Под куполом - Стивен Кинг

— Не следует тебе знать. Я тебе уже говорил. Место безопасное, и этого достаточно.

— Итак, теперь это ты мне указываешь, что мне следует знать, — хотя произнес он это без обычного запала.

— В данном случае — да.

Большой Джим внимательно присмотрелся к своему сыну.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? Что-то ты бледный.

— Я в порядке. Просто болела голова. Уже проходит.

— Почему бы тебе не поесть? В холодильнике есть еще фетучинни, а микроволновка чудесно их готовит, — он улыбнулся. — Можем пошиковать, пока есть время.

Внимательный взгляд темных глаз на мгновение переместился на лужицу белого соуса на тарелке Большого Джима, а потом вновь вперился в отцовское лицо.

— Я не голоден. Когда мне нужно обнаружить трупы?

— Трупы? — вытаращился Большой Джим. — Что ты имеешь в виду, под «трупы»?

Джуниор улыбнулся, губы его задрались достаточно, чтобы продемонстрировать острые концы зубов.

— Не переживай. Тебе только доверия больше будет, если удивишься не меньше, чем все другие. Скажем так — едва лишь мы нажмем на курок, весь город будет готов повесить Бааарби на ближайшей кривой яблоне. Когда тебе надо, чтобы я это сделал? Этим вечером? Потому что все готово.

Большой Джим размышлял. Он смотрел вниз, на свой желтый блокнот, усеянный записями (и забрызганный соусом альфредо), но лишь два слова были обведены: газетная сука.

— Не сегодня. Мы сможем использовать его не только с Коггинсом, если правильно все разыграем.

— А если Купол исчезнет, пока ты будешь разыгрывать?

— Все будет хорошо, — произнес Большой Джим, тем временем думая: «А если мистер Барбара каким-то способом сумеет выскользнуть из ловушки — хотя едва ли, однако тараканы умеют находить щели, когда включается свет — в запасе всегда есть ты. Ты и те твои другие трупы». — А сейчас все-таки возьми себе чего-нибудь поесть, хотя бы немного салата.

Но Джуниор не пошевелился.

— Не тяни слишком долго, отец, — произнес он.

— Не буду.

Джуниор взвесил его слова, взвесил его самого этими своими темными глазами, которые сейчас казались такими странными, и наконец, похоже, потерял интерес. Зевнул.

— Я пойду к себе в комнату, немного посплю. Поем позже.

— Только не забудь. Ты очень похудел.

— Худой в масть, — ответил ему сын вместе с фальшивой улыбкой, которая беспокоила еще больше, чем его взгляд. Большому Джиму она показалась улыбкой скелета. Это натолкнуло его на мысль о человеке, который называл себя теперь Мастером и этим словно перечеркивал прошлую собственную жизнь под именем Фил Буши. Когда Джуниор вышел из кабинета, Большой Джим вздохнул с облегчением, сам того не осознав.

Он схватил пальцами ручку: так много всего надо сделать. И он все это сделает, и сделает хорошо. Ничего невероятного нет в том, что, когда все это закончится, его портрет может появиться на обложке журнала «Тайм».

4

Пока ее генератор еще находился на ходу — хотя едва ли он продержится долго, если она не достанет запасных баллонов с пропаном — Бренда имела возможность завести принтер своего мужа и сделать бумажные копии всего, что содержалось в папке ВЕЙДЕР.

Невероятный список нарушений, составленный Гови, которому он, вероятно, уже собирался дать ход, но не успел из-за своей смерти, на бумаге ей казался более реальным, чем на компьютерном экране. И чем дольше она читала этот список, тем более те нарушения, в ее понимании, были к лицу Джиму Ренни, которого она знала большую часть своей жизни. Она всегда знала, что он монстр, только не знала, что он такой большой монстр.

Даже материалы, касающиеся Коггинсовской церкви Иисуса-гимнаста, доказывали… хотя если она правильно все поняла, это и не церковь вовсе, а большая ханжеская химчистка, где вместо белья стирают деньги. Деньги от производства наркотиков, по словам ее мужа — «чуть ли не одного из самых больших за всю историю Соединенных Штатов».

Но существовали проблемы, с которыми столкнулись шеф местной полиции Гови Дюк Перкинс и генеральный прокурор штата. Эти проблемы и послужили причиной того, что операция «Вейдер» так надолго застряла в фазе собирания доказательств. Джим Ренни был не просто большим монстром; он был хитрым монстром. Именно поэтому он всегда предпочитал оставаться вторым выборным. Тропинку для него протаптывал Энди Сендерс.

Он же и исполнял роль подставной фигуры. Длительное время Гови имел твердые доказательства только против одного Энди. Он был главным фигурантом, сам о том едва ли подозревая, этот идиот, всегда готов был радостно поздороваться с кем-нибудь. Энди был первым выборным, первым дьяконом Святого Спасителя, первым в сердцах жителей города, и его подписи стояли первыми на муниципальных документах, которые исчезали в туманных финансовых болотах на Больших Каймановых островах и в Нассо на Багамах. Если бы Гови с генпрокурором штата поспешили, он, несомненно, стал бы и первым, кому бы пришлось сфотографироваться, держа в руках свой номер. Возможно, и единственным, если верил неизменным обещаниям Большого Джима, что все будет хорошо, если Энди будет держать язык за зубами. Вероятно, он бы так и действовал. Кто лучше сможет играть роль дурачка, чем идиот?

Этим летом дело продвинулось к той границе, за которой Гови уже усматривал конец игры.

Тогда имя Ренни начало появляться на кое-каких бумагах, которые попали к прокурору, и наиболее интересные из них были связаны с зарегистрированной в Неваде корпорацией «Таун Венчерз». Деньги этой корпорации исчезали не на востоке, на островах Карибского бассейна, а на западе — в материковом Китае, стране, где лекарства против насморка, антиконгестанты, можно покупать хоть тоннами, и никто тебе не будет задавать неудобных вопросов.

Почему Ренни позволил себе таким образом вынырнуть на поверхность? Гови Перкинс имел на это один единственный ответ: денежные потоки стали слишком большими, слишком быстрыми, с ними уже не могла управиться одна прачечная. Постепенно имя Ренни проявилось на бумагах, которые касались и с полдесятка других фундаменталистских церквей на северо-востоке. «Таун Венчерз» и те церкви (не говоря уже о нескольких религиозных радиостанциях, FM и средневолновых, однако ни одна из которых не достигала мощности РНГХ) были первыми настоящими ошибками Ренни. От них потянулись ниточки.

За ниточки можно было дернуть и рано или поздно — по обыкновению это случается рано — открылась бы вся сцена.

«Ты же не сможешь остановиться, правда? — думала Бренда, сидя за письменным столом своего мужа, читая распечатанные бумаги. — Ты уже нагромоздил миллионы, возможно, десятки миллионов, и риски сильно возросли, но остановиться ты не можешь. Как та обезьяна, которая не способна выбраться с ловушки, потому что не может расцепить пальцы, выпустить добытую пищу. Ты наворотил огромные от черта деньги, но живешь в томже самом старом трехэтажном доме, барыжишь старыми машинами на этом своем торжище на шоссе 119. Почему?»