Библейские чтения: Новый Завет - Священник Георгий (Чистяков)

в прелюбодеянии». Вот какова дорога, ведущая человека к Богу. Порой это трудный, долгий и чудовищно опасный путь, а вовсе не просто религиозная практика, не просто благочестие.

Гроф вспоминает о том, что Карл Густав Юнг считал: основная функция формализованной религии именно в том и заключается, чтобы защитить людей от непосредственного переживания Бога. Помните, как у Достоевского? «Страшно впасть в руки Бога живаго…» – цитирует старец Зосима слова из Послания (Евр 10: 31). И мы очень часто ищем пути защититься от этого. Митрополит Антоний видит и в клерикализме нечто подобное. Он нередко говорит, что главное состоит в том, чтобы Церковь не становилась между человеком и Богом. И тут же добавляет: конечно, Церковь не в мистическом смысле слова, но как обычаи, установления, требования каких-то священников, обряды и т. д. Вот это всё можно назвать, в отличие от веры, религиозностью. Гроф замечает, что официальные религии, как правило, распространяют представление о Боге как о внешней по отношению к людям силе. А Спиноза хорошо говорит, что Бог действует имманентно, а не трансцендентно, то есть не помимо нас, неизвестно откуда, но из глубин нашего «я».

Современному сознанию, лет пятьдесят тому назад писал Юнг, вообще плохо дается понятие веры, оно с отвращением отвергает веру. Юнг имеет в виду не атеистов, не тех, кто отвергает религию, но именно тех, кто считает себя верующим, посещает богослужения и соблюдает правила религиозной жизни. Человек сегодня не открывает Бога, но выбирает религию. И поэтому религия становится для него прежде всего каким-то сакральным знанием, но не распахнутостью сердца, какой-то тайной наукой, овладев которой, можно обезопасить себя от страха перед небытием, уберечься от разного рода бед, неприятностей и несчастий. Это и понятно, потому что человек с самого начала ХХ века ориентирован даже не на естественные науки, как это было в XVIII веке, а на технические: все учились в технических институтах, все становились инженерами… Поэтому и к религии, как только она у нас была реабилитирована, люди подошли как к своего рода ноу-хау, руководству, как применить эту технологию к своей духовной жизни. И вера не стала абсурдной, безумной и открывающей путь к Богу, как это было у Авраама, Исаака или Иакова. Сегодняшняя вера очень часто бывает взвешенной, продуманной, разумной, технологичной, но вот этой абсурдности, о которой говорил Тертуллиан, безумия веры, которое видно в жизни святых, очень часто не бывает.

Современному человеку, говорит Юнг, религии больше не открываются изнутри, как средоточие души, они стали для него принадлежностью внешнего мира. Дух Святой не охватывает его Своим внутренним откровением. Современный человек пытается выбрать религию и убеждения и в конце концов снова отбросить их. Люди былого открывали для себя веру как нечто не связанное с той или иной конфессией, открывали ее как стояние над бездной. Когда мы думаем, скажем, о Блэзе Паскале, нас меньше всего касается, что он по рождению и по своей религиозной практике католик. Он вне какой бы то ни было конфессии, потому что он стоит на прямом пути к Богу.

Когда-то, я помню, один священник сказал о молитве: «А зачем все эти книги, молитвенники?.. Человеку достаточно знать “Отче наш” и “Богородице Дево, радуйся”». Не нужно слов. В молитве нужна сила, открытость Богу, распахнутость сердца. А слова – это всё лишнее… Даже Феофан Затворник постоянно говорит в своих письмах, что слова молитвы, какого-нибудь акафиста или канона – это своего рода прописи, по которым дети учатся писать. Эти прописи могут быть отброшены, как только человек усвоит, что такое молитва: безмолвная, бессловная, «умная», как говорят об Иисусовой молитве, когда она уже просто остается без слов.

Очень важную вещь заметил Юнг, что сегодняшний человек выбирает себе религию. Перед апостолами такого выбора не было. «Куда нам идти? – говорят они. – Ты имеешь глаголы вечной жизни» (ср. Ин 6: 68). Очень важно понимать: религия не может быть избрана, она сама собою входит в нашу жизнь, когда нас позовет Бог, когда Он откроется нам, когда перед нами раскроются приготовленные Им для нас богатства. По слову пророка, «не слышало того ухо, и не видел глаз, и на сердце человеку то не приходило, что уготовал Господь любящим Его» (ср. 1 Кор 2: 9). Когда же религиозность начинается с выбора веры, человек оказывается в духовном тупике…

Надо прямо сказать: религия, которую выбирает человек, со временем действительно отомрет, и в чем-то были правы те критики религии, которые говорили [об этом]. Она умрет как нечто выбираемое или как нечто человеческое и статическое. Но вера, которая дается, вера, которая является результатом того, что Бог удивительным, непостижимым образом (который меньше всего казался вчера для нас возможным) Сам открывается перед нами, – это то главное достояние человечества, которое никогда не устареет. Вера Авраама и наша с вами вера действительно вне времени. Лишь бы однажды услышать вот этот стук, о котором Христос говорит в Апокалипсисе: «Я стою у дверей и стучу, и кто услышит…» (ср. Откр 3: 20). Для этого, конечно, надо уметь слушать, но слух по отношению к Богу не всегда есть у сегодняшнего человека.

У Бога нет тиражирования отношений человека с Ним. У каждого эти отношения складываются особо, каждый как бы впервые в истории человечества открывает дорогу, ведущую к Богу. Миллиарды людей – миллиарды дорог, ведущие человека к Богу. Открывание этих дорог бывает трудным, долгим, небезопасным. У Спинозы есть хорошая мысль. Говоря о пути к Богу, о познании Бога, он пишет: «Если этот путь, который, как я показал, ведет к Богу, и кажется весьма трудным, всё же его можно найти. Да он и должен быть трудным, ибо, если бы спасение было у всех под руками и могло бы быть оценено без всякого труда, то тогда как бы мы могли пренебрегать им? Но всё прекрасное так же трудно, как и редко».

Когда мы говорим, что редко кто находит путь к Богу, это не значит, что нашедших этот путь мало. Это значит только, что каждый находит этот путь своими собственными усилиями, своею собственной дорогой, своими собственными тропинками. Я думаю, жизненность богословия владыки Антония заключается именно в том, что он умеет показать человеку, как искать этот путь, а потом вовремя уйти и не встать между ним и Богом; чтобы открыть человеку возможность – да, порой методом проб и ошибок – идти по своей дороге, сбиваться с пути, и вновь идти, и в конце концов увидеть этот ослепительный свет, который и