Огненные цветы - Стефани Блэйк

– Да, как обычно. А теперь скажи все же, что ты здесь делаешь.

Брайен по возможности сжато обрисовал ей положение.

– Так, еще хуже, чем я думала, – печально произнесла Равена. – Это же надо, возглавить военный отряд против англичан. Да вы на верную смерть идете, вас просто раздавят. Подумай, сколько людей у них и сколько у тебя.

– Это верно, их гораздо больше, но мы ведь не собираемся лезть в пасть британскому льву. Мы кольнем его в нос, дадим пинка под зад – и назад, к себе в берлогу. Как в воздухе растворимся.

– Тебе надо уйти отсюда еще до рассвета.

– Где Роджер?

– Патрулирует местность, таких, как ты, разыскивает. Вернется к восьми утра.

– Тогда у меня есть время заглянуть к матери и отцу. Я слышал, старик хворает?

– Он умирает, Брайен. Да, конечно, ты должен к ним зайти, хоть это и рискованно. Нельзя не повидаться с родителями, особенно с отцом. Пошли, только потише. Как бы не разбудить ребенка.

– Нашего ребенка. – Брайен напоследок притянул к себе Равену.

Они оделись, вышли из спальни и двинулись по длинному, тускло освещенному коридору.

– Хоть посмотреть-то на нее можно?

– Пожалуй. Спит Сабрина довольно крепко. Идем.

Равена взяла Брайена за руку и, повернув налево, повела в западное крыло замка. Комната Сабрины была в самом конце коридора. Равена приложила палец к губам и неслышно отворила дверь. Они на цыпочках вошли в темную комнату. Из-под кровати донеслось приглушенное ворчание. Брайен чиркнул спичкой, и колеблющийся кружок пламени высветил собаку, подползающую к ним с обнаженными клыками.

– Не волнуйся, малыш, все свои, – успокоила пса Равена. – Ты ведь помнишь Брайена?

Брайен зажег свечу на туалетном столике и опустился на колени.

– Гром и молния, да это же Донни! И по-прежнему наш храбрый защитник.

– Он ни на шаг не отходит от Сабрины с тех самых пор, как ты принес его домой на Мауи. Правда, сейчас завел привычку уходить к Шемроку, это Сабринина лошадь.

Брайен наклонился еще ниже, и уши у собаки встали торчком, а хвост принялся бешено вращаться. С радостным лаем Донни бросился Брайену на грудь. Его длинный розовый язык трепетал, как флаг на ветру.

– Ш-ш-ш. – Брайен приложил палец к губам и нежно погладил вставшую дыбом собачью шерсть. Прижимая Донни к груди, почесывая ему за ухом, он говорил что-то по-гэльски, и слова эти, похоже, ласкали чуткое ухо собаки. Наконец Брайен оторвался от Донни и подошел к постели. Равена поднесла свечу поближе.

Вид у Сабрины был безмятежный, как у сказочной Спящей Красавицы. Темные волосы разметались по подушке; спала она, положив руку под щеку. При взгляде на дочь у Брайена ком в горле встал.

– Такая же красавица, как и ты, – с чувством сказал он. – Таких слов от меня никакая другая женщина не слышала. – Он привлек к себе Равену. – Не могу выразить, до чего я люблю вас обеих.

– Да и не надо. Это чувство мне слишком хорошо известно.

– Я вернусь, родная, – прошептал Брайен и, поцеловав кончики собственных пальцев, прижал их ко лбу Сабрины.

Сабрина пошевелилась и пробормотала во сне:

– А почему папа опять уходит?

– О черт! – Брайен отпрянул от кровати. – Мы разбудили ее.

– Да нет, это она во сне, – успокоила его Равена. – Удивительно, что именно сейчас ей такой сон приснился. А может, и не удивительно. Сердцем она знает, что ты здесь. Ладно, пошли, а то еще действительно проснется.

Освещая себе путь, они пошли в комнату графа. Все было как во сне: старые, до боли знакомые спальные покои, массивная дубовая кровать, спинка которой уходит чуть не под теряющийся во мраке высокий, как в соборе, потолок, большой шелковый балдахин. Живо, словно это было только вчера, Брайен вспомнил, как ребенком входил в этот ласковый приют, где отец с матерью делили тогда супружеское ложе.

Я боюсь грозы, мама. Роджер говорит, меня молнией убьет.

Сейчас отец неподвижно лежал на кровати, сложив на груди руки, как покойник. Даже смотреть на него было страшно. Надувная кукла, из которой выкачали воздух.

– О Боже! – прошептал Брайен. – Да я в жизни не узнал бы его, если бы ты не предупредила. Сжалься над нами, Господи, возьми его поскорее к себе.

Равена склонилась над стариком и мягко тронула его за плечо. Он сразу же проснулся, моргая глазами от яркого пламени свечи.

– Что, уже утро, дорогая? Тогда зачем свеча?

– Нет, батюшка, еще не рассвело. К вам пришли, потому и разбудила.

Граф со стоном закатил глаза:

– Черт, этот врач не дает покоя даже ночью. Пусть уходит. Скажи ему, что я умер.

– Вижу, отец, чувства юмора ты не потерял, – ухмыльнулся Брайен.

Граф вздрогнул, с трудом приподнялся на локтях и близоруко прищурился.

– Это ты, Брайен? – просто, будто виделись они только вчера, спросил он.

Нынешней ночью время съежилось и годы превратились в дни.

– Да, отец, это я. – Брайен присел на край кровати. – Не напрягайся, лежи.

– Скажешь тоже, лежи, когда любимый сын к тебе пришел! – Он вытянул костлявую руку и прикоснулся к Брайену. – Да, это и впрямь ты. Живой. Знаешь, я никогда не верил этой болтовне, будто ты сгорел в каком-то там сарае. Чтобы тебя, хитрована, заманили в ловушку какие-то английские придурки-торгаши? Да быть того не может. Ну и как же ты оказался здесь? Амнистия вышла?

– Неужели тебе хоть на минуту пришло в голову, что мой брат это допустит? – засмеялся Брайен. – Амнистию паршивой овце в стаде?

– Действительно, дурацкий вопрос. Да Роджер скорее голову тебе оторвет и выставит на всеобщее обозрение, насадив на пику. Он ведь не знает, что ты вернулся?

– Понятия не имеет.

– Между прочим, ты мне все еще не сказал, что привело тебя сюда.

– Помимо всего прочего, желание сказать отцу и матери, что я люблю их, что они в сердце моем и памяти всегда и что в тяжкую минуту от этого присутствия становится легче.

– Рад слышать это, сынок. Ну а что еще?

– А еще я приехал за своей любимой женой и дочерью.

Старик снова вздрогнул и слабо ударил в ладоши:

– Видит Бог, я никогда не сомневался, что Сабрина – твой ребенок. В ней так много твоего, хотя чего именно, сказать затрудняюсь. Просто в ней я вижу тебя. Точно так же как некогда видел себя в тебе, и это согревало мое сердце.

– Глазам своим не верю! – негромко проговорила Равена. – Да он уж сколько недель не был в таком ясном уме! И силы откуда-то взялись.

Эти слова не предназначались для ушей больного, но слух у него был острый.

– Ха! Разве не говорил я тебе, девочка, что Бог щедро одаряет тех, кого готов призвать к себе? Так умирать легче. – Граф лукаво взглянул на сына. – Но ведь и это еще не все, верно, Брайен? В Ирландию тебя привело и что-то другое, не только сыновняя, да мужняя, да отцовская любовь?