Огненные цветы - Стефани Блэйк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вовсе нет, мне хотелось бы иметь такую сестру. – Сабрина прижалась к ней.
– Но тогда ты лишилась бы матери.
– Только вернулась – и сразу заговорила как истая ирландка, – наполовину в шутку, наполовину всерьез, – заметил граф. – Все, теперь ты на крючке, никуда тебе не деться.
– Знаешь, чего мне сейчас хочется, дорогая? – повернулась Равена к дочери. – Сменить одежду да покататься. Как у вас, батюшка, с конюшней? По-прежнему держите?
– И еще как! – не дала деду ответить Сабрина. – Мой любимец – Шемрок. Цвет у него, как у черного дрозда. На что хочешь спорю, он тебе понравится. Таких чалых свет не видывал. Огонь!
– В твоем возрасте у меня тоже был чалый.
– Я знаю. Апач.
– Как там у нас Донни?
– Стареет, а так все в порядке. Знаешь, как он любит Шемрока? Даже спит с ним в стойле.
– Собака-путешественница, – задумчиво промолвила Равена. Ей вспомнился крохотный щенок, которого они с Брайеном подарили дочери на Мауи. Равена потрепала ее по щеке. – Помнишь, как он любил спать у тебя под кроватью, когда ты была маленькой?
– Разве такое забудешь? Ладно, мама, пошли. Переодевайся, да поживее.
Амазонка Сабрины была цвета морской волны, под стать попоне Шемрока. Костюм плотно облегал ее юную фигурку и оставлял на всеобщее обозрение куда больше, чем обычное платье.
– Удивительно, как это дед с бабкой позволяют тебе разъезжать в таком виде, – заметила Равена.
– О, понадобилась масса усилий, чтобы приучить их к этому. Сначала бабушка настаивала, чтобы я ездила в дамском седле, в юбке до полу и в турнюре.
– Господи, до чего же я ненавидела в свое время эти причиндалы – кринолин, корсет и тому подобное. И знаешь, что я делала? Как только отъезжала от дома на достаточное расстояние, чтобы никто не видел, сбрасывала юбку и надевала брюки – у брата потихоньку таскала.
Сабрина так и покатилась со смеху.
– Ну и мне на первых порах приходилось делать то же самое, только брюк не было.
– Что, так в панталонах и ездила?
– А ты-то как догадалась?
Равена захихикала, вновь чувствуя себя молодой, словно она и впрямь сестра Сабрины и делится с ней девичьими секретами.
– Мне ведь тоже когда-то было пятнадцать, малышка. К тому же не зря говорят: яблоко от яблони недалеко падает. Мы с тобой два сапога пара.
Интересно, подумала Равена, а мальчик у Сабрины есть?
– Друзьями здесь обзавелась?
– Да есть кое-кто. Сисси и Луиза Кавендиш. И еще Гленн Блейк.
– Тогда его отец – сэр Гордон Блейк, пари держать готова. Мы с ним в детстве дружили.
– Знаю. Гленн говорит, что его отец здорово ухлестывал за тобой.
– А Гленн за тобой? – прищурилась Равена.
– Совсем голову потерял бедняга, – покраснела Сабрина. – Но я его просто жалею.
– Понятно, понятно, всего лишь жалеешь.
Да она же без ума от него!
– Знаешь, кого он мне напоминает? – застенчиво, но явно выдавая себя, спросила Сабрина. – Отца – я хочу сказать, настоящего моего отца.
– Ах вот как?
Святый Боже, сохрани нас и помилуй! Мальчишка вроде Брайена! И она разъезжает с этим мальчишкой по полям в исподнем! О Господи, наши грехи и в детях нас преследуют!
Из конюшни вылетел Донни и принялся приплясывать вокруг Равены, облизывая ее с головы до ног и поскуливая от восторга.
– Видишь, он совсем не забыл тебя.
– Толстеет. Перекармливаешь его, наверное.
– Да он у Шемрока овес ест.
Баттонз, некогда мальчишка-конюх, превратился в пожилого грума. Его рыжие кудрявые волосы изрядно поредели, но хитроватый взгляд юного эльфа остался при нем.
– Какая радость снова видеть вас, леди Равена, – заговорил он. – Ох, извините, мадам. Миссис О’Нил, я хотел сказать. Просто почудилось, будто мы с вами только вчера расстались.
– Много прошло этих «вчера», Баттонз. Или прикажешь называть тебя мистером Макклином?
– Для вас я всегда Баттонз.
– Ну да, а Ирландия – всегда Ирландия. С ее изумрудно-зеленым, небесно-голубым, душистым, как трава, соленым, как морская вода, воздухом. Таким больше нигде на свете не подышишь.
Даже в Мауи, где Равене жилось лучше всего – после Ирландии.
Не по себе ей было, из головы не шли слова, сказанные Эдвардом О’Нилом: Сердце твое в Ирландии, и навсегда останется здесь.
Пять месяцев пролетели как один день. У них с Роджером восстановились те же самые платонические отношения, что поддерживались все годы после возвращения в Ричмонд. Лишь однажды за все это время они вышли за пределы простого обмена случайными репликами. Спор зашел об английской политике в Ирландии.
– Ведь даже премьер-министр ее величества выступает за самоуправление, – заметила Равена.
– Гладстон – болван!
– Английский народ думает иначе. В этом году Гладстон был переизбран на свой пост.
– Они с этим сукиным сыном Парнеллом оба изменники!
– Высокого же ты мнения о члене английского парламента, – саркастически бросила Равена.
Как-то раз Роджера не было дома несколько недель подряд, во главе полка королевских драгун он отправился «охотиться на крыс» – фениев и подпольщиков из Ирландского республиканского братства.
Вернулся он в необыкновенно приподнятом настроении, его одежда была сплошь запятнана засохшей кровью.
– Это кровь врага, – торжествующе возгласил Роджер. – Ни за что не дам стирать этот мундир, пусть таким и останется.
И он действительно настоял на своем. Окровавленный мундир стал для него боевым трофеем наподобие рогов убитого оленя, которые охотники так любят развешивать на стенах своих библиотек или кабинетов.
В конце мая Равена решилась:
– Довольно плевать в потолок. В Ричмонде полно дел. Пора собираться, Сабрина.
– Я не хочу уезжать, – заупрямилась та. – Ну пожалуйста, мама. Давай хоть дедушке дадим спокойно умереть. Врачи говорят, он и до конца лета не протянет.
– То же самое они говорили год назад, – угрюмо возразила Равена.
– Но на сей раз они правы, – вмешался Роджер. – Жестоко в такой момент оставлять его одного.
– Какая трогательная забота. Но только оба мы прекрасно понимаем, что, когда его не станет, предлогом будет здоровье твоей матери.
– Вот что я тебе предлагаю, – прервал ее Роджер. – Как только отец умрет, ты отправишься в Штаты, и мама поедет с тобой.
– Что? Твоя мать согласится уехать из Ирландии?
– Да, ей и так уже невмоготу от всего этого кровопролития и насилия. Она только рада будет возможности уехать отсюда. Особенно с Сабриной. Я не шучу. Не пройдет и полугода, как этот проклятый остров взлетит на воздух, словно бочка с порохом.
– Что ж, будь по-твоему. Мы с Сабриной не уедем до тех самых пор, пока… даже выговорить не могу. Получается, будто мы желаем ему смерти.