороги, но этой мудрости не будет у пришедшего ей на смену Джона Мейджора. И это ему дорого обойдется. Маргарет вела себя очень сдержанно и в отношении почты «Роял мэйл», ведь это ведомство также было окружено воспоминаниями и символами; к тому же оно было столь дорого сердцу Ее Величества…

Несомненно одно: в психологии англичан произошла революция. Доля государственного сектора в экономике уменьшилась на 60 процентов. Разумеется, было о чем поговорить. Лейбористы яростно критиковали сам принцип приватизации и в особенности методы оценки собственности, полагая, что национальное достояние Британии было продано по дешевке. Они даже подсчитали, что сумма недооценки составила в среднем 20 фунтов на человека. Особенно же острой критике подвергалось использование денег, полученных от приватизации. Этого удовольствия не лишило себя и самое традиционалистски настроенное меньшинство в партии тори. Во время речи перед членами так называемой Торийской группы реформ в «Карлтон клаб» в 1985 году Гарольд Макмиллан якобы выступил против «распродажи фамильного серебра». На самом деле он никогда не употреблял этого выражения. Его речь скорее была отмечена печатью ностальгии из-за того, что уходят на сторону целые куски британской промышленности, созданию которой он способствовал со всей искренностью патриота. Кстати, он делал это с тактом хозяина дома, видящего, как один за другим исчезают из дома предметы старины, «столовые приборы времен короля Георга, красивая мебель из гостиной, а затем и последняя картина кисти Каналетто». Аудитория там была своеобразная: в основном владельцы поместий и замков, — так что стрела попала в цель. Удар был столь ощутим, что на следующий день он вынужден был уточнить в палате лордов, что подвергал критике не принцип приватизации, а только то, как использовались эти гигантские суммы (около 29 миллиардов, полученных в период между 1983 и 1987 годами); другими словами, он подверг критике тот факт, что деньги, и большие, использовались для финансирования обычных бюджетов функционирования, а не инвестиционных бюджетов. Это достаточно логично, тем более что британское правительство представляло в 1986, 1987 и 1988 годах бюджеты, искусственно избыточные из-за огромных доходов от приватизации.

Существовали и определенные управленческие организации, создававшие кое-какие проблемы. Членами правлений этих почти самостоятельных неправительственных организаций в основном были либо высокопоставленные чиновники, либо промышленники, назначенные властями, и эти организации зачастую являлись одновременно и судьями в каких-то делах, и заинтересованными сторонами, что лишало их действия законности и демократичности. Когда в отрасли существует настоящая конкуренция (как в случае с ОФТЕЛ), они могли играть явно антимонополистическую роль. Но если монополия сохранялась (как в случае с ОФГЭС), то тогда польза таких организаций была менее ощутимой, тем более что из состава этих организаций были исключены общества потребителей.

Однако, несмотря ни на что, итог приватизации был весьма позитивен. Кроме того, что Казначейство получило очень и очень значительные суммы (около 15 процентов годового бюджета), значительную роль сыграл еще один фактор: крупные британские предприятия теперь были избавлены от забот по выбиванию субсидий. Они знали, что отныне и впредь должны во всем разбираться сами, ибо государство не будет уже всегда затыкать дыры. Говоря словами Кита Джозефа, «угроза банкротства предприятия пугает и возбуждает и рабочих, и менеджеров, заставляя их лучше обслуживать потребителей. В этом и заключается магия приватизации». Британцы, не впадая в такую лирику, все же были рады констатировать, что качество услуг стало гораздо выше. В частности, в сфере установки телефонов. До приватизации надо было ждать несколько недель, чтобы тебе подключили телефон, а теперь требовалось всего несколько дней. Культура обслуживания клиентов повышалась, и это было несомненное достоинство приватизации.

Кроме того, развивался настоящий «народный капитализм», что являлось одной из составляющих частей «тэтчеровской революции». Выражение «народный капитализм» не раз срывалось с уст Маргарет начиная с 1986 года. В 1980 году в Англии насчитывалось только три миллиона держателей акций, а в 1990-м — уже более одиннадцати миллионов. Цифры, конечно, относительные. Надо учитывать, что у многих мелких акционеров было всего по несколько акций. Они удовлетворились тем, что после приватизации сходили на биржу и обратно, а затем позволили нескольким сотням фунтов мирно уснуть в ценных бумагах. В 1991 году 80 процентов акций приватизированных предприятий прямо или косвенно были в руках активных участников коллективов-учредителей. Даже если демократия, которая должна сопровождать такое явление, как коллективное владение пакетом акций и участие рабочих в прибылях предприятий, не воцарится завтра, эффект приватизации ощущается уже сегодня, что относится скорее к сфере психологии. Многие британцы в процессе приватизации открыли для себя мир предпринимательства. Акции — это замечательное изобретение, и они не только для «них», они и для «нас» (а ведь раньше для «нас» были только сберегательные кассы). Классовые границы были отчасти разрушены, когда люди пришли на биржу и прошли по круглому проходу для маклеров. Слова «прибыль», «доход», «выгода» теперь уже не ругательства. Этот педагогический эффект открытия предпринимательства был усилен «большим взрывом», произошедшим в финансовой сфере в 1986 году и сопровождавшимся укреплением духа предпринимательства.